- Я ничего тут не вижу особенно опасного!.. - говорил он, продолжая мрачно смотреть на Елену.

- Может быть, младенец очень велик... - тихо и несмело ему заметила акушерка.

- Ну да, врите больше!.. - возразил ей Елпидифор Мартыныч и, взяв Елену за руку, стал у нее пульс щупать, наклонив при этом даже голову, как бы затем, чтобы лучше чувствовать биение артерии.

- Кроме слабости и упадка сил, решительно ничего нет! - продолжал он, как бы рассуждая сам с собой. Затем Елпидифор Мартыныч, отошед от Елены, осмотрел ее уже издали. - Ну, прежде всего надобно помолиться богу! заключил он и начал молиться.

Акушерка, в подражение ему, тоже стала молиться.

Князь смотрел на всю эту сцену, стоя прислонившись к косяку и с каким-то бессмысленным выражением в лице. С Елпидифора Мартыныча между тем катился уже холодный пот, лицо у него было бледно, глаза горели какой-то решимостью.

- Потрудитесь, моя милая, теперь все, какие у вас есть, ковры и одеяла постлать на пол, чтоб сделать его помягче, - сказал он менее суровым голосом стоявшей в дверях горничной.

Та принялась исполнять его приказания. Елпидифор Мартыныч мрачно и внимательно смотрел на ее труды.

- Зачем вы все это делаете? - спросил его, наконец, князь, как бы пришедший несколько в себя.

- А вот затем, чтобы вы ушли отсюда!.. Ступайте!.. Ступайте!.. - сказал ему Елпидифор Мартыныч и почти вытолкнул князя за дверь, которую за ним затворил и сверх того еще и запер. Князь, очутившись в зале, стал, однако, с напряженным и каким-то трагическим вниманием прислушиваться к тому, что происходило за дверью.

- Ну-с, теперь все готово и отлично, - послышался ему голос Елпидифора Мартыныча. - Не угодно ли вам, милостивая государыня, привстать и пройтись немножко! - присовокупил он, видимо, относясь к Елене.

- Не могу!.. Не могу!.. - простонала было та на первых порах.

- Нет!.. Можете!.. Встаньте!.. Это необходимо, - к-ха! - говорил, кашлянув слегка, Елпидифор Мартыныч.

Когда Елена начала вставать, то к ней, должно быть, подошла на помощь акушерка, потому что Елпидифор Мартыныч явно, что на ту крикнул: "Не поддерживайте!.. Не ваше дело!..", - и после того он заговорил гораздо более ласковым тоном, обращаясь, конечно, к Елене: "Ну, вот так!.. Идите!.. Идите ко мне!"

Елена, вероятно, подходила к нему.

- К-ха! - кашлянул вдруг страшнейшим образом Елпидифор Мартыныч, а вместе с тем страшно вскрикнула и Елена.

Князь толкнулся было в дверь, но она не уступила его усилиям. Прошло несколько страшных, мучительных мгновений... Князь стоял, уткнувшись головою в дверь, у него все помутилось в голове и в глазах; только вдруг он затрепетал всем телом: ему послышался ясно плач ребенка... Князь опустился на стоявшее около него кресло; слезы, неведомо для него самого, потекли у него по щекам. "Боже, благодарю тебя!" - произнес он, вскидывая глаза к небу.

Долго ли просидел князь в таком положении, он сам того не знал, наконец, запертая дверь отворилась, и в ней показался Елпидифор Мартыныч.

- Ну что, благополучно? - спросил его трепещущим голосом князь и с еще более выступившими слезами на глазах.

- Всеотличнейшим манером!.. Сына-с вам подарила!.. - отвечал Елпидифор Мартыныч как бы веселым голосом, хоть холодный пот все еще продолжал у него выступать на лбу, так что он беспрестанно утирал его своим фуляровым платком.

Князь в радости своей не спросил даже Елпидифора Мартыныча, что такое, собственно, он сделал с Еленой, а между тем почтенный доктор совершил над нею довольно смелую и рискованную вещь: он, когда Елена подошла к нему, толкнул ее, что есть силы, в грудь, так что сна упала на пол, и тем поспособствовал ее природе!.. Способ этот Елпидифор Мартыныч заимствовал у одной деревенской повитухи, которая всякий раз и с большим успехом употребляла его, когда родильницы трудно рожали. Сам же Елпидифор Мартыныч употребил его всего только другой раз в жизни: раз в молодости над одной солдаткой в госпитале, так как о тех не очень заботились, - умирали ли они или оставались живыми, и теперь над Еленой: здесь очень уж ему хотелось блеснуть искусством в глазах ее и князя! Довольный и торжествующий, он сел в зале писать рецепт, а князь потихоньку, на цыпочках вошел в спальню, где увидел, что Елена лежала на постели, веки у ней были опущены, и сама она была бледна, как мертвая. Князь не осмелился даже подойти к ней и пробрался было в соседнюю комнату, чтобы взглянуть на сына; но и того ему акушерка на одно мгновение показала, так что он рассмотрел только красненький носик малютки. Князь после того, как бы не зная, чем себя занять, снова возвратился в залу и сел на прежнее свое место; он совершенно был какой-то растерянный: радость и ужас были написаны одновременно на лице его. Елпидифор Мартыныч, кончив писание рецепта, обратился к нему:

- Вот-с, извольте все это взять в аптеке и употреблять по назначению, а завтра часов в двенадцать я опять к вам заеду, - проговорил он, затем встал, отыскал свою шляпу и проворно пошел.

Князь тут только вспомнил, что надобно было заплатить Елпидифору Мартынычу, и поспешил его догнать.

- Благодарю вас, - говорил он, суя ему в руку пятьсот рублей сериями, которые случились у него в кармане.

- Не нужно-с! Не нужно! - ответил вдруг Елпидифор Мартыныч, кинув быстрый взгляд на деньги и отстраняя их своей рукой от себя. - Я не из корысти спасал больную, а прежде всего - по долгу врача, а потом и для того, чтобы вы оба устыдились и не на каждом бы перекрестке кричали, что я дурак и идиот: бывают обстоятельства, что и идиоты иногда понадобятся!

Говоря это, Елпидифор Мартыныч блистал удовольствием от мысли, что он мог так великодушно и так благородно отомстить князю и Елене. Первый же стоял перед ним с потупленным и нахмуренным лицом.

- Пожалуйста, возьмите!.. - повторил он еще раз, протягивая опять к Елпидифору Мартынычу руку с деньгами.

- Не возьму-с! - отвечал тот, снова кинув какой-то огненный взор на деньги и надевая калоши. Через минуту он хлопнул дверьми и скрылся совсем из глаз князя.

За минутами такого торжества для Елпидифора Мартыныча вскоре последовали и минуты раскаяния. Приехав домой, он лег, было, в постель, но заснуть не мог и вдруг, раздумавшись, ужасно стал досадовать на себя, зачем он не взял от князя денег. "Вот дурак-то я!" - говорил он сам с собой, повертываясь с одного бока на другой. "Вот дуралей-то!" - прибавлял он, повертываясь опять на прежний бок, и таким образом он промучился до самого утра, или, лучше сказать, до двенадцати часов, когда мог ехать к Жиглинской, где ожидал встретить князя, который, может быть, снова предложит ему деньги; но князи он не нашел там: тот был дома и отсыпался за проведенную без сна ночь. Елпидифор Мартыныч надеялся на следующий день, по крайней мере, встретить князя и действительно встретил его; князь был с ним очень внимателен и любезен, но о деньгах ни слова, на следующий день тоже, - и таким образом прошла целая неделя. Елпидифор Мартыныч потерял всякое терпенье и раз даже не выдержал и сказал акушерке:

- А что, вам не платили еще ничего здесь?

- Нет, не платили, а что же?

- Да так, мне тоже; я сам, впрочем, имел глупость: тогда князь тотчас же после родов предлагал мне тысячу рублей, а я не взял. Как думаю, брать в такую минуту, - сами согласитесь!

- Конечно! - согласилась акушерка. - Но что же, все равно, он после вам заплатит.

- Да ведь то-то после заплатит - к-ха!.. Как тоже он понял мои слова? Может быть, он думает, что я никогда не хочу с него брать денег... Нельзя ли вам этак, стороной, им сказать: - "А что, мол, платили ли вы доктору? Пора, мол, везде уж по истечении такого времени платят!"

- Ни за что, ни за что! - воскликнула акушерка. - Они, пожалуй, подумают, что этим я хочу о плате себе напомнить, ни за что!

- Ну, глупо! Другой раз вас ни на какую практику с собой не приглашу! сказал Елпидифор Мартыныч.

- Пожалуй, не приглашайте! Сделайте такое ваше одолжение! - отвечала насмешливо акушерка{212}.