- Ну ладно, давай спать, - я нарочито зевнула. Его молчание затягивалось.

- Нет, Лерочка, я хочу досказать, - Денис повернулся и стал поглаживать мое бедро, укрытое простыней. - Мне действительно было с ней хорошо. Великолепная в сексе, неутомимая, как молодая кобылица, Татьяна отдавалась вся, целиком. Для нее не существовало понятия времени. Когда я говорил, что утром мне нужно быть на работе, она просто не слушала. Я ходил с такими синяками под глазами, что мои сотрудники в открытую хихикали. Дома я только и делал, что отсыпался. И ты знаешь, мы с ней практически не разговаривали. А то, как она реагировала на вполне реальные вещи, меня зачастую ставило в тупик.

- Какие именно? - я была заинтригована.

- Как тебе сказать? Однажды я включил новости. Показывали репортаж из религиозного квартала Иерусалима. Ортодоксы протестовали против закона о мобилизации ешиботников. Она посмотрела на экран и неожиданно произнесла: "Ну не хотят евреи в армии служить, и не надо". "Постой, - сказал я ей, разве только они евреи? А такие, как я, как все, что не ходят с бородами и в черных лапсердаках?" И ты знаешь, Лера, что она мне ответила? Что мы были евреями там, где нас можно было отличить. А здесь такую же роль выполняют ортодоксы по отношению к светскому населению. С ума сойти!

- Прямо так и сказала?

- Не совсем. Я просто выразил тебе ее мысль. Конечно, туристу трудно понять нашу жизнь, но что меня все время удивляло: как в ней совмещалось неприятие того, что она видела кругом, с желанием здесь остаться.

- Как остаться? Насовсем?

- Однажды мы сидели с ней в кафе, и она сказала, что ее мечта - жить в большом доме. И чтобы вокруг было столько земли, чтобы не видеть соседей. Я посмеялся и напомнил ей, что она в Израиле, страна маленькая, это ей не Канада с Россией. Она усмехнулась и ответила, что напрасно я так думаю, для богатого человека нет преград.

А потом все изменилось. В начале, когда мы с ней познакомились, это была уверенная в себе девушка, довольная собой и своей карьерой, а примерно три недели назад ее настроение резко ухудшилось. Я как-то зашел за ней, чтобы идти на очередной прием, она лежала неодетая и рыдала в голос. Я стал ее расспрашивать, но она только мотала головой и не отвечала. А вечером, на приеме, сумела напиться тем шампанским, которое подавали.

- И не рассказала тебе, что с ней происходит?

- Нет, я пытался расспросить ее, но она замыкалась в себе, либо была неестественно весела и говорила, что не стоит волноваться.

- Денис, твоя мама рассказала мне о какой-то записке, которую ты оставил.

- Да, да, к этому я и подвожу. Неделю назад Татьяна позвонила мне на работу примерно часа в четыре. Она была в ужасном состоянии и умоляла, чтобы я приехал. С ее слов я понял, что ей надо съездить на пару дней на север страны и что она не может отправиться без меня. Отпросившись у Менахема, я поехал домой, взял пару белья на смену, написал эту записку и бросился к Татьяне. Она сидела в номере и была пьяна. Под столом валялись три пустые бутылки из-под "Голды". Видимо, она прикладывалась к ним давно - невозможно выпить такое количество зараз и после этого что-то соображать. Конечно, ни о какой поездке не могло быть и речи. Я сунул Татьяну под холодный душ, заставил вырвать над унитазом. Ее била мелкая дрожь. Вскипятив чайник, я заставил ее выпить крепкий чай. Наконец она пришла в себя и смогла связно говорить. И о чем? Начала объясняться мне в любви! Клялась, что не может без меня жить, что полюбила и хочет быть моей женой. Потом сказала, что ждет от меня ребенка. Валерия, я был в шоке. Передо мной была совершенно другая женщина.

- "Ужель та самая Татьяна"... - снова процитировала я.

- Что? - переспросил Денис.

- Ничего, рассказывай.

- Когда мы познакомились, это была деловая дама, надменная и красивая, со знанием языков и с явной сексуальностью, которую не могут скрыть никакие строгие костюмы. Когда мы впервые легли в постель, она без всякого смущения сказала мне, как она предохраняется, и все же посоветовала воспользоваться презервативом. Как она могла забеременеть? Да, я был увлечен, но не настолько, чтобы думать о дальнейшей жизни с нею. И потом, она должна была вскоре уехать!

- Дурачок, - усмехнулась я, - ну где ты видел равные отношения? Равновесие - это самое зыбкое состояние, которое только возможно. Влюбилась девушка, захотела выйти замуж и остаться здесь. Чему ты удивляешься?

- Лерочка, ну кто женится на празднике, на приключении? Ты же еврейская девушка.

- И что было дальше? - вздохнула я.

- Вдруг дверь ее номера распахнулась, и без стука вошел Малявин. Посмотрел своими рыбьими глазами и спросил: "Что тут у вас происходит?" Я разозлился и сказал, что его это совершенно не касается. И что приличные люди стучат, прежде чем войти. Он пожал плечами и вышел. А Татьяна снова начала реветь и повторять сквозь слезы: "Я больше так не могу!" Всю ночь она не отрывалась от меня. Она с таким надрывом отдавалась мне, будто чувствовала, что это в последний раз... Утром я спустился в кафе позавтракать. Татьяна спала. Когда вернулся в номер, - голос Дениса дрогнул, - она была мертва. Тут я смалодушничал. Бросился к выходу и сбежал из гостиницы. Я знал, что меня будут искать. В бумажнике оставалось восемьдесят шекелей. Их удалось растянуть на четыре дня. Я не хотел пользоваться кредитной карточкой, чтобы по ней не вычислили, где я. Четыре ночи спал на скамейках. Потом, поняв, что так больше не смогу, я автостопом добрался до Ашкелона и пришел к тебе, - он прижался ко мне всем телом и тихо прошептал, - к тебе, Лерочка, даже не к маме.

Мы молчали.

- И что теперь ты собираешься делать? - спросила я и высвободилась из его объятий.

- Уеду.

- Куда уедешь? - не поняла я.

- В Москву. Там меня не найдут, - он говорил с такой уверенностью, что было видно - давно все обдумал.

- Каким образом ты собираешься это сделать?

- Ты мне поможешь? - вместо ответа спросил Денис.

Я медлила.

- Лерочка, пожалуйста, мне не к кому больше обратиться.

Господи! Что же я делаю? - ужаснулась я самой себе. Согласившись на его авантюру, я тут же поставлю себя вне закона. А не помочь нельзя. Денис интеллигентный парень, которому совсем не место в общей камере. За что он должен страдать?

- Знаю, - виновато продолжил он, - я поступил подло по отношению к тебе. И ты вправе сейчас просто выставить меня на улицу или позвонить в полицию. Но прошу тебя, Валерия, помоги мне сегодня, а потом можешь выкинуть меня из своей жизни.

- А кто тебе сказал, что мне этого хочется? - улыбнулась я.

- Чего? - Денис непонимающе глянул на меня.

- Выкинуть тебя из своей жизни?

Он захохотал, рывком притянул меня к себе, и дальнейшее я опускаю по причине своей природной стыдливости.

x x x

Утром нас разбудила Дашка. Она шумно собиралась в школу и, распахнув дверь, ворвалась в мою комнату.

- Ой! - вскрикнула она и ретировалась.

Накинув халат, я вышла в салон.

- Мам, Денис вернулся? - спросила она, делая большие глаза.

- Да, да, все в порядке. Давай я сделаю тебе завтрак.

- Как здорово! - обрадовалась она не то возвращению Дениса, не то завтраку.

- Ты ничего не забыла? - строго напомнила я.

- Ну мамуля, - начала канючить дочь, - можно я не пойду сегодня в школу? Я покажу Денису программу. Скачала с Интернета.

- Давай, не задерживайся. Нашла причину отлынивать.

- Вредная ты мама, - подытожила раздосадованная Дашка и, волоча рюкзак, вышла из дома.

Включив чайник, я бросила в чашку полторы ложки кофе "Маэстро". Дениса нужно было будить. Войдя в спальню, я потрясла его за плечо и произнесла нашу дежурную шутку:

- Сэр, вам кофе в постель?

- Нет, лучше в чашку, - машинально пробормотал Денис и мгновенно оторвался от подушки.

Я протянула ему дымящийся кофе.

- Ничего не понимаю, - он уставился на меня удивленным взглядом, - это сон, и мне снится...