Эта патриархальная картина навела меня на размышления о кое-каких преимуществах единовластия в деревне, если не в образе рабовладельца, то в духе Раппа[13] и социальных экономистов.

«Вот как при таком патриархальном строе можно обходиться без сложного государственного аппарата, — говорил я себе. — Как это просто и мило и вполне достигает цели!»

Да, конечно. Но я проглядел одно обстоятельство — — несовершенство человеческой природы: проглядел возможность, даже вероятность, увы, чаще всего неизбежность превращения патриарха в деспота.

Но что это? Громкий голос… вернее, крик.

Крик радости? Нет, напротив, в нём слышится страдание. Болезненный стон, крик смертельной муки. Другие долетавшие до меня голоса звучали взволнованно, даже зловеще и не были похожи на обычный деревенский гомон.

Снова раздался этот крик смертельной муки, ещё громче и протяжней. Он слышался из негритянского посёлка. В чём дело?

Я пришпорил свою лошадь и галопом поскакал в деревню.