- Товарищ сержант, с ним было только что совсем плохо, хотел уже врача вызывать, скорую, еле отошел - пусть отлежится, ну зачем, мало ли что, а тут ему будет хорошо, и вообще... - продолжал суетиться Сергей. Он чувствовал себя страшно виноватым перед Бяшей и не знал как исправить деяо, нервничал, не находил слов, - ему было совсем плохо...

- Ничего, у нас ему будет хорошо, - заверил сержант без тени сомнения, но и без нажима. - Одевайтесь.

Сергей видел, что Бяша старается держаться непринужденно, даже нагловато, будто все ему нипочем. Но он видел и другое - давалось это Бяше с трудом, с большим напряжением, голос у него подрагивал, срывался. Он почти протрезвел, хотя и покачивался, на лице застыла деланная, жалкая улыбочка.

- Ты меня прости, Серега, ты не держи на меня... - Бяша смотрел как-то виновато и печально, - так получилось, прости.

- Все путем, все путем, - ошалело повторял Сергей чужую, не свойственную ему фразу и тоже улыбался - губы подрагивали.

- Извините, - сказал милиционер на прощание. - И кстати, сходили бы, перед соседкой извинились, а то нехорошо как-то.

Сергей закивал. Но у него свое болело, не до соседки.

- Я с вами, - он схватил с вешалки куртку, - можно ведь?

- Нет-нет, - сказал милиционер строго, давая понять, что дискуссии будут сейчас неуместными, - мы уж сами. Всего доброго.

Они вышли. С лестничной клетки донеслось:

- Не отчаивайся, Серега, встретимся еще! - голос был совсем осипшим, надтреснутым. Потом послышался легкий присвист и неразборчиво: - Опа, опа, жаренные раки, приходите в гости к нам, мы живем в бараке...

Дальше Сергей не расслышал. Он осторожно притворил дверь. Прошел на кухню, сел на стул и уронил голову на согнутые в локтях руки. Долго сидел так и думал. И мысли, вроде, уплывали, не могли связаться, и вспомнилось что-то давнее-давнее, полузабытое, сумбурное, нелепое, ще молодой звонкий голос будто на заевшей пластинке повторял с вызовом самому будущему:

"Приходите в гости к нам, приходите..."