- Он не знает, что мы его земляки. По-моему, надо во всем признаться ему и попросить помочь нам.

Когда я добрался до родника, то увидел, что Фидель промывает старику язвы. Это зрелище растрогало меня. Сильва, заслышав мои шаги, устыдился своего жалкого вида и поспешил опустить штанину до щиколотки. Смущенным голосом он ответил на мое приветствие.

- Откуда у вас эти струпья?

- Вы и не поверите, сеньор. Это укусы пиявок. Добывая каучук, мы живем в болотах; эти проклятые пиявки облепляют нас, и пока каучеро вытягивает кровь из дерева, пиявки сосут его собственную кровь. Сельва обороняется от своих палачей, и в конце концов побежденным оказывается человек.

- Значит, борьба идет не на жизнь, а на смерть?

- Да, сеньор! А ведь в сельве живут не одни пиявки. Не говоря уже о москитах и муравьях, там водятся двадцатичетырехножка и тамбоча, ядовитые, как скорпионы. Хуже того, сельва точно подменяет человека, она развивает в нем самые низменные инстинкты: жестокость разливается ядом в его душе, алчность палит сильнее лихорадки. Жажда золота поддерживает слабеющие силы, и запах каучука сводит с ума мечтой о миллионах. Пеон работает в поте лица, надеясь стать предпринимателем, выбраться в один прекрасный день в большой город, промотать там привезенный с собой каучук, насладиться любовью белых женщин и месяцами пьянствовать; его окрыляет сознание, что в лесах тысячи рабов отдают свою жизнь, доставляя ему все эти удовольствия, как он сам когда-то это делал ради своего бывшего хозяина. Но действительность подрубает крылья мечтам, а бери-бери - плохой друг. Многие погибают от горячки, обнимая истекающее соком дерево. Припав пересохшим ртом к его коре, чтобы не водой, а хотя бы жидким каучуком утолить лихорадочную жажду, они сгнивают там, как опавшие листья, обглоданные крысами и миллионами муравьев, единственными миллионами, которые достаются им после смерти.

Судьба других складывается удачней: за жестокость их выдвигают в надсмотрщики, и они поджидают каждый вечер рабочих, чтобы получить от них добытый каучук и занести в конторскую книгу его стоимость. Надсмотрщики всегда недовольны трудом каучеро, и злоба их измеряется числом ударов хлыста. Сдавшему десять литров сока они записывают пять и наживаются на этом, тайком сбывая свои запасы предпринимателям из другой области или обменивая припрятанный каучук на водку и товары заехавшему в сирингали торговцу. То же самое делают и многие пеоны. Сельва толкает их на гибель, и они тайно и безнаказанно грабят и убивают друг друга. Ведь до сих пор никто не слыхал, что рассказывают деревья сельвы о порожденных ею трагедиях.

- Зачем же вы терпите такие муки? - спросил я с негодованием.

- Несчастья хоть кого придавят, сеньор...

- Почему же вы не возвращаетесь на родину? Как нам освободить вас?

- Спасибо, сеньор.

- А пока надо вылечить ваши язвы. Дайте я посмотрю их.

Хотя старик стыдливо упирался, я засучил ему штаны, присел на корточки и осмотрел его ногу.

- Ты ослеп, Фидель? У него же в ранах черви?

- Да, надо нарвать листьев отoбы и вывести их.

Старик, охая, причитал:

- Да как же это так? Какой стыд! Черви! Черви! Должно быть, я заснул как-нибудь среди дня, и меня облепили мухи.

Когда мы вели его в барак, он повторял:

- Черви! Человека заживо съели черви!

- Знайте, дон Клементе,- сказал я ему в тот же день,- что я по натуре своей - Друг слабых и обездоленных. Даже если бы я знал, что завтра вы нас предадите, я сжалился бы сегодня над беспомощным стариком. Вы можете не верить моим словам, но вспомните: ведь мы могли бы вас прикончить уже за одно то, что вы - сообщник такого разбойника, как Кайенец. Вы спрашиваете, куда мы уведем вас, и просите позволения выстирать перед смертью свои лохмотья. Знайте же, что мы не собираемся ни убивать, ни уводить вас с собой. Наоборот, я прошу вас помочь нам: мы ваши земляки и пришли сюда одни.

Старик вскочил на ноги, словно желая убедиться, не сон ли все это. Он недоверчиво уставился на нас и, простирая к нам руки, воскликнул:

- Вы колумбийцы! Вы колумбийцы!

- Да, мы ваши земляки и друзья.

Дон Клементе отечески прижал нас к своей груди, а потом, дрожа от волнения, засыпал нас сбивчивыми вопросами о родине, о нашем путешествии, о наших именах.

- Сначала поклянитесь, что мы можем рассчитывать на вашу верность.

- Клянусь богом и его правосудием!

- Очень хорошо. Но что вы посоветуете? Как вы думаете, убьет нас Кайенец? Или нам придется убить его? Старик не понял меня, и я поставил вопрос по-иному:

- Как по-вашему: Кайенец может сюда возвратиться?

- Не думаю. Он уехал на Каньо Гранде грабить каучук и ловить индейцев. Ему нет расчета возвращаться сейчас в свою факторию на Гуаракy; там ждет его "мадонна", а он задолжал ей.

- Какая такая мадонна?

- Так прозвали турчанку Сораиду Айрам. Она путешествует по этим рекам, занимается меновой торговлей с сирингеро и держит в Манaос большой магазин.

- Слушайте. Вы должны вывести нас на Гуараку, чтобы мы успели переговорить с сеньорой Сораидой Айрам до возвращения Кайенца.

- Я хорошо знаю мадонну; мне приходилось служить у нее. Она вывезла меня на Рио-Негро с Путумайо. Со мной там плохо обращались, я бросился к ее ногам и упросил купить себя. Я был должен хозяину две тысячи солей 1, [1 Соль перуанская денежная единица.] но донья Сораида зачла эту сумму по взаиморасчетам с ним и увезла меня в Манаос и Икитос, не платя мне никакого жалованья, а потом продала меня за шесть конто 2 [2 Конто - крупная бразильская монета.] Мигелю Песилю, тоже турку: он и увел меня на каучуковые разработки Наранхаля и Ягуанари.

- Что? Что вы говорите? Вы знаете сирингали на Ягуанари?

Франко, Эли и мулат вскричали:

- Ягуанари?.. Ягуанари? Да ведь мы сами ищем туда дорогу!

- Да, сеньоры, Ягуанари. По словам мадонны, туда на разработки месяц назад прибыли двадцать колумбийцев и несколько женщин.

- Двадцать? Только двадцать? Их было семьдесят два человека!

Наступило скорбное молчание. Побледнев от ужаса, мы смотрели друг на друга и бессознательно повторяли: "Ягуанари! Ягуанари!"

- Как я вам уже сказал, - прибавил дон Клементе Сильва, когда мы поведали ему нашу одиссею, - вот все, что мне известно. Я знаю Барреру понаслышке, знаю, что он имеет дела с Песилем и Кайенцем. Они собираются выйти из компании с мадонной; донья Сораида требует уплаты долгов и отказывается предоставить им новую отсрочку. Я слышал, что Баррера обязался доставить из Колумбии двести каучеро, но привез оттуда в несколько раз меньше, потому что расплачивался по дороге за старые долги завербованными им каучеро. Кроме того, нас, колумбийцев, невысоко ценят в этих местах, говорят, что мы строптивы и сбегаем при первой возможности. Я прекрасно понимаю ваше желание увидаться с мадонной. И все же наберитесь терпения. Мое дежурство кончится лишь в субботу.