Князь при этом не удержался и улыбнулся, а Елена сконфузилась.

- Как ты, однако, глупа, Марфуша! - проговорила она.

При этом Марфа уже покраснела и сейчас же скрылась, а через несколько минут действительно Елизавета Петровна, как это видно было из окон, уехала с ней на лихаче-извозчике. Дочь таким образом она оставила совершенно с глазу на глаз с князем.

- Ну, подите сюда и сядьте около меня! - сказала ему Елена.

Князь подошел и сел около нее.

Елена положила ему голову на плечо.

- Что, много изволили с супругой вашей вчера любезничать? - спросила она его насмешливо.

- Напротив-с, очень мало! - отвечал он ей тоже насмешливо.

- Я думаю!.. - воскликнула Елена. - Ах, какой, однако, ты гадкий человек - ужас! - прибавила она, протягивая свои красивые ноги по дивану.

- Но чем же, однако, позвольте вас спросить? - сказал князь, все еще желавший и продолжавший отшучиваться.

- А тем, что... ну, решился провести этот день с женой. И скажи прямо, серьезно, как вон русские самодуры говорят: "Хочу, мол, так и сделаю, а ты моему нраву не препятствуй!". Досадно бы, конечно, было, но я бы покорилась; а то приехал, сначала хитрить стал, а потом, когда отпустили, так обрадовался, как школьник, и убежал.

- Ты в самом деле меня за какую-то дрянь совершенную почитаешь... проговорил князь уже не совсем довольным голосом.

- Да ты дрянь и есть! - подхватила Елена и сама при этом, как бы не удержавшись, взглянула ему с нежностью в лицо.

- Так вот же тебе за это по русскому самодурству, если оно так тебе нравится! - сказал князь и слегка приложил свою руку к щечке Елены.

Она схватила его руку и начала ее целовать, целовать!

- Милый мой, ангел мой, я ужасно тебя люблю! - шептала она.

- А я разве меньше тебя люблю? - шептал тоже князь, целуя ее в лицо.

- Меньше!.. Постой, однако, - проговорила Елена, приподнимаясь с дивана, - мне что-то тут нехорошо, - прибавила она, показывая на горло. Ужасно какой противный вкус во рту.

- Но ты не скушала ли чего-нибудь?

- Нет, у меня с неделю это чувство... Какое-то отвращение почти от всякой пищи!

- Может быть, это симптомы чего-нибудь? - спросил князь.

- Может быть!.. Но, друг мой, - продолжала Елена каким-то капризным голосом, - мне хочется жить нынче летом на даче в Останкине. Я, помню, там в детстве жила: эти леса, пруды, дорога в Медведково!.. Ужасно как было весело! Я хочу и нынешнее лето весело прожить.

- Что ж, и отлично! - подхватил князь.

- А ты будешь ли ко мне каждый день ездить? - спросила Елена.

- Я и сам там найму, чем мне ездить, - отвечал князь.

- Скажите, пожалуйста!.. Но вы забыли, как княгиня еще позволит вам это.

- Я княгиню и спрашивать не буду, а скажу ей только, что мы переедем туда.

- Ах, какой ты здесь храбрый, ужасно какой храбрый! - воскликнула Елена.

Князю заметно уж стало и не нравиться такое подсмеиванье над ним.

- Ревность никак не высокое чувство и извинительна только самым необразованным людям! - проговорил он, нахмуривая лоб.

- Я это знаю очень хорошо! - возразила Елена. - Но она в таком только случае не извинительна, когда кто прямо говорит: "Я вас не люблю, а люблю другую!", а если говорят напротив...

- А если говорят напротив, так так, значит, и есть! - перебил ее резко князь. - И чем нам, - прибавил он с усмешкою, - предаваться бесполезным словопрениям, не лучше ли теперь же ехать в Останкино и нанять там дачи?

- Ах, я очень рада! - воскликнула Елена в самом деле радостным голосом.

- Ну, так поедемте; время откладывать нечего.

- Сию минуту, только приоденусь немного, - отвечала Елена и ушла.

Князь, оставшись один, погрузился в размышления. Его смутили слова Елены о постигающих ее припадках: что, если эти припадки подтвердятся? Страх и радость наполнили при этой мысли сердце князя: ему в первый раз еще предстояло это счастие; но как встретить это событие, как провести его потом в жизни? Когда Елена вошла в шляпке и бурнусе, он все еще продолжал сидеть, понурив голову, так что она принуждена была дотронуться веером до его плеча.

- Я готова! - проговорила она.

- Едемте-с! - сказал князь, и через несколько времени они уже катили в его карете по дороге к Останкину.

Елена сидела, прижавшись в угол экипажа.

- Как бы я желала, чтобы карета эта далеко-далеко и навсегда увезла нас из Москвы! - сказала она.

- Да, недурно бы это было! - согласился и князь, сохраняя свой задумчивый и рассеянный вид; его все еще не оставляла мысль о припадках Елены. В Останкине они прежде всего проехали в слободку и наняли там очень хорошенькую дачку для Елены. Князь хотел было сразу же отдать хозяину все деньги.

- Не смейте этого делать! - крикнула на него по-французски Елена и подала хозяину дачи из своего кошелька двадцать пять рублей серебром.

- Но почему же?.. - спросил ее князь тоже по-французски, опять нахмуривая лоб.

- А потому, - отвечала Елена, - что жена ваша и без того, вероятно, думает, что я разоряю вас...

Лицо князя приняло еще более сердитое выражение.

- Ядовито сказано, хоть несправедливо совершенно, - произнес он.

Из слободки князь и Елена прошли через сад к главному дворцу; здесь князь вызвал к себе смотрителя дома; оказалось, что это был какой-то старый лакей. Прежде всего князь назвал ему фамилию свою; лакей при этом сейчас же снял шапку.

- Что, ваши флигеля свободны? - спросил князь.

- Свободны-с! - отвечал лакей.

- Ну, так скажите вашему управляющему, что оба эти флигеля я оставляю за собой на лето и чтобы он прислал мне записку, что они за мной.

- Слушаю-с! - отвечал ему лакей почтительно.

Покуда происходили все эти наниманья, солнце почти село, и на дворе становилось довольно свежо.

- Я начинаю, однако, зябнуть, - проговорила Елена.

- Поедемте скорее домой, - сказал с заботливостью князь, подсаживая ее в карету, где она не преминула спросить его: зачем он, собственно, нанял два флигеля?

- Затем, что в одном будет жить княгиня, а в другом я, - отвечал флегматически князь.

Елена на это ничего не сказала, но только удовольствие, видимо, отразилось в ее подвижном лице.

При обратном пути кучер поехал несколько другой дорогой, и, таким образом, пришлось проезжать мимо дома Анны Юрьевны. Было всего еще девять часов.

- Заедемте к вашей начальнице! - сказал князь Елене.

- Э, нет! Я всегда терпеть не могла бывать у всех моих начальниц, отвечала Елена.

- Это не такая начальница; я вас сближу несколько с нею. Пожалуйста, заедемте! - уговаривал князь.

Ему, по преимуществу, хотелось посмотреть, как Анна Юрьевна примет Елену после того, как узнала она тайну ее отношения к нему.

- Хорошо, заедем, если тебе так уж этого хочется, - согласилась Елена.

- Я только предуведомлю ее о вас, - сказал князь, войдя с Еленою в залу Анны Юрьевны и уходя вперед ее в кабинет к той.

- Я к вам, кузина, заехал с mademoiselle Жиглинской! - сказал он.

- Ах, очень рада! - отвечала Анна Юрьевна каким-то странным голосом.

Анна Юрьевна вовсе не считала любовь чем-нибудь нехорошим или преступным, но все-таки этот заезд к ней кузена со своей любовницей, которая была подчиненною Анны Юрьевны, показался ей несколько странным и не совсем приличным с его стороны, и потому, как она ни старалась скрыть это чувство, но оно выразилось в ее голосе и во всех манерах ее.

- Пожалуйте сюда, mademoiselle Helene! - крикнула она, услышав, что та в зале дожидается.

Елена вошла. Она заметно конфузилась несколько.

- Vous etes bien aimable[107], что заехали ко мне, - продолжала Анна Юрьевна, крепко пожимая ей руку. - Прошу вперед посещать меня sans ceremonie[108].

- Но я могу помешать вашим занятиям! - возразила ей Елена.