В молодую и красивую учительницу французского многие были тайно влюблены. В параллельном 9 "б" классе один такой влюбленный вместо заданного перевода написал по-французски любовное послание учительнице. Но наделал в нем столько ошибок, что все равно двойку заслужил, чем очень, впрочем, гордился.

В целом от этой школы у меня остались самые теплые воспоминания. Нет худа без добра. Если бы меня не перевели в нее, неизвестно, что бы со мной случилось в той школе, откуда меня исключили за плохое поведение. Многие соученики из моего класса в 306 школе, где я прежде учился, пошли по кривой дороге, попали в тюрьму за хулиганство, воровство, бандитизм, убийство, спились, опустились. Лишь двое, как мне рассказывали, из всего класса получили высшее образование. Кроме меня закончил институт Эммануил Бройтман. Несколько лет назад в Москве вышла двумя изданиями составленная им книга "Знаменитые евреи", к которым он причислил и меня.

Кульминация учебы - выпускные экзамены на аттестат зрелости. Празднично-торжественная, напряженная обстановка. На письменных экзаменах задачи по математике записывались на доске. На устных экзаменах каждый подходил к столу и вынимал билет с вопросами. В наше время такие экзамены проводились в конце каждого учебного года по многим предметам и длились месяц.

Были такие трюкачи, что умудрялись списывать у отличников в обстановке неусыпной бдительности двух-трех присутствующих на экзамене учителей. Использовались и более сложные приемы. Например, отличник, раньше всех решивший экзаменационные задачи, писал на маленьком листочке дубликат решения и жалобным голосом просился в туалет. За ним по этому же адресу уходил заядлый двоечник. Бачок над унитазом или щель под подоконником служили "почтовым ящиком" для передачи информации. Конечно, учителя догадывались о наших проделках. Но я не помню случая, чтобы кого-то разоблачили или, как мы говорили, "зашухарили" во время этих махинаций. Очевидно, учителям нужно было выполнить "план по успеваемости" и они делали вид, что не догадываются о наших ухищрениях. Быть может, они нас жалели, не хотели мешать окончить школу.

Больше всех отличился на всю Москву некий Павловский из 554-й школы, которая располагалась далеко от Выставки в Москворечье. Он был сыном большого военачальника. Учился - хуже некуда: чуть ли не по два года сидел в каждом классе. К 10-му "вымахал" в здоровенного дядю под два метра ростом, косая сажень в плечах. Павловский добился неплохих успехов в боксе, но с учебой, особенно с алгеброй и геометрией, у него был полный провал. С помощью всемогущего отца его дотянули до выпускных экзаменов на аттестат зрелости. И вот экзамен по математике. Класс, где на доске, разделенной чертой, написаны два экзаменационных задания, находился на четвертом этаже школы. Все ждали, вот-вот прозвенит звонок и всех учеников, собравшихся в школьном дворе, попросят сесть за парты. Нервничали даже отличники. И тут Павловский по водосточной трубе взбирается на четвертый этаж и, прильнув к окну, держась одной рукой за трубу, умудряется другой - карандашом на листочке, переписать все задачи. После чего героем благополучно спускается на землю.

Коллективный разум отличников класса тут же во дворе за минуты решает все задачи, после чего весь класс переписывает уравнения на шпаргалки и благополучно направляется на экзамен. Все получили пятерки - небывалый случай! - кроме... Павловского. Он умудрился ошибиться даже при переписывании решения задачи и получил тройку. Больше ему и не требовалось. Говорят, учительница математики, дежурившая в классе, увидела Павловского верхом на трубе, прильнувшего к оконному стеклу. Но она так испугалась за него, что побоялась даже пошевельнуться, чтобы бедняга не испугался и не рухнул на землю.

Не знаю, как теперь, но полвека тому назад система среднего образования была довольно стройная и строгая. Инспектора районо - районных отделов народного образования - были грозой не только для учеников, но и для учителей, директоров школ. Их присутствие считалось обязательным на экзаменах: они сидели с мудрым и неприступным видом всевидящих, всезнающих богов, большей частью молчали, но иногда задавали вопросы. Этих вопросов опасались и школьники, и учителя. Один такой инспектор спросил на экзамене по истории в 7 классе ученика, отвечавшего на отлично: "Кто баллотируется в Верховный Совет по нашему избирательному округу?"

- Не знаю, - ответил, опустив глаза, не читавший газет ученик.

- Лаврентия Павловича Берию не знать нельзя, - грозно вымолвил инспектор, но, видимо, сам же испугавшись своего опасного вопроса, оценку отличнику не снизил.

Вспоминая свои школьные годы, хочу сказать: некоторые предметы не следовало бы преподавать в таком объеме. Например, литературу. Школа должна разбудить интерес к чтению классиков, направить в самостоятельное путешествие. Программы по литературе малоинтересны. Это предмет, в который каждый человек должен погружаться самостоятельно по своей воле.

Я начал курс чтения с легкой, приключенческой литературы, которая интересна была мне, подростку. Потом сам постепенно пришел к большой, серьезной литературе. Школа своими методами зазубривания убивает интерес к серьезным книгам.

Лично я свое гуманитарное образование во многом получил благодаря маме. Первые, самые сильные впечатления от книг живут во мне с ее голосом, с ее интонациями, с ее чувствами, передавшимися мне. Она меня научила читать настоящую литературу, отличать хорошую книгу от плохой. В школе прочитал "Войну и мир", "Тихий Дон", две самые большие книги моего детства, они входили в школьную программу. С еще большим увлечением читал толстенный роман о войне "Поджигатели" Николая Шпанова. Как теперь понимаю, то была агитка, но мне и всему классу она очень нравилась.

Мама уделяла мне много внимания после того, как в 1944 году мой старший брат Леонид добровольно ушел на фронт.

С тех пор брат стал как бы "отрезанным ломтем" в нашей семье. На войне, к счастью, не погиб, но домой после фронта не вернулся. Поступил в военное училище и всю жизнь прослужил в войсках кадровым офицером. Служил в разных гарнизонах, пройдя путь от лейтенанта до полковника. Последняя его должность - заместитель командира ракетной бригады в Магадане. Там он облучился и погиб от рака крови, вернувшись умирать в Москву.

Хочу еще раз вспомнить мать. Она происходила из зажиточной интеллигентной семьи, местной аристократии. Мама в детстве хорошо училась, окончила гимназию с отличием. О ее братьях я рассказал. Одна из сестер была очень красивая, несмотря на бытовавшие тогда предрассудки, вышла замуж за дворянина. После его смерти несколько раз выходила замуж, ее последний муж слыл известным портным в Киеве.

Моя мать, выйдя из обеспеченной семьи, будучи замужем за начальником союзного главка, не имела ни одного золотого колечка, даже обручального. Она носила кожаную куртку отца и косыночку. Дома ее помню всегда в халате или в каком-то дешевом ситцевом платье. Ей было чуждо все, что теперь мило моей жене и дочери. Мама была болезненной женщиной, с сорока лет - не работала. Отца очень любила и после его смерти прожила недолго. В семье царил лад. Я не помню случая, чтобы отец с матерью ссорились, говорили между собой бы на повышенных тонах. И это в самые тяжкие, нервные, неблагополучные годы жизни. Такие семьи - редкость. Я теперь понимаю, мне изначально с родителями здорово повезло. Никогда не забуду их, самых дорогих мне людей. Никогда не предам их заветов. На примере их жизни понял, как важен духовный строй жизни, так необходимый в каждой семье. Только из любви, преданности, внимания возникают благополучие в семье, атмосфера доброго человеческого бытия.

* * *

Мои родственники, братья и сестры отца и матери, не были расстреляны во рвах, не погибли в гитлеровских газовых камерах. Их судьба во время войны пощадила. Но им, как миллионам людей, пришлось пережить страдания, причиненные советской властью. Отношения с ней складывались в разное время по-разному. Отец и мать, их братья и сестры, их дети, как и я, были преданны этой власти. Она дала всем, кто хотел, высшее образование, поднимала по служебной лестнице высоко. Об академике Шейндлине и профессоре Шейндлине я упоминал. Брат отца, Абрам, с честью прошел войну, из Речицы не уехал в большой город, служил директором спичечной фабрики, где в молодости директорствовал отец. Другой мой дядя, - по линии мамы, был крупным финансистом, главным бухгалтером на оборонном заводе. Сын его, мой двоюродный брат, погиб на фронте, сгорел в танке.