И, однако, в отличие от высоких целей, отпочковавшихся от идеального представления об этическом орудии, земля всегда оставалась только промежуточной целью.
Она осознаваемо оставалась орудием - средством достижения высоких целей, ориентированных на других людей, в конечном счете - на общество. Если пропадала эта более далекая ориентация, поведение работающего на земле человека раньше или позже становилось неадекватным. Отношению к орудию как к конечной цели разрывало связи управления и орудие выходило из-под контроля, наказывало "неблагодарностью", сколь бы заботливым, сколь бы этичным по отношению непосредственно к нему не оставалось поведение человека. В отличие от бога земля никогда не могла занять статус конечного смысла бытия. Обработка земли только ради самой земли невозможна. Окончательный "сдвиг на цель", о котором сейчас много говорят психологи - то есть превращение деятельности по обретению средств для следующей деятельности в самоцель - здесь просто немыслим. Земля есть непрерывный процесс, требующий непрерывной регулировки, и если регулировка становится хотя бы на каком-то этапе противоестественной, земля продолжает свое дело, продолжает приносить плоды, но - горькие. Дуализм "цель - средство", присущий земле, обязательно требует для эффективного управления включения в число учитываемых факторов дальнейших целей, а также важнейшей категории "будущего", без которой вполне обходится жесткое управление простыми орудиями. Причем опять-таки двойного будущего: будущего состояния орудия, возникающего в процессе управления (забота о земле посредством своей деятельности) и будущего состояния людей (забота о себе и ближних посредством плодов земли).
Бог (или иная подобная идея) всегда важнее ближних и, следовательно, при возникновении конфликта их интересов этически разрешенное поведение может оказаться антигуманным; ближние в целом всегда важнее земли, и, следовательно, формируемое землей мировоззрение совокупность ближних ставит выше орудия, отводя ему чрезвычайно важное, но все же подчиненное место. Ближние как непосредственная и конечная цель бытия воспитывают, как правило, чисто духовные и совершенно невооруженные, проповеднически непрактичные, зачастую даже жертвенные, разрушительные для "я" способы реализации этики. Этическое же орудие как воспитатель уникально: оно и прагматично, и человечно одновременно.
Легко убедиться, что все сказанное как об этическом орудии о земле верно и в отношении другой великой машины, созданной уже общественным развитием - в отношении государства.
Чрезвычайно существенно, однако, то, что, хотя закономерности работы на земле и на государстве совпадают, попытки отладить управление тем и другим этическими орудиями приводят к возникновению весьма различных структур сознания и стереотипов их поведенческой реализации. Работающие на земле люди легко понимают (это не значит, конечно, что они тем самым застрахованы от конфликтов между собой) друг друга, и работающие на государстве люди легко понимают (хотя тоже зачастую враждуют) друг друга - но нащупать основу для контакта между теми и другими бывает очень трудно.
В силу невероятной сложности и обилия составляющих элементов поломки этических орудий, вызываемые прежде всего срабатыванием в их адрес матриц употребления, становятся видны не сразу. И проявляются они не так, как поломки обычных орудий этические орудия не перестают функционировать, но начинают функционировать губительно для людей, не разбирая ни "хороших", "ни плохих". Этическое орудие, как человек, не терпит жесткого управления, но, в отличие от человека, не может быть выключено.
6.
Для последних десятилетий характерно резкое усложнение социальных, экономических и производственных процессов. Другими словами, наблюдается резкое увеличение числа этических орудий, от экономических и оборонных инфраструктур до беспрецедентно мощных технических устройств, которые, будучи лишь ячейками инфраструктур, в то же время сами по себе требуют многосотенного персонала специалистов разных профессий. В силу того, что с увеличением их сложности и сложности их обслуживания неопределенность в их управлении возрастает, все они становятся вероятностными машинами, по своей независимости от индивидуального сознания подобными явлениям природы. Формула прогресса такова, что процесс возникновения новых этических орудий будет нарастать лавинообразно. Через несколько десятков лет практически все занятое население Земли будет связано с ними, как некогда оно - за исключением членов кочевых обществ, в которых между человеком и землей вставало животное, и немногочисленных работающих на государстве людей - было связано с практически единственным в ту пору этическим орудием - землей. Но если тогда это орудие было одно и одинаково для всех, то есть стереотипы этического поведения работы на нем были, в сущности, всеобщими и могли не изменяться веками, здесь ситуация будет качественно новой.
Во-первых, этические орудия будут многочисленны и разнообразны, так что стереотипы этического мышления и поведения, выковываемые ими, будут различны. Во-вторых, ускоряющийся темп прогресса неизбежно будет менять орудия все быстрее. Эти два фактора - возрастание дробности групп с унифицированными этическими представлениями и сокращение срока жизни каждой из них - вкупе с возможными прочими сделают взаимопонимание между людьми еще более затруднительным, чем ныне; подобное затруднение чревато дальнейшим возрастанием упрощающего стремления строить межчеловеческие и межгрупповые контакты согласно матрице употребления, по принципу жесткого управления. Рост насилия, происходящий в наше время, именно и есть следствие уже резко возросшей затруднительности правильно понимаемого окружающими и правильно срабатывающего этического поведения (культ бесстрашного Рэмбо есть культ безграничного страха перед хлопотами духа, культ духовной капитуляции). Шанс на взаимообогащение, не реализуясь, оборачивается тягой к взаимоподавлению, а она, в свою очередь, активно используется и культивируется недальновидными политиками. И, однако, в-третьих, мощность орудий будущего станет, очевидно, настолько велика, что каждая серьезная поломка любого из них - а мы помним, что чаще всего этические орудия выходят из строя, когда к ним применяют навыки жесткого управления - начнет угрожать самому существованию человечества. Все это вызовет кардинальное, сейчас просто непредставимое, увеличение потребности в умении реализовать этику в поведении. И неумение сделать это с течением времени будет представлять все большую опасность, причем не только для допускающих ошибки индивидуумов, но для больших групп людей и больших экологических комплексов. Накопление реального опыта, таким образом, неизбежно будет становиться все более болезненным и все более опасным - другими словами, все более недопустимым.
Простой пример. На протяжении десятков тысяч лет судьба человечества в целом зависела лишь от природных факторов (оледенения, активность Солнца, геотектонические процессы и т.д.). Первый же виток научно-технической революции на наших глазах привел к тому, что в число определяющих эту судьбу факторов вошел сам человек - пока в лице правительств крупнейших государств. Средства, находящиеся в их распоряжении и поначалу призванные служить орудиями жесткого управления "дальними", то есть другими правительствами и другими государствами, стали настолько мощными, что любая попытка наладить такое управление оказалась чревата уничтожением как управляемых, так и управляющих. Управление "дальними" как орудиями, посредством уничтожения или страха уничтожения практиковалось в течении тысячелетий. Но теперь оно оказалось немыслимым, и, тем самым, потуги жесткого управления анахроничными. Взаимодействие явно может быть организовано теперь только на этической основе. Но это значит, что под страхом самоубийства государства должны теперь либо превратиться в рефлексирующих интеллигентов, то есть наперекор инстинкту самосохранения соблюдать принципы этики по отношению к тем, кого они считают врагами - а мы от Шекспира знаем, что психическое состояние такого интеллигента всегда таит угрозу срыва и истерики, в данном случае истерики атомной; либо включить бывших врагов в число "ближних", что сделает стремление к жесткому управлению варварским и унизительным анахронизмом, подобным стремлению к обладанию женщиной, реализуемому, например, посредством угрозы убить ее детей.