Не теряя времени, Шумон отполз назад. Выбрав дерево потолще, он пристроился за ним, прислушиваясь не бежит ли монах навстречу. Прежде чем говорить с монахом, его нужно было успокоить. Стараясь перекричать Младшего Брата, Шумон запел ту же молитву.
Однако это вместо того, чтобы умиротворить брата Таку, возбудило его еще больше.
— Смеёшься? Молитву поганишь?
Гнев ударил ему в голову, словно хмель. Забыв про свои страхи, он бросился к Шумону. Над его головой, обещая смерть, со свистом рассекая воздух, кружилась праща, заряженная увесистым камнем. Книжник растерянно метнулся из-за дерева. Монах был опасен, и ему ничего другого не оставалось, как броситься наутек вдоль опушки.
Беззащитная спина его подняла и без того высокий воинственный дух монаха еще выше. С протяжным криком он метнул камень и остановился, наблюдая за его полетом.
Неизвестно чем бы все это кончилось, если б Шумон не споткнулся. Камень пролетел над ним и разлетелся осколками, ударившись о гранитную глыбу. Оценив силу и точность броска, Шумон юркнул назад в лес.
С ужасом он начал осознавать в какое положение попал — более легкий в беге он без труда обогнал бы брата Таку, но это его преимущество нечисто уничтожалось пращей монаха. Продолжая же погоню в лесу, он выдохнется много раньше своего преследователя.
Сожалеть об этом, однако, было поздно. Дело было сделано, монах разъярен. Оставалось только следовать за событиями, то есть бежать как можно быстрее и стараться не подставлять спину под его пращу.
В голове крутилась обидная мысль — «Кто слишком умный — тот дурак».
В это же время в Дурбанском лесу произошло еще два события, сами по себе может быть и не значительные, но оказавшие в дальнейшем серьёзное влияние на происходящее.
Сначала, в полутора поприщах к северо-западу одинокий, как первый спутник, проснулся Сергей Кузнецов. Был он злой и озябший. Ему хватило трех минут, что бы понять, что опекаемые им туземцы сбежали, и поручение Шефа выполнено только на половину. Осознав это рыцарь побежал на поиски нарушителей режима.
Почти одновременно с этим в лагере разбойников Слепой Хамада поднял вверх руку и прикрикнул на окружавших его разбойников:
— Тихо, вы, яйца шелудивые!
Тонкий слух предводителя уловил вопли Младшего Брата. Убедившись, что он не ослышался, Хамада поднял разбойников и послал их проверить — кому это не спиться в столь ранний час. Ефальтий, уже побывавший в тех местах ночью, возразил и между ними завязался один из тех разговоров, когда оба спорщика понимают бесполезность спора. Хамада знал, что никуда они не денутся и пойдут, а Ефальтий, соответственно знал, что приказ Хамады ему выполнить все же придется.
Энергично отругиваясь, более для того чтобы добавить храбрости себе и четверым своим спутникам, Ефальтий все же повел их к злополучному холму, но однако крики смолк, едва они подошли к его подошве. Осторожный Ефальтий поднялся на самый верх. Разбойники шли следом, шагах в 20 за спиной.
Видимость там была куда как лучше. Туман, заливавший низину, редел, распушенный ветром и невдалеке отчетливо виднелась граница близкого леса. Ефальтий являя собой воплощение осторожности разглядывал пространство перед собой. Все тут было, как и нынешней ночью — лес, вплотную подступающий к горам, густые заросли лошадиной травы, навалившейся на ближние деревья. Не было только зверя. С гор потянуло ветром, и туман тронулся в лес. В клубящемся мареве Ефальтий вдруг увидел чью-то удаляющуюся спину. Разбойник даже не подумал о том, что бегущий спасается от опасности, которая может угрожать и ему самому. Он свистнул, подзывая товарищей, и бросился вперед, проклиная туман.
Шумон бежал, помня, что жизнь его была сейчас на конце пращи Младшего Брата, точнее в камне, заложенном в неё. К своему немалому удовольствию бывший Императорский библиотекарь отметил одно упущение в монастырском воспитании брата Таки — броски с ходу у него явно не получались. Камни то перелетали его, то крушили кусты справа и слева. Один из них, опередивший стремительный бег Шумона пробил туман прямо перед ним, и оттуда громыхнуло камнем о камень.
Шумон не успел подумать о том, что это означает, как, проломившись сквозь колючие заросли держи-куста, остановился, чуть не разбив голову о выступившую из тумана каменную глыбу. Лес кончился. Он поднял глаза и увидел вырастающие прямо из тумана вершины близких гор. На фоне стремительно светлевшего неба они выглядели довольно зловеще — крутые черно-красные громадины, выходящие из тумана и уходящие в тучи, однако выбирать не приходилось. Не задерживаясь, он свернул, побежал по камням, размышляя на ходу, не лучше ли будет, если он все-таки побережет себя и не дожидаясь встречи с братом Такой заверяется в тумане. Кто знает этого монаха? Что взбредет ему в следующий раз? Вдруг, позабыв про разбойников, он начнет борьбу с Дьяволом Пегой прямо с него?
Взвесив все «за» и «против» он решил так и поступить. Обидно будет пострадать от руки этого дурака и не узнать, что твориться в лесу.
Миновав глыбы, россыпью лежавшие перед подъемом, Шумон заполз на вершину громадного валуна, нависавшего над опушкой. Убедившись, что монаха рядом нет, он высунулся, оглядывая кромку леса. Ждал он довольно долго, даже успел восстановить дыхание, но к своему удивлению увидел вовсе не монаха.
Из тумана выскочило пятеро неряшливо одетых людей. Появились они примерно там же, где он сам вышел из леса. У двоих за спинами висели тяжелые боевые луки, какими обычно вооружались альригийские лучники. Без труда, но изрядной долей удивления, Шумон признал в них давешних разбойников.
Несколько мгновений он одолевал удивление и думал в уме ли он, а потом вспомнил, свои мысли о неизвестно откуда взявшемся рыцаре.
«Ай да благородный рыцарь!» — подумал Шумон, наблюдая, как враги, тихо переговариваясь, тыкали руками в разные стороны.
«Он растерзал их…. — вспомнил безбожник слабый голос Коррула-у-нанна. — Всех!!!»
И сказал уже вслух.
— Выходит не всех! Ай да образованность…
Потом он подумал о монахе. Легкое беспокойство шевельнулось в нем — что с этим-то?
Шума схватки он не слышал, значит, монах, скорее всего еще не встречался с фальшивомонетчиками, а, значит, эта встреча могла произойти в любое мгновение прямо на его глазах.
Шумон вынул нож и положил его рядом. Перешептывания разбойников прервал рев кабана-жульде. Они переглянулись, обрадовано вскинули руки и бросились назад в лес.
Не успели они отойти и ста шагов, как перед Шумоном появился брат Така.
Монах шумно высморкался и, оглядываясь, в задумчивости присел на камни, соображая, куда исчез безбожник. И ребенку было ясно, что монах в отчаянии.
Голос Шумона заставил его вскочить. Раскрутив пращу, он выискивал голову врага в клочьях исчезающего тумана, но не мог найти её.
— Старший Брат не одобрил бы твоего поступка.
Звук метался среди скал и тумана. Голос, исходящий ниоткуда, и, главное, слова Шумона отрезвили Монаха.
Праща его вращалась все медленнее и, наконец, бессильно повисла.
— Где ты, дьяволово семя? — спросил монах.
— Я рядом, — так и не высунувшись, ответил Шумон, — опусти пращу. Я могу поклясться любезным тебе Кархой, что не причиню тебе никакого зла, если и ты поклянется в том же.
— Ты колдун и чертов пособник! — торжественно сказал монах. — Что мне твоя клятва? Можно ли верить тому, у кого Дьявол за плечами?
— Ты не прав, — возразил ему Шумон. — Если б ты не убежал от костра, то сам убедился бы, что мешок пуст. Во всяком случае, Дьявола там нет.
— Ты думаешь, я поверю тебе? — Монах определил, что голос безбожника доносится откуда-то сверху. И теперь его взгляд скользил по верхушкам камней.