— Разве что так… Инта молодчина. Помнишь, как я ее тебе расхваливал? А ты: «Ей же еще в куклы играть!» Небось, стыдно теперь?
— Стыдно, — признался Кей.
— Если бы не я, остался бы холостяком. Такая жена! Ну, что она в тебе нашла? Просто повезло тебе. Был бы я чуточку помоложе, сам бы…
— Вот уж вы от скромности не умрете!
— Ну и не умру, — хмыкнул Горн. — Ишь, чего захотел! Возьму и проживу еще три века. Инта говорит, что облучение волнами Беслера на фоне остаточной радиации — настоящий эликсир жизни. Понял? Может, мы вообще бессмертными станем!
— Насмотрелся я на бессмертных, — поежился Кей. — С тоски умрешь от такого бессмертия!
— А что, «призраки» хорошие ребята. Но я не о них. Я о том, чтобы жить, пока не надоест, наслаждаться жизнью. Чувствовать ток крови, напряжение мускулов, голод и жажду. А наголодавшись, есть с наслаждением, утолять голод. Слово-то какое: у-то-лять! Здорово, дружище?
— Вы словно заново родились.
— Так и есть. Силища во мне колоссальная. Бродит, выхода ищет. Вот пристыкуем последние станции, переберусь на Гему окончательно. Теперь радиация не страшна.
— Любопытно все-таки: радиация и беслеровы волны… Два минуса, а вместе дают плюс.
— Нейтрализуют друг друга.
— И не просто нейтрализуют. Корлис говорит…
— Ишь ты, Корлис! Авторитет?
— Бесспорный.
— А помнишь, как ты о нем…
— Помню. Глупый был. Но с тех пор поумнел.
— Это точно.
— А что вы на Геме собираетесь делать, — перевел разговор Кей, — «призраков» теснить?
— На что мне их преисподняя? — пророкотал Горн. — На поверхности места ой-ой-ой сколько! Осваивать да осваивать. Буду готовить новую Базу.
— В одиночку?
— Я бы уже сейчас начал переселение на Гему. Сначала добровольцев, потом…
Только наш Совет не соглашается, там ведь Лоор заправляет. Говорят, нужно убедиться в том, что радиация, действительно, не опасна.
— Может, и в самом деле нужно убедиться?
— А что убеждаться? Сколько времени мы провели на Геме, и ничего, а?
Спасибо беслеровым волнам!
— Месяцы еще не годы…
— Малыш у тебя растет? — перебил Торн.
— Ну, растет.
— Притом нормальный, здоровенький. Никаких генетических сдвигов. Карапуз что надо…
Взгляд Кея потеплел.
— Это верно. Мальчишка славный, Инта в нем души не чает.
— А ты?
— Плохой из меня отец. Дома почти не бываю. А появлюсь и сам себе не верю: неужели ото мой сын? На руки его взять боюсь: вдруг раздавлю…
— Ты и чего-то боишься? — хохотал Горн.
— Угу. Инта надо мной смеется. Мол, какой же ты космокурьер? Разве космокурьеры бывают трусливыми? Я нахмурюсь, сделаю вид, что рассердился, а она мне: «Не гневайся, муженек, пошутила я. Ты у меня самый смелый, самый мужественный…» Вот я и растаю, схвачу ее в охапку и…
— Перестань, дружище! Не то от зависти помру.
— А как же бессмертие?
— Нет, серьезно, — вздохнув, сказал Горн. — У меня к тебе страшно завистливое чувство. И радуюсь за тебя, и завидую. Внутри червячок шевелится: дескать, и ты бы мог, старый бродяга!
— Конечно, могли бы, — сочувственно подтвердил Кей.
— Не до того было. Сколько себя помню, мотаюсь в космосе, и хорошо бы в дальнем, а то от Базы к станциям, от станций к Базе. Как маятник: туда-сюда, туда-сюда. А часишки-то и впрямь тик-тик…
— Одной мы природы! Я о женщинах и не думал, а если и думал, то…
— С неприязнью?
— Скорее, с раздражением: путаются, мол, под ногами… Ну и зол я был на вас за Инту! Поначалу она, знаете, где у меня сидела? Смешно вспомнить! А потом смотрю: вот это парень! Так и поймал себя на слове «парень»! Все не мог представить, что женщина окажется хорошим товарищем. Словом, вы правду сказали: повезло мне!
— Да уж, дружище! Ты всегда был везунчиком, — проворчал Горн. — А помнишь, как при подлете к двадцать девятой у тебя…
Он не успел договорить. Корабль вздрогнул, и тотчас на сигнальной матрице вспыхнуло созвездие тревожных огней. Погас свет, и багряный отблеск лег на лица космолетчиков.
— Этого еще не хватало! — крикнул Кей. — Отказ сразу шести систем!
Его руки замелькали над рычажками и сенсорами пульта, но все было напрасно: корабль падал на Гему. 10. Космополис Корлису пришлось надолго проститься с научной деятельностью. Его место за телескопом занял молодой ученый Тис. Абрис — Рон — Корлис — Тис — эстафета тех, кто на протяжении столетия обновлял мозаику панорам Гемы.
«Насколько же Тису легче, чем было мне, — думал Корлис. — Его не охватывает чувство обреченности от вида истерзанной планеты. Ведь теперь известно, что за внешними признаками запустения скрываются и разум, и столь необходимые орбитянам ресурсы, не говоря уже о самом ценном — знаниях…» Корлис, сколько мог, отказывался от поста главного диспетчера Базы, но Горн и Кей убедили его, да и всех остальных, что опыт, приобретенный им на Геме, даст ему обоснованное право занять этот, в высшей степени ответственный пост. Главный диспетчер был, в сущности, координатором всех взаимосвязей Базы со станциями. Сейчас, когда запасы энергола пополнились благодаря регулярным челночным рейсам на Гему, стало не только возможным, но и жизненно необходимым продолжить процесс состыковки: на орбитах оставалось немало станций. Роль диспетчера в этих условиях еще более возросла.
В душе Корлис считал себя никудышным администратором и вовсе не гордился своим поведением на Геме. Более того, готов был признать собственный провал: ведь как научный руководитель он не сумел проявить себя, успех экспедиции и все сделанные ими открытия — заслуга Кея.
Но все же Корлис не мог не признать, что в вопросе о кандидатуре главного диспетчера альтернативы не было. Космокурьеров заменить некем. А вот ученый сейчас не так уж и нужен… Да и объективность подсказывала, что в экспедиции он приобрел новые, не присущие ему ранее, качества.
— Сейчас я бы пошел с вами в любое пекло, — сказал ему Кей сразу же по возвращении на Базу. — Только боюсь, что летать вместе нам уже не придется.
— Почему? — изумился Корлис.
— Вы не космолетчик и не сможете подменить меня в управлении кораблем. А в остальном… Пока еще нас слишком мало, чтобы браться вдвоем за то, что может сделать один. Не расстраивайтесь, вам предстоят большие дела.
Поистине большие!
В словах Кея не было подвоха. Они прозвучали как признание равенства, и пусть сам планетолог сознавал, что это далеко не так, он на миг преисполнился гордости, но потом ему стало грустно. Подумалось, что дни, проведенные с Интой и Кеем на негостеприимной Геме, при всем их драматизме, возможно, останутся лучшими в жизни.
Посылая за ними единственный и оттого бесценный корабль, Горн не подозревал, что это будет первый челночный рейс. Они загрузили трюм и отсеки резервуарами с энерголом, образцами роботехники, манипуляторами, всевозможной аппаратурой. Глаза разбегались — не могли решить, что же взять в первую очередь. Не обошлось без споров, в которых, как всегда, последнее слово оставалось за Кеем. Правда, выбор научных приборов тот предоставил Корлису, но количество установил сам.
Корлис и не подумал обидеться, хотя это был редкий случай, когда его компетенция представлялась более предпочтительной. Но разве мог он подчеркивать свою ученость после всего совершенного Кеем?
Им помогали «призраки». Они охотно отдавали все, что могло пригодиться орбитянам, и даже подсказывали, на чем остановить выбор. Как выяснилось, их «призрачность» была весьма относительной: сгустки полей, управляемые электроникой, в свою очередь, управляли ею, а через нее манипуляторами и другими исполнительными органами, осуществляя тем самым вещественный контакт с окружающим.
У Корлиса ни разу не возникало той, граничащей с отвращением, неприязни к «призракам»; которую не мог или не желал преодолеть Кей. Видимо, цельная натура космокурьера не признавала ничего противоестественного. Ученый же, чья деятельность направлялась на преобразование природной среды, не видел принципиальной разницы между созданиями природы и человека.