— Чтобы не было недоразумений — мы не из тех гостей, которых ждут. Прошу. — Он сунул руку в карман и достал значок. Это явно не был юбилейный знак Клуба любителей настоящего бри. Я кашлянул и пошел к двери.

Одновременно с нашей машиной с места тронулись еще две, что наверняка не было случайностью. Проехав несколько улиц, мы въехали в подземный гараж под зданием общества «Тет и Симмонс» и после нескольких поворотов оказались в большом боксе. Вспыхнул свет, и двери закрылись. Передняя стена отодвинулась в сторону, и нашим глазам предстал широкий коридор, по которому мы ехали минуты четыре. Потом водитель остановил машину, мы вышли, прошли сто метров, отделявших нас от лифта, и поднялись, как мне показалось, этажей на восемь. Один из провожатых остался у лифта, второй пошел вперед. Нашей целью оказалась комната в конце коридора.

— Подождите, пожалуйста. — Незнакомец, показавший мне значок ЦБР, исчез за очередной дверью, но вернулся через пять секунд. — Если бы вы были так любезны оставить здесь свою артиллерию… — Он замолчал.

— Мне всегда недоставало хороших манер, — дружески улыбнулся я.

Незнакомец пожал плечами, и меня вдруг перестало интересовать, что они могут мне сделать. Достав «биффакс», револьвер и «элефант», я положил их на пустой стол, затем толкнул указанную мне дверь и вошел.

Комната напоминала компьютерную лабораторию — две стены больших экранных мониторов, несколько копировальных аппаратов, по крайней мере пять терминалов. Пульт телефона мог бы обслужить небольшой городок, а трубка была снабжена потенциометром. Видимо, шеф любил порой рявкнуть в микрофон так, что его голос сметал волосы с головы собеседника. Мне это, впрочем, показалось преувеличением, поскольку сидевший за столом человек мог как никто другой нагнать страху самым тихим шепотом. Но следовало признать, что в этом ему весьма помогала его внешность. Люди чаще всего боятся бульдогов, а Эзра М. Парсон выглядел именно как творение безумного ученого — морда бульдога на человеческом туловище.

— Садитесь, — буркнул он, когда счел, что я уже достаточно насмотрелся.

Я сел, достал сигареты, закурил и огляделся в поисках пепельницы.

— Здесь не курят! — рявкнул бульдог за столом, а когда я не ответил, нажал какую-то клавишу. — Пепельницу.

Секунду спустя открылась дверь, и уже знакомый мне тип вкатил солидных размеров ведро с автономным сжигателем на дне.

— Мистер Йитс, мне кое-что о вас известно. Вы изображаете из себя независимого, неподкупного детектива без комплексов, впрочем, может быть, вы даже и не играете, это ваше дело. Но предупреждаю: если вы хоть что-нибудь ляпнете о том, о чем сейчас пойдет разговор, вы кончите как уборщик бункеров на какой-нибудь из баз. В лучшем случае! Ясно?

— Ясно. А сколько там платят? — Я заложил ногу за ногу и оперся о подлокотник.

— Речь идет о деле, которое вы сейчас ведете, — проигнорировал он мой вопрос. — О дубликатах или двойниках. Теперь ясно? — Его щеки забавно пошевелились.

Я бросил половинку сигареты в пепельницу и молча сглотнул слюну.

— Мы многое о тебе знаем. Ты случайно вступил на нашу тропу. — Он перешел на «ты». Я вспомнил, что такие обвислые губы у бульдогов называются «брылы». Ну да, брылы. — У тебя уже, кажется, есть какие-то результаты?

Я не шевелился, наблюдая за движениями его брыл. И думал.

— Ладно, пусть ты не хочешь делиться. Пока что я с этим примирюсь. У меня предложение: будешь заниматься тем же, что и прежде, и мы — тоже. Тебе не нужно ни о чем нас информировать, мы не будем вмешиваться, мы хотим лишь обеспечить тебе помощь в любой момент и в любом виде. Вот и все.

— По вашему мнению… — выговорить «по твоему мнению» я не смог, — я на ложном пути и таким образом успокою этих… копировщиков, чтобы ребята из ЦБР могли им устроить хорошую жизнь?

— Нет, ты на верном пути, видимо… Мои тоже до этого дошли, но ни ты, ни мы не добрались еще не то что до высшего руководства, даже до среднего персонала этой копировальной фабрики. Ты сможешь делать все что захочешь, только получишь в придачу такую помощь, о какой даже не мечтал.

— Я всегда мечтал, чтобы никто не лез ко мне со своей помощью, может быть, именно поэтому я еще жив.

— Я не дам тебе никакой информации просто потому, что у нас ее намного меньше, чем у тебя. — Он совершенно не слушал, что я ему говорю, вопрос, по его мнению, был решен. — Собственно, именно та сцена в отеле — первый наш успех.

— Вы ведь должны были что-то знать, чтобы наблюдать за Лиреттой или мной. К чему это все?

— Лиретта Ней, или как ее там на самом деле, и Билл Кэмпион были в нашем поле зрения. Когда ты побывал по очереди у обоих… — Он тряхнул брылами и поднял вверх обе руки. Подержав их так немного, он с силой ударил ими о стол, словно утомленный подобным усилием. — Кое-что я тебе все-таки покажу… — Он нажал какую-то кнопку на пульте, словно позаимствованном из космического центра управления.

С края стола поднялась большая пластина из толстого стекла. Вся ее внутренность была пронизана таинственной сетью из тоненьких серебряных проволочек. Заинтригованный, я наклонился, чтобы посмотреть поближе, как вдруг пластина моргнула, проволочки внутри исчезли, и вся ее поверхность оказалась одним большим экраном. Иллюзия трехмерности была превосходной, разрешение и цвета не могли быть более идеальными. Я мог утверждать это со всей ответственностью, поскольку изображение на экране ничем не отличалось от реальности, то есть от гостиничного номера. Я отлично видел кровать и торчавшую высоко над ней Лиретту, она изгибалась и раскачивалась, словно пальма под порывами урагана.

— Не могли бы вы не прерывать демонстрации? Мне страшно интересно, как это выглядит сбоку, — сказал я, не отрывая взгляда от экрана.

Экран тотчас же погас. Чавкнули брылы, я посмотрел на Э. М. П. и вздохнул.

— Твои пожелания? — как бы безразлично буркнул он.

— Хочу такой телевизор!

— Выполнено. Что-нибудь еще?

— Одного хорошего стрелка, умного и готового пожертвовать собой. На несколько дней. Красивым ему быть не обязательно, — добавил я с многозначительной гримасой.

Бульдог наклонился ко мне. Маленькие глазки на дне коротких туннелей мутно блеснули.

— Он должен охранять Пиму Гордениус?

Я остолбенел настолько, насколько это было возможно. Жена Лота по сравнению со мной выглядела бы звездой балета. Чтобы открыть рот, мне пришлось приложить усилий не меньше, чем для того, чтобы раздвинуть челюстями стены каньона Колорадо. Я набрал полную грудь воздуха, показавшегося мне плотным, как свинец.

— Он должен делать то, что я скажу. И уметь хранить тайну. — Я был настолько потрясен, что даже не удивился, услышав собственный голос.

Он что-то коротко рявкнул и положил руку на пульт. Почти в то же самое мгновение открылась дверь позади меня. Э. М. П. посмотрел куда-то над моей головой и четко произнес:

— Саркисяна ко мне.

Сзади донеслось нечто похожее на стук каблуков, дверь зашипела, закрываясь, и почти тотчас же открылась снова. Местный персонал, похоже, ходил как быстрые албанские часы.

Я обернулся. Возле двери, не отрывая взгляда от шефа, стоял худой блондин с темными усиками, примерно моего роста.

— Этот господин хочет знать, насколько ты проворен, — прорычал Парсон.

Блондин пожал плечами и выпрямил правую руку. Прежде чем до меня дошло, что он держит в ней короткий полицейский «боксер», я мог бы уже три раза умереть.

— Подойдет, — повернулся я к Парсону. — Только почему блондин с армянской фамилией?

Он щелкнул пальцами, сзади послышался звук закрывающейся двери.

— Пойдешь на наш склад и выберешь себе, что понравится. У выхода будет ждать Саркисян. Он тебя выведет отсюда, а потом — удачи.

Я встал и, не прощаясь, вышел. Все тот же тип проводил меня на этаж выше и открыл какую-то дверь. Я вошел, а он остался в коридоре. Из-за стены появился коренастый и коротконогий мужичок лет сорока, окинул меня взглядом, словно оценивал размер доспехов, и спросил, растягивая гласные: