— Отлично! Так вот, дядя Сэм, если у вас здесь найдётся свободная половица футов в шесть длиною и вы не откажетесь разбудить меня, как только появится пароход, эти полдоллара будут ваши.

При виде серебряной монеты глаза дядюшки Сэма округлились от удовольствия и ещё ярче засверкали его и без того яркие белки. Недолго думая, он схватил бутылку с торчавшей в ней свечкой и, лавируя между тюками и ящиками, повёл меня к трапу. Мы поднялись на вторую, так называемую пассажирскую палубу и очутились в салоне.

— Вон как много места, масса Эдвард! Жаль, нет кровати. Но если масса не прочь поспать на мешках с кофе, Сэм очень рад, очень. Я вам свечу оставлю, у меня есть внизу другая. Доброй ночи, масса Эдвард, доброй ночи! Я разбужу, разбужу, не беспокойтесь.

С этими словами добродушный негр поставил свечу на пол и направился к трапу, а я остался один со своими мыслями.

При тусклом свете сальной свечи я оглядел свою спальню. Как сказал дядя Сэм, здесь и вправду места хватало. Когда-то это было помещение для пассажиров, но перегородку между дамским и общим салоном убрали, и сейчас оно представляло собой один огромный зал, более ста футов длиной. Я стоял почти на середине, и оба конца его, уходя вдаль, терялись где-то в темноте. Каюты по обе стороны зала и даже двери с узорчатым стеклом остались нетронутыми; одни были наглухо заколочены, другие прикрыты или распахнуты настежь. Роспись и позолота на потолке и стенах салона потемнели и облупились, и только над аркой входа в общий салон ярко блестела золотом надпись «Султанша», свидетельствовавшая о том, что я нахожусь в остове одного из самых прославленных пароходов, когда-либо бороздивших воды Миссисипи.

Странные мысли бродили в моей голове, когда я стоял, осматриваясь, в этом разорённом зале. Безмолвный и пустынный, необъяснимый интерес к имени Аврора? испытаешь и в самой глухой лесной чащобе.

Не слышно было ни одного привычного звука — ни стука машин, ни пыхтенья вырывающегося пара, ни гула мужских голосов или звонкого смеха; не видно было привычных предметов — блестящих канделябров, длинных, сверкающих хрусталём столов, и эта тишина, это отсутствие праздничного убранства в когда-то роскошном зале усиливали впечатление заброшенности. Казалось, что стоишь среди развалин древнего монастыря или на старом кладбище.

Мебели тут не осталось никакой. На полу лежали только грубые джутовые мешки с кофе, любезно предложенные мне Сэмом вместо постели.

Осмотрев свою необычную спальню, давшую столь странное направление моим мыслям, я стал подумывать о том, чтобы лечь. Здоровье моё ещё недостаточно окрепло, и я сильно устал. Мешки с кофе манили меня. Я притащил их с полдюжины, сложил в ряд и, растянувшись на спине, накрылся плащом. Кофейные зёрна, подавшись под тяжестью моего тела, оказались довольно удобным ложем, и не прошло пяти минут, как я уснул.