Одна за другой станции умолкали. Выждав некоторое время, на замолчавшую станцию посылали космокурьера. В легких энергоскафандрах с заплечными контейнерами жизнеобеспечения, космокурьеры преодолевали тысячи миль, и каждая могла стать последней.

Это было как на войне…

До катастрофы Гема представляла собой два огромных противостоящих лагеря.

Непрестанное, не поддававшееся разумному сдерживанию соперничество послужило одной из причин радиоактивного катаклизма.

Оказавшись на орбитальных станциях, люди забыли о конфронтации. Она была бы для них непозволительной роскошью. Чтобы облегчить общение, синтезировали универсальный язык, и теперь на нем говорили все, независимо от национальности. К тому же их было слишком мало, чтобы вспоминать о национальной принадлежности. Крошечный осколок общечеловеческой цивилизации, того и гляди готовый рассыпаться в прах под ледяным дуновением космоса, — вот что они собой представляли и продолжают представлять до сих пор…

Обо всем этом думал главный диспетчер Горн, глядя невидящим взглядом на хоровод звезд.

— И долго еще будем молчать? — не выдержал Кей.

— Необходимо лететь на Гему.

— Что-о?

— Ты не ослышался, — жестко сказал Горн.

Теперь это был не вызывающий жалость инвалид, а твердый в решениях руководитель, способный и сам пойти на смерть, и послать на нее другого.

— Ну и ну… — только и смог выдавить из себя Кей.

— Корлис принял сигнал. По-видимому, просьба о помощи.

— На Геме… люди?

— А кто же еще!

— Столько лет прошло… Передавали по радио?

— Нет, на волнах Беслера.

— Бе-сле-ра? Что это за волны?

Горн хмыкнул.

— Спроси у Корлиса!

Кей обессиленно опустился в креслице рядом с диспетчером.

— Ну и дела…

— Так полетишь?

— Придется.

— С тобой будут еще двое.

— Кто?

— Первый — сам Корлис. Не ожидал?

— Вы шутите?

— Ничуть.

— Но это же кабинетный ученый. Он не способен ни на что, кроме… Нет уж, увольте!

— Второй, точнее, вторая, — не обратив внимания на протесты Кея, продолжал Горн, — Инта.

— Эта девчушка? Да ей же еще в куклы играть!

— Инта превосходный врач, ученица Пеклиса. Он ее рекомендовал.

— Не нужен мне врач!

— Тебе, возможно, и не нужен. Но тем, на Геме, скорее всего необходим. А какая девушка! Веселая, неунывающая. Красивая, наконец! Еще влюбишься!

Космокурьер презрительно усмехнулся.

— Я?! И не подумаю.

— Не зарекайся!

— Все равно я не согласен, — стоял на своем Кей. — Кандидатуры Корлиса, а тем более этой… Инты, меня абсолютно не устраивают!

— Его не устраивают, видите ли! — взревел Горн, с натугой приподнимаясь на руках. — А развалина в роли главного диспетчера Базы тебя устраивает?

Думаешь, от хорошей жизни я тут? Да у нас каждый человек на счету. Ты что не знаешь, как обстоят дела? Нас самих спасать надо, понял? Сырье почти полностью израсходовано. Технология на уровне древности, паршивый микроблок сами сделать не можем. Постепенно утрачиваются знания, а их и так слишком мало. Каждое новое поколение на шаг ближе к дикости. Но первобытное состояние не для нас. Можно позавидовать первобытным людям: они укрывались в пещерах, добывали пищу охотой, были обеспечены воздухом и водой — дыши и пей сколько хочешь! А мы? Вокруг, куда ни глянь, космический вакуум, среда, в которой естественное существование попросту невозможно. Следовательно, впасть в дикость — значит погибнуть. И к этому идет!

— И вы еще собираетесь спасать других?

— На Геме не другие. Там тоже мы. И здесь, и там — мы. Объединившись, мы станем сильнее. Но речь идет не просто о спасательной экспедиции. Побывав на Геме, вы внесете ясность: можно ли рассчитывать…

— На возвращение туда? — быстро спросил Кей.

— Да!

— Ну что ж, согласен.

— Ты еще не знаешь главного. Корабля не будет.

— Как не будет? — не понял космокурьер.

— А вот так и не будет. Вам придется лететь в энергоскафандрах.

— Но это…

— Безумие, хочешь сказать?

— Хуже. Убийство. Я не знаю, смогу ли опуститься на Гему в энергоскафандре — может, опущусь, а может, и нет. Однако то, что Инта и Корлис живыми не опустятся, знаю точно. А я не хочу быть убийцей.

— Тогда тебе ничего не остается, как натаскать их. Учи, объясняй, тренируй!

— На это потребуется время.

— Времени в обрез, но несколько дней дать могу.

— Несколько дней… Ну хорошо, предположим, что мы благополучно сядем на Гему, в чем я не уверен. А что потом? Так и останемся там? Взлететь-то с нее все равно не сможем, вам это известно не хуже, чем мне!

— Да, известно, — с болью проронил Горн. — Ах, если бы я мог… Так ты отказываешься?

— Один хоть сейчас.

— Пойми, у нас единственный корабль и рисковать им мы не имеем права!

— А тремя жизнями?

— Постой. Корабль за вами прилетит. Но позже. Когда вы убедитесь, что это целесообразно. Если же нет… Никого из вас я не принуждаю.

Они надолго замолчали.

— Ну? — спросил Горн.

Кой глухо, словно пересиливая себя, сказал:

— Другого выхода, действительно, нет. Можете на меня… на нас положиться.

3. Планета предков

В жизни Корлиса перелет с Базы на Гему стал событием чрезвычайным. Кей был точен, назвав его кабинетным ученым. Планетолог привык к размеренной работе в обсерватории, к умственному труду, который не слишком ценился орбитянами.

Еще месяц назад он и не помышлял о вылазках в космос, не говоря уже о столь рискованном предприятии, как спуск на Гему.

Как и все, жившие на Базе и станциях, он привык к соседству с беспредельным пространством, к бегущим по аспидно-черному небу звездам, к искусственной гравитации и даже невесомости. Ему приходилось пользоваться скафандром при переходе из одного блока в другой, хотя он всегда путался в застежках и уплотнениях и, облачаясь в громоздкое космическое одеяние, испытывал дискомфорт и боязнь сделать что-нибудь не так.

Короткие и недальние прогулки вокруг Базы в принципе не могли его удивить, хотя Корлис по возможности избегал их: он считал себя скорее трусом, чем героем. В нем как бы сочетались два совершенно разных по характеру человека. Один — целеустремленный, умеющий задавать себе дерзкие задачи (кстати, именно ему принадлежала идея полета на Гему). Другой — сомневающийся, зараженный комплексом неполноценности. Объединяла их общая мечта — вернуть орбитян на планету предков.

Дни тренировок запечатлелись в памяти одной мучительной полосой. Кей был беспощаден. Перегрузки на грани потери сознания, кислородное голодание, ударные перепады температур — все это пришлось перенести Корлису, как, впрочем, и неунывающей Инте. Между ним и Кеем с самого начала установились неприязненные отношения. Ученому казалось, и не без основания, что космокурьер смотрит на него свысока, полупрезрительно. Это рождало протест, и Корлис в свою очередь вел себя надменно.

Руководство экспедицией возложили на Корлиса. Но было оно чисто символическим. Фактически же во всем, что не касалось непосредственно научных исследований, планетолог обязан был безоговорочно подчиняться Кею.

Их взаимоотношения, построенные скорее на мнимом, чем на действительном двоевластии, не удовлетворяли обоих.

— Я понимаю, — говорил Корлис Горну несколько дней назад, — Кей опытен, у него хорошая профессиональная подготовка, но в научной экспедиции он должен оставаться исполнителем. И это необходимо оговорить со всей определенностью. Люди его склада не признают чужого мнения, все решают самолично. Но что он смыслит в науке, а ведь эта сторона дела главная! Мы же не на прогулку отправляемся…

— Вот именно, не на прогулку, — сказал в ответ главный диспетчер. — Но вы-то иначе, чем к прогулкам, не подготовлены. Я понимаю: вы ученый, а он не слишком образованный, возможно, с вашей точки зрения, даже невежественный человек. Да еще любит делать по-своему!