Вдалеке, в той стороне, куда держал путь Богдан, послышался протяжный трубный звук. Вскоре он повторился. Что бы это значило? Богдан остановился, прислушался, зорко, вглядываясь в зеленые заросли.
Затрещали ветки, плеснула вода. Из чащи леса вырвалась темная масса, ринулась через болото невдалеке от Богдана, ломая камыши и молодые деревца. Он узнал могучего лесного красавца тура. Бык тяжело дышал, голова его была опущена, из крутого загривка торчала стрела с красным оперением. Раненый, отбившийся от стада тур уходил в чащу.
Богдан вздрогнул: за туром гнались люди, вышедшие на лов. Кто они враги или друзья? Впрочем, в такой глухомани хазарам или печенегам неоткуда взяться, а русичи ему не страшны - здесь уже Полянская земля. Но на всякий случай Богдан притаился в кустах, решил выждать, что будет дальше.
Всполохнулась стая уток, с шумом пролетела над самой его головой. Вдруг невдалеке заржал конь. Ржание было жалобное, тревожное. Конь будто призывал на помощь, и Богдан, мутно догадываясь о том, что происходит неподалеку от него, отбросил все опасения и выбрался из своего укрытия. Опираясь на шест, он кинулся вперед, перепрыгивая с кочки на кочку. Перед ним открылась поляна, укрытая ковром из цветов. Сочная зелень прикрывала коварную трясину, где сейчас бился белый конь в богатой сбруе, перепачканной бурой тиной. Задние ноги его увязли по самый круп, а передними он бил по болотной жиже, пытаясь найти опору. Воин в заляпанной грязью холщовой рубахе, с мечом и отделанным золотом колчаном, выбравшись из седла, почти висел на кусте ивняка, стараясь вытянуть коня за повод.
- Эге-е-ей! - крикнул Богдан. - Держись, друже! Иду на подмогу...
В несколько прыжков он достиг края трясины. Выхватил из-за голенища нож, тот самый, что когда-то отковал под присмотром отца, принялся рубить ветки ивняка, охапками кидать их незнакомцу, с трудом удерживавшему конский повод.
- Вот, возьми, легче рубить будет, - незнакомец, балансируя на кочке, выхватил из ножен и кинул Богдану свой меч.
Это был добрый харалужный меч старинной работы, тяжелый и острый. Под его ударами повалились ближние молодые деревца. Скоро целая гать возникла перед тем местом, где конь, перестав биться, терпеливо ожидал спасения.
- Под коня, под брюхо ему подпихивай, - забыв о том, что он простой смерд, а перед ним воин, может, даже княжеский дружинник, командовал Богдан, подтаскивая все новые срубленные деревца и ветки. - Да шевелись и повод не отпусти!
Незнакомец послушно выполнил его приказ. Теперь они начали тянуть коня вдвоем.
- Ну, нажми, Кречет, нажми еще! - приговаривал, будто упрашивая коня, его хозяин.
Конь напряг все силы, рванулся и через мгновение уже стоял на твердой земле. Он по-собачьи стряхнул с себя ошметки грязи и болотной тины, поднял голову и торжествующе заржал. Ему неожиданно откликнулся другой конь. Из-за густых лапистых елей на поляну выскочили несколько всадников в ярких епанчах. Один из них ловко соскользнул с седла.
- Прости, княже, потеряли тебя... С пути сбились, как гнались за туром, - хотели обойти болото...
Богдан с опаской посмотрел на витязя, на которого он только что покрикивал. Князь! Неужто сам Святослав, сын Игоря?
Князь был такого же роста, как и Богдан, такой же коренастый и мускулистый. На бритой голове - длинный клок волос, прикрывающий левое ухо с золотой серьгой. Вислые усы обрамляют властный, твердо сжатый рот. А ясные голубые глаза из-под сдвинутых выгоревших бровей смотрят насмешливо, хитровато.
- Было бы худо тебе, воевода Борислав, кабы не отвел мой гнев от тебя сей отрок. Он мне Кречета пособил вытянуть из трясины, спас верного моего товарища... Как звать-то тебя, добрый молодец? - резко повернулся он к своему новому знакомому.
- Богданом... - упавшим голосом ответил тот.
- Какого роду племени?
Богдан неопределенно пожал плечами.
- Из древлян, видать? А в гридни ко мне пойдешь?
Богдан посмотрел на воеводу, которого князь назвал Бориславом. Почудилось в нем что-то знакомое: неужто это тот самый Борислав? Но раздумывать было некогда, князь ждал ответа.
- Пойду, княже. Буду служить тебе верой и правдой.
Ему все равно некуда было податься. Может, это и есть его доля, та, что он искал?
Гридень Богдан не любил рассказывать о своем прошлом. Товарищи и не допытывались, достаточно было того, что сам князь привел его однажды к ним, сказал: "Вот вам еще один вой храбрый".
Гридни днем при князе и ночью его покой оберегают. Они его щит, они его и десница карающая. Если кто князю не люб - не миновать ему повстречаться с гриднями. Верой и правдой, а когда и неправдой служат гридни своему владыке, князю киевскому.
Богдана в гридне одели, обули, коня и меч дали, каждый день он сыт. Сотник Путята, старший над гриднями, благоволит к нему. Что еще надобно простому смерду? Ко всему тому он, выросший в дремучих лесах, в глуши, попал в стольный город Киев, на самую Гору, где княжьи хоромы, где дружина старшая, где бояре со Святославом и старой княгиней Ольгой думу думают, как устроить и сберечь Русскую землю.
Что еще надобно Богдану? А его все кручина гложет. Не может он забыть ни Рославу, ни родное городище с кручей над Тетеревом. Уплыл Рославин венок в далекое Русское море, жизнь Рославина вспыхнула костром над рекою и погасла. Ничего не осталось... Рассчитался Богдан с посадником, но любовь свою вернуть он уже не в силах. И забыть - тоже. Да и как забудешь, когда каждый день у него на виду сын Клуня, молодой воевода Борислав, княжий любимец. Быстрый, статный, лицом пригожий, совсем не такой, каким был посадник, а все-таки сын его, Богданова врага заклятого. Пройдет мимо Богдан, скользнет по нему взглядом и не догадывается, кто он такой, этот гридень. Разве упомнить воеводе каждого смерда, с кем доводилось встречаться в родном городище?
А Богдану каждая такая встреча - мука. Но никак не разойтись с воеводой. Легче стало на сердце, когда узнал он о предстоящем походе на хазар. Сеча его не страшила, тягот походных он не боялся, а дальняя дорога уведет от родных мест и связанных с ними горьких воспоминаний.
Пока киевское войско готовилось к войне с хазарами, произошло еще одно событие.