Он с сомнением поглядел на нее.
— Но ведь речь идет о смертельном риске! В любой момент мы можем просто исчезнуть. Думаешь, легко сказать такое людям, которые двадцать лет ждут конца дороги? Не могу же я заявить с милой улыбкой: «Кстати, фотонные двигатели вышли из-под контроля, и мы сидим на громадной бомбе…»
— Даже если ты скажешь именно так, они не разревутся, как дети, хотя ты почему-то уверен в обратном. И не поднимут на борту бунт. Они проголосуют. А результат, Поль, ты его и сам знаешь. Они ведь все — обычные люди. У них есть дети, и они не захотят, чтобы те вечно слонялись от оранжерей до обзорного зала и обратно, вместо того чтобы бегать под лучами ласкового солнца…
— Я знаю это, но потому и боюсь, — он прислонился к стене рядом с фотографией улыбающейся Элизабет, стоящей на поле среди спелой пшеницы. — Все мы выберем одно и то же. Но если корабль взорвется… Сколько лет пройдет, пока люди вновь прилетят сюда? В чем наш долг как колонистов? Рискнуть всем из страха перед лишним десятилетием в анабиозе? Я считаю — кстати, об этом говорилось и в речах перед стартом — что нам надлежит беречь образ человеческий…
Элизабет опустила голову и промолчала.
Он открыл дверь и шагнул в коридор.
— Поль, — раздался вслед ее голос, — у нас же есть шанс… Почему двигатель должен взорваться?
Гарно не нашелся, что ответить. Он брел по коридору и повторял про себя: «Может я слишком мнителен? И так ли уж все плохо, как мне кажется?»
К микрофону он сел, почти совсем успокоившись.
В студии остались двое техников, и по их лицам он понял, что Арнхейм уже рассказал им…
— Дайте позывные «слушайте все», — твердо проговорил Гарно.
Долгие годы щупальца прокладывали себе путь в мощном слое руды. Они черпали энергию в атомах металлов и проделывали километровые трещины, по которым двигались вверх быстрее. Они стремились к поверхности, снабжая новой информацией главный мозг.
И вот настал момент, когда самое длинное щупальце — их было много, и они разбегались в разные стороны, словно лучи звезды — достигло цели.
На пути этого щупальца лежало больше мягких пород, и к тому же близко было дно океана. Щупальце пронзило пласт руды, затем последний скальный барьер и попало в новую среду, которая почти не оказывала сопротивления. Она состояла из кристаллов и обломков рыхлого вещества сложной структуры и непонятного происхождения. Щупальце могло бы растворить его различными кислотами, но в том не было никакой необходимости. Существо знало, что вскоре щупальце проникнет в ту Далекую Окружающую Среду, о которой подозревало, едва начав развиваться.
До дна океана оставалось совсем немного, и победа была близка.
Когда Гарно появился в каюте капитана, тот внимательно разглядывал Цирцею на экране внешнего обзора. Арнхейм не повернул головы, но психолог понял, что капитан услышал, как он вошел. На мгновение Гарно застыл посреди каюты, вспоминая о выступлении и чувствуя одну лишь неимоверную усталость.
— Ты говорил? — глухо спросил Арнхейм.
— Да.
Гарно подошел к экрану и привалился плечом к переборке. Ему не хотелось видеть звезды, наполнявшие каюту призрачным светом. Острые скулы Арнхейма казались голубоватыми и еще больше подчеркивали остроту тонкого носа. Капитан хмурился, с трудом сохраняя спокойствие.
— Было трудно?
— Ждал худшего. Правда, я еще никого не видел, и пока не знаю их реакции… Завтра…
Наконец Арнхейм стряхнул с себя оцепенение. Он повернулся вместе с креслом и взглянул на Гарно.
— Теперь это не имеет особого значения. Колонисты должны знать правду. Наш человеческий долг и политический принцип — ничего не скрывать.
— Я — француз, — произнес Гарно, — и когда улетал, мое правительство не очень-то церемонилось с истиной.
Арнхейм кивнул.
— Новой Европе пока еще трудно отделаться от некоторых… как бы сказать… авторитарных замашек. Правительства не научились правильно оценивать тех, кем управляют. Соответственно они и ждут от народа слишком многого, а простые люди склонны забывать о политике. Революции происходят редко, для них нужны особые обстоятельства… Ваши биологи изучали этот вопрос, но президент Малер оказался глух к их словам. Садитесь, Поль…
Он тронул клавишу, и рядом с его креслом появилось второе.
Несколько минут они молчали. Гарно смотрел на звезды. Ему показалось, что голубая звезда в центре экрана стала много больше.
— Я родился в Германии, — задумчиво начал Арнхейм, — и хотя пережил Американский Хаос, пришел к тем же выводам, что и вы. Вам не кажется странным, что мы заговорили о политике? На Земле прошло двадцать лет, многое изменилось. Очутись мы сейчас в Европе, на нас смотрели бы как на живых ископаемых…
— Никто не захочет возвращаться, — сказал Гарно. — И первым откажусь я.
— Именно это я и имел в виду… Земные заботы для всех нас умерли и умерли навсегда. В том числе и политика. И когда я говорил о политическом принципе, то думал только о нашей колонии.
— А что подумает Шнейдер, наш обожаемый представитель правительств?
— Он первый поведет себя как гражданин вселенной, если нам удастся выпутаться из этой ситуации.
— Гражданин вселенной, — протянул Гарно. — А вы знаете, что люди называли так кандидатов в колонисты?
— Знаю, Поль. Был такой фильм в 90-е годы — «Вдаль, к звездам…»
— И конечно там были катастрофы?
— Конечно. И предостаточно.
— Я вам понадоблюсь, когда начнется голосование?
— Да. Самая тяжелая работа ждет нас завтра.
— А Кустов? Когда он возьмется за двигатели?
— Сразу после подсчета голосов. Но если мы вовремя не выйдем на подходящую для посадки орбиту…
Гарно поднялся.
— Пойду отдохну.
— Как Элизабет?
— Отлично… Она здорово поддержала меня. Я думал, что она тут же бросится выключать двигатель…
Арнхейм улыбнулся.
— Женщины могут вынести все, Поль. С ними звездам не совладать.
Щупальце проникло в океан в нескольких километрах над континентальной плитой и тут же сообщило об этом главному мозгу. Потом по его приказу выпустило во все стороны тонкие горизонтальные отростки. И совершило открытие, вызвавшее у Существа беспокойство, которого оно никогда прежде не испытывало.
До сих пор щупальце двигалось вверх в богатой энергией плотной среде, где и родилось Существо. Оно извлекало энергию из минералов и металлов, то есть попросту пожирало препятствия. Новая среда была бедна энергетическими ресурсами. После осадочного слоя на дне начиналась громадная толща жидкости, в которой отростки двигались очень быстро. Вскоре один из отростков вынырнул на поверхность, и мозг щупальца пришел к выводу, что положение куда хуже, чем казалось. За океаном начиналось опасное пространство, пустыня, из которой можно было извлечь лишь жалкие крохи энергии. Перед тем как передать информацию в главный мозг, мозг щупальца направил к поверхности множество новых отростков. Один из них пересек незнакомую среду и собрал достаточную информацию для анализа:
…Новая Среда пронизана различными излучениями. Некоторые известны — они существуют и в Богатой Среде. Другие незнакомы, они чрезвычайно интенсивны, их происхождение непонятно. Однако почти все годятся для усвоения и получения определенной энергии.
…Плотность молекул быстро уменьшается по мере удаления от Богатой Среды, а излучений становится больше.
…Один источник тепла и излучений резко отличается от остальных. Он занимает ограниченный участок пространства прямо перед отростком и медленно смещается в сторону.
Мозг щупальца, открывшего атмосферу, космос и светило, передал главному мозгу информацию и свои выводы.
Впервые в жизни Существо столкнулось с действительно трудной задачей. Оно ощутило беспокойство, отголосок того беспокойства, которое чувствовало щупальце, далекое от центрального тела.
Существо не торопилось. Оно понимало, речь идет о его существовании. Оно росло, и другие щупальца тоже поднялись к Новой Среде. Придет время, когда иссякнет энергия плотных скальных пород, рудных пластов, кристаллических жил, а его тело разрастется, достигнет пустынной поверхности и столкнется с отсутствием пищи…