Парнишка глядел на нас и в замешательстве переминался. Интересно, почему он молчит, подумал я. В моем тупом, детском, наивном мозгу зашевелилась какая-то смутная мысль. Она никак не прояснялась, и я ее прогнал.

- Ладно, ребята, несите бидон к машине, - приказал белый.

Я струхнул, но парнишка с готовностью подскочил к бидону, и мы вдвоем потащили его по улицам, а белый шел за нами и покрикивал. Вот и машина; мы поставили бидон перед задним сиденьем на пол.

- Держите, - сказал белый, протягивая парню бумажку в пять долларов. Машина отъехала, причем белый несколько раз тревожно оглянулся, видно, опасаясь подвоха. А может, мне так показалось.

- Надо разменять, - сказал парень.

- Давай, - согласился я. - Два с полтиной тебе, два с полтиной мне.

Парень показал на ту сторону улицы.

- Вон магазин, видишь? Сейчас я сбегаю разменяю.

- Валяй, - согласился я в простоте душевной.

Усевшись на пригорке, я стал ждать. Парень побежал по направлению к магазину, но я был так в нем уверен, что даже не стал смотреть ему вслед. Забавно, думал я, вот я и стал грабителем, сейчас получу два с половиной доллара, и всего лишь за то, что случайно нашел спрятанное ком-то виски. А вчера вечером девушка объяснялась мне в любви. Сколько событий за двое суток, что я удрал из дому! Я чуть не расхохотался. Да, стоит только вырваться на волю, и жизнь тут же подхватит тебя и завертит. Я повернул голову, ожидая увидеть перед собой парнишку, но он еще не вернулся. Прохлаждается голубчик, решил я, прогнав все другие предположения, которые начали было тесниться в моем мозгу. Подождав еще немного, я встал и быстро пошел к магазину. Заглянул в окно, но парня внутри не было. Я вошел в магазин и спросил хозяина, не заходил ли только что сюда парень моих лет.

- Заходил какой-то негр, - подтвердил он. - Поглядел туда, поглядел сюда, потом юркнул во двор и был таков. Он у тебя что-нибудь взял?

- Взял.

- Эх ты, ищи теперь ветра в поле.

Я шел по улице, освещенной негреющим солнцем, и твердил про себя: "Поделом тебе, дурень, поделом. Не ты виски там оставил, нечего было его и брать". И вдруг меня осенило: да ведь они действовали заодно! Тот самый белый из автомобиля и парнишка-негр увидели меня неподалеку от своего бидона и решили, что я их выследил и хочу ограбить. Вот они и заставили меня тащить свое контрабандное виски.

Вчера вечером я чуть не обманул девушку. Сейчас меня самого обманули как последнего дурака.

12

Я бесцельно брел по улицам Мемфиса, глазея на высокие дома и толпы людей, ел, пакет за пакетом, жареную кукурузу. Время шло. И вдруг меня осенила мысль: а не попробовать ли наняться в оптическую мастерскую, в Джексоне мне не повезло, но, может, здесь все будет по-другому. Ведь Мемфис - не захудалый городишко, вроде Джексона, и вряд ли здесь станут придавать значение пустяковому происшествию на моей прежней работе.

Я посмотрел в адресной книге, где находится оптическая мастерская, смело вошел в здание и поднялся на лифте, который обслуживал жирный, приземистый мулат с желтоватой кожей.

Мастерская была на пятом этаже. Я открыл дверь. Увидев меня, белый, который там сидел, встал.

- Сними шапку, - сказал он.

- Слушаюсь, сэр, - я сорвал шапку с головы.

- Что надо?

- Я хотел узнать, не нужен ли вам посыльный. Я раньше работал в оптической мастерской в Джексоне.

- Почему уехал?

- Произошла маленькая неприятность, - честно признался я.

- Украл что-нибудь?

- Нет, сэр, - ответил я. - Просто один белый джентльмен не хотел, чтобы я изучал дело, и выгнал меня.

- Садись.

Я сел и рассказал от начала до конца, что произошло.

- Я напишу мистеру Крейну, - сказал он. - Но здесь тебе тоже дело изучать не придется. Нам этого не надо.

Я ответил, что понял и со всем согласен, и меня приняли, положив мне восемь долларов в неделю и пообещав прибавить доллар и потом еще один. Это было меньше, чем мне предлагали в кафе, но я согласился, потому что мне понравилась честная, открытая манера хозяина, да и вообще здесь было чисто, оживленно, обстановка деловая.

Мне надлежало выполнять всякие поручения и мыть линзы после полировки. Каждый вечер я должен был относить на почту мешки с готовой продукцией. Работа была легкая, и я справлялся с ней шутя. В перерыв я бегал по поручениям, белых сослуживцев: приносил им завтраки, относил гладить костюмы, платил за свет, телефон и газ, передавал записки их подружкам-стенографисткам в соседнем здании. В первый день я заработал на чаевых полтора доллара. Деньги, что у меня остались, я положил в банк и решил жить только на чаевые.

Я быстро овладевал искусством скрывать то напряжение, которое всегда испытывал в присутствии белых, к тому же жители Мемфиса выглядели более цивилизованными и, казалось, относились к черным не так неприязненно.

В цехе на шестом этаже, где я проводил большую часть времени, работало человек десять-двенадцать белых - ярые куклуксклановцы, ни во что не вмешивающиеся евреи, страстные проповедники мистического богопознания и просто бедняки, которых не интересовало ничего, кроме зарплаты. И хотя я чувствовал исходящие от них презрение и ненависть, никто ни разу не оскорбил меня и не обругал. Здесь можно было размышлять об отношениях между черными и белыми, не испытывая того страха, который опустошал мою душу. Теперь я мог смотреть на белых более объективно - то ли мне теперь по силам было большее нравственное напряжение, чем раньше, то ли я обнаружил в себе новые возможности справляться с ним.

Когда в тот первый вечер я пришел домой, миссис Мосс удивилась, что я отказался от работы в кафе. Я показал ей сберегательную книжку и сказал, что хочу накопить денег и перевезти в Мемфис мать.

Отныне все мои помыслы были сосредоточены на одном - собрать как можно больше денег и съездить за матерью и братом. Я откладывал каждый заработанный цент, отказывал себе во всем, ходил пешком на работу, ограничивал себя в еде - утром бутылка молока и две булочки, котлета с зеленым горошком на обед и вечером банка консервированных бобов, которую я разогревал дома. К голоду я был привычен, и еды мне требовалось не так уж много.