Карелин заявил, что ЦИК не может решить этот важный вопрос. Надо передать его в особую комиссию. Затем он произнёс страстную речь в защиту свободы печати.
Затем выступил Ленин, спокойно, бесстрастно. Он морщил лоб, говорил, медленно подбирая слова; каждая его фраза падала, как молот.
«Гражданская война ещё не закончена, перед нами всё ещё стоят враги, следовательно, отменить репрессивные меры по отношению к печати невозможно.
Мы, большевики, всегда говорили, что, добившись власти, мы закроем буржуазную печать. Терпеть буржуазные газеты - значит перестать быть социалистом. Когда делаешь революцию, стоять на месте нельзя: приходится идти либо вперёд, либо назад. Тот, кто говорит теперь о “свободе печати”, пятится назад и задерживает наше стремительное продвижение к социализму.
Мы сбросили иго капитализма, как первая революция сбросила иго царского самодержавия. Если первая революция имела право воспретить монархические газеты, то и мы имеем право закрывать буржуазные газеты. Нельзя отделять вопрос о свободе печати от других вопросов классовой борьбы. Мы обещали закрыть эти газеты и должны закрыть их. Огромное большинство народа идёт за нами!
Теперь, когда восстание уже позади, мы не имеем ни малейшего намерения запрещать газеты других, социалистических партий, поскольку они не призывают к вооружённому восстанию или к неповиновению Советскому правительству. Однако мы не позволим им под предлогом свободы социалистической печати захватить бумажную и типографскую монополию, пользуясь тайной поддержкой буржуазии… Технические средства печати должны стать собственностью Советского правительства и распределяться в первую голову между социалистическими партиями в строгом соответствии с относительной численностью их последователей…»
Перешли к голосованию. Резолюция Ларина и левых эсеров была отвергнута тридцатью одним голосом против двадцати двух. Точка зрения Ленина собрала тридцать четыре голоса против двадцати четырёх. [84] Большевики Рязанов и Лозовский голосовали с меньшинством; они заявили, что не могут подавать голос за какое бы то ни было ограничение свободы печати.
После этого левые эсеры заявили, что больше не могут принимать на себя ответственность за происходящее, и ушли из Военно-революционного комитета, а также со всех прочих ответственных постов.
Из Совета Народных Комиссаров вышли пять членов: Ногин, Рыков, Милютин, Теодорович и Шляпников. При этом они сделали следующее заявление:
«Мы стоим на точке зрения необходимости образования социалистического правительства из всех советских партий. Мы считаем, что только образование такого правительства дало бы возможность закрепить плоды героической борьбы рабочего класса и революционной армии в октябрьско-ноябрьские дни.
Мы полагаем, что вне этого есть только один путь: сохранение чисто большевистского правительства средствами политического террора. На этот путь вступил Совет Народных Комиссаров. Мы на него не можем и не хотим вступать. Мы видим, что это ведёт к отстранению массовых пролетарских организаций от руководства политической жизнью, к установлению безответственного режима и к разгрому революции и страны. Нести ответственность за эту политику мы не можем и потому слагаем с себя пред ЦИК звание Народных Комиссаров».
Это заявление было подписано и некоторыми другими комиссарами, впрочем, не оставившими своих постов: Рязановым, Дербышевым из управления печати, Арбузовым из государственной типографии, Юреневым из Красной Гвардии, Фёдоровым из комиссариата труда и секретарём отдела разработки законодательных предположений Лариным.
В то же время Каменев, Рыков, Милютин, Зиновьев и Ногин вышли из Центрального Комитета большевистской партии, сделав публичное заявление о причинах этого шага:
«…Мы считаем, что создание такого правительства (составленного из представителей всех советских партий) необходимо ради предотвращения дальнейшего кровопролития, надвигающегося голода, разгрома революции калединцами, обеспечения созыва Учредительного собрания в назначенный срок и действительного проведения программы мира, принятой II Всероссийским съездом Советов Р. и С. Депутатов…
Мы не можем нести ответственность за эту гибельную политику ЦК, проводимую вопреки воле громадной части пролетариата и солдат, жаждущих скорейшего прекращения кровопролития между отдельными частями демократии.
Мы складываем с себя поэтому звание членов ЦК, чтобы иметь право откровенно сказать своё мнение массе рабочих и солдат…
Мы уходим из ЦК в момент победы, в момент господства нашей партии, уходим потому, что не можем спокойно смотреть, как политика руководящей группы ЦК ведёт к потере рабочей партией плодов этой победы, к разгрому пролетариата…».
Рабочие и солдаты гарнизона волновались, посылали делегации в Смольный и на конференцию по формированию нового правительства, где раскол между большевиками вызвал живейшую радость.
Но ответ ленинцев был быстрым и беспощадным. Шляпников и Теодорович подчинились партийной дисциплине и вернулись на свои посты. Каменев был смещен с поста председателя ЦИК, и на его место выбрали Свердлова. Зиновьева устранили от председательствования в Петроградском Совете. Утром 20 (7) ноября «Правда» вышла с яростным обращением к русскому народу, написанным Лениным, размноженным в сотнях тысячах экземпляров, расклеенным на всех стенах и распространённым по всей России: [85]
«Второй Всероссийский съезд Советов дал большинство партии большевиков. Только правительство, составленное этой партией, является, поэтому, Советским правительством. И всем известно, что Центральный Комитет партии большевиков, за несколько часов до образования нового правительства и до предложения списка его членов Второму Всероссийскому съезду Советов, призвал на своё заседание трёх виднейших членов группы левых эсеров, товарищей Камкова, Спиро и Карелина, и предложил им участвовать в новом правительство. Мы крайне сожалеем, что товарищи левые эсеры отказались, мы считаем их отказ недопустимым для революционера и сторонника трудящихся, мы во всякое время готовы включить левых эсеров в состав правительства, но мы заявляем, что, как партия большинства на Втором Всероссийском съезде Советов, мы вправе и обязаны перед народом составить правительство…
Товарищи! Несколько членов ЦК нашей партии и Совета Народных Комиссаров, Каменев, Зиновьев, Ногин, Рыков, Милютин и немногие другие, вышли вчера, 4-го ноября, из ЦК нашей партии и - три последних - из Совета Народных Комиссаров… Ушедшие товарищи поступили, как дезертиры, не только покинув вверенные им посты, но и сорвав прямое постановление ЦК нашей партии о том, чтобы обождать с уходом хотя бы до решений петроградской и московской партийных организаций. Мы решительно осуждаем это дезертирство. Мы глубоко убеждены, что все сознательные рабочие, солдаты и крестьяне, принадлежащие к нашей партии или сочувствующие ей, так же решительно осудят поступок дезертиров…
Припомните, товарищи, что двое из дезертиров, Каменев и Зиновьев, уже перед восстанием в Петрограде выступили, как дезертиры и как штрейкбрехеры, ибо они не только голосовали на решающем собрании ЦК 10 октября 1917 г. против восстания, но и после состоявшегося решения ЦК выступали перед партийными работниками с агитацией против восстания… и великий подъём масс, великий героизм миллионов рабочих, солдат и крестьян в Питере и Москве, на фронте, в окопах и в деревнях, отодвинул дезертиров с такой же лёгкостью, с какой железнодорожный поезд отбрасывает щепки.
Пусть же устыдятся все маловеры, все колеблющиеся, все сомневающиеся, все давшие себя запугать буржуазии или поддавшиеся крикам её прямых и косвенных пособников. Ни тени колебаний в массах петроградских, московских и других рабочих и солдат нет… Но никаким ультиматумам интеллигентских группок, за коими массы не стоят, за коими на деле стоят только корниловцы, савинковцы, юнкера и пр., мы не подчинимся…».