На пути к Святой Земле Византийская империя всегда была для крестоносцев камнем преткновения, и он теперь был убран. Но являются ли легкие решения лучшими? Взятие Константинополя, неожиданно обогатившее баронов и повлекшее за собой утрату крестоносного духа, доказывает обратное.
III. Искушение Египтом
Можно, пожалуй, подумать, что существование франкской Сирии, мелкого королевства, зажатого необъятными мусульманскими территориями, простиравшимися от Ирана до Марокко и от берегов Каспия до побережья Атлантики, протекало в беспрестанных сражениях. Однако, как заметил Жан Ришар, примерно за сто лет (1192-1291) королевство Сирии имело восемьдесят лет мира[42]. Дело в том, что вскоре после завоевания франки поняли, что могут в своих интересах заключать союзы с мусульманами, поскольку при своих огромных размерах мусульманский мир был далек от монолитности. На протяжении всей истории Иерусалимского королевства "местные" франки, родившиеся или обосновавшиеся в этой стране, не сходились с вновь прибывшими крестоносцами, прежде всего, в том, что они усвоили практику переговоров с мусульманами, из которых они умели и могли делать союзников против остального мусульманского мира. Они научились проникать в щели мусульманского мира, что было непонятно для других; поэтому крестовый поход Людовика VII опрометчиво вылился в атаку города Дамаска с которым первые крестоносцы давно уже, напротив, хорошо ладили.
Но следует сказать, что "местные" сами вскоре поняли что имеют дело с постоянно возобновляемой работой поскольку в мусульманском мире союзы мало надежны, и вчерашние друзья завтра становятся врагами, к тому же постоянно угрожали внутренние волнения
Поэтому в течение всей истории крестовых походов в разных постоянно обновлявшихся формах вставал египетский вопрос Египет представал перед западными людьми в своего рода ореоле и был столь же притягательным, как и Палестина, хотя и по другим причинам Если в евангельских рассказах он был лишь временным убежищем для Спасителя избавившим его от избиения младенцев Иродом, то зато в Ветхом Завете он играет важную роль и потому паломники в Святую Землю никогда не упускали возможности, если такая предоставлялась, дополнить посещение Святых мест в Палестине паломничеством в Египет. Этому мы обязаны восхищенными описаниями, особенно в XIV и XV вв , этой земли, где протекает река, которую считали одной из четырех, берущих начало в земном раю, и на берегах которой возвышаются удивительные памятники египетской древности, пирамиды, называвшиеся тогда "амбарами Фараона" ("Это неправда, поскольку внутри они не полые, в действительности они являются гробницами царей Египта", – заметил в своем сообщении паломник начала XVI в Греффин Аффагарт ) В Египте особенно чтили память Моисея, и ему был посвящен монастырь на горе Хореб, а также Св. Екатерины, о которой говорили, что она выдержала диспут с докторами из Александрии, ее тело было якобы перевезено на гору Синай, где и сейчас существует почитаемый монастырь ее имени.
Достаточно, с другой стороны, бросить взгляд на карту, чтобы понять весь интерес христиан к отделению Египта от государства Алеппо или Дамаска и от всей месопотамской державы, в XIII в это была неизменно преследуемая политическая цель, по крайней мере, когда проводилась последовательная политика Основные линии этой политики были намечены в первый период существования франкской Сирии. На протяжении всего правления в XII в. Амори I, одного из наиболее деятельных и предусмотрительных королей Иерусалима, доминирующим в политике был египетский вопрос, разрешенный им наиболее благоприятно для его королевства, поскольку Египет на некоторое время стал франкским протекторатом.
Условия установления протектората изложены с обычным мастерством Гильомом Тирским, историком Амори I и свидетелем переговоров, ведшихся этим королем и его советниками. В то время правитель Алеппо, свирепый Нуреддин, тюркского происхождения, захватил Дамаск (25 апреля 1154 г.) и объединил таким образом мусульманскую Сирию. Египет же был в руках последних представителей династии Фатимидов, находившейся в состоянии полного упадка и переживавшей постоянные заговоры и трагедии при своем дворе, "вероятно, самым коррумпированным, какой когда-либо был"[43]. Более того, Фатимиды считались большей частью мусульман еретиками. В 1153 г. в Каире разыгралась самая тяжелая драма, когда один из придворных, Диргхам, изгнал визиря Шавера и организовал избиение семидесяти эмиров, что, судя по восточным хроникам, сильно ослабило египетскую армию. Шавер обратился за помощью к Нуреддину, а тем временем король Иерусалима Амори отправил в долину Нила армию, оказавшуюся впоследствии ему полезной.
Шавер, восстановив свою власть в государстве с помощью Нуреддина, очень скоро начал тяготиться зависимостью от сирийской державы. Ширкух, дядя знаменитого Саладина, делавшего тогда свои первые шаги на военном поприще, смотрел на Египет как на завоеванную страну, и, держа там свои военные силы, облагал население поборами по своей воле. Чтобы избавиться от него, Шавер не замедлил воззвать к королю Иерусалима. И первая египетская кампания завершилась изгнанием из Египта армии Ширкуха в 1164 г.; и когда по приказу Нуреддина он во второй раз вторгся в Египет в 1167 г., Шавер вновь обратился за помощью к Амори. Так франкский король стал своего рода арбитром в противостоянии двух сил исламского мира, которые вели между собой не только войну интересов, но и войну религиозную, ортодоксальных суннитов против еретиков шиитов.
Именно по этому поводу была написана любопытная страница истории крестовых походов о приеме Каирским халифом, под руководством его визиря Шавера, двух франкских рыцарей, Гуго Кесарийского и тамплиера Жоффруа. Халиф Египта, совсем молодой человек, "жгучий брюнет, высокого роста, с красивым лицом и очень великодушный, живший среди множества женщин", принял их в покоях своего дворца, произведших на франкских баронов неизгладимое впечатление: "Там были мраморные бассейны, полные чистейшей воды, всюду слышно было щебетанье многочисленных неведомых у нас птиц… Для прогулок были галереи с мраморными колоннами, инкрустированными золотом, и со скульптурами; пол был выложен разными материалами, и вообще весь этот променад был действительно достоин королевского величества… Далее начальник евнухов провел их в другие помещения, еще более красивые, чем первые, там были разнообразные и удивительные четвероногие, каких только может изобразить рука художника, описать поэт или можно увидеть во сне, то есть такие, какие водятся в странах Востока и Юга и неизвестны на Западе".
В этой обстановке из сказок "Тысячи и одной ночи" визирь Шавер представил посланцев короля Иерусалима своему сеньору: "Удивительно быстро раздвинулся златотканый занавес, украшенный множеством драгоценных камней и висевший посреди зала, скрывая трон; и тогда появился халиф, представляя свое лицо всем устремленным на него взорам, он сидел на золотом троне в одежде более великолепной, чем королевская, в окружении небольшого числа домашних слуг и близких евнухов. Тогда визирь смиренно, с величайшим почтением подошел к государю, поцеловал ему ноги и изложил причины приезда послов, сказав о содержании заключенных договоров, а под конец объявил, что его сеньор расположен сделать для послов".
В церемонии этого приема был один характерный эпизод. Гуго Кесарийский, который, видимо, сохранил свое хладнокровие, несмотря на все великолепие дворца и на то, что народ распростерся в благоговении перед халифом, когда увидел его, попросил, чтобы халиф пожал ему руку в знак доверия. Близкие властителя "с ужасом восприняли эту просьбу как нечто неслыханное". Халиф все же протянул руку, но обернутую полотном, однако Гуго невозмутимо настаивал на своем: "Сеньор, у доверия нет околичностей, и нужно, чтобы все было открыто в обязательствах, кои государи принимают на себя, вступая в соглашение… Поэтому или вы протянете мне обнаженную руку, или я вынужден буду считать, что вы неискренни и имеете заднюю мысль, чего мне не хотелось бы". В конце концов халиф снизошел к этой настойчивой просьбе и с улыбкой пожал своей обнаженной рукой руку посланца.