Изменить стиль страницы

Но нищета, бросающаяся в глаза, была несколько обманчива. Все знали, что у Уилла Уэлфорда водятся деньжонки, его запись на мелок в харчевне «Вьючная лошадь» всегда оплачивалась по первому требованию. Одежда его также не говорила о скудости средств. Он всегда хорошо одевался, даже мог позволить себе купить маскарадный костюм, чтобы выступить в роли Робина Гуда или какого-нибудь другого любимого народом героя.

Эта слава о его достатке, размеры коего никому не были известны, давала ему право претендовать на руку Бет Дэнси, первой красавицы в округе, и, хотя приписываемое ему богатство и не помогло ему завоевать сердце девушки, оно помогло ему снискать расположение ее отца.

Уиллу уже и раньше не нравилось, что Бет, как ему казалось, заглядывается на Черного Всадника, но то, чему он сейчас был свидетелем, пробудило в нем жгучую ревность. Правда, у него не было никаких доказательств, он ничего не мог сказать наверняка. Голтспер мог прийти в хижину Дэнси по какому-нибудь делу, а вовсе не на свидание с Бет. Уэлфорд был бы рад этому верить!

Однако во всем этом было что-то настолько подозрительное, что Уилл не мог оставаться спокойным; и кто знает, чем бы кончилось свидание, не вернись Дэнси...

Войдя в свое скромное жилище, Уэлфорд швырнул в угол топор, а сам опустился на стул; на лице его было написано глубокое отчаяние, и с губ непрестанно срывались имена Бет Дэнси и Генри Голтспера.

– И чего он суется сюда, дьявол его возьми! – бормотал он. – Чем ему свои не хороши! Чего ради он вертится здесь на своем вороном коне, разодетый в шелка да в бархаты, и лезет в хижины бедняков, где ему совсем не место! Будь он проклят! И зачем его принесло в наши края, хотел бы я знать! Что он такое задумал? Собирает у себя в доме народ со всего графства, съезжаются к нему поздно ночью... Ох, хотел бы я знать, что все это означает! Тут, видно, что-то кроется, и он не хочет, чтобы об этом кто-то узнал. А то почему бы в тех письмах, которые я разносил, – ну, и, конечно, вскрыл и прочел, говорилось, чтобы приезжали без слуг, поздно ночью. В полночь – так там и было написано, во всех письмах! Да, хотел бы я знать, что тут такое замышляется! А ведь есть и еще один человек, которому, верно, тоже хотелось бы это узнать, – тот самый, что бился с ним на празднике. Жаль, что он не проткнул ему ребра, а позволил себя проткнуть! Ах, черт, и что ему от меня требуется, этому капитану? Ведь не из-за того же меня вызывают, что я треснул его по башке! Стал бы он тогда ко мне посылать, как же! Прислал бы просто парочку своих солдат, те и свели бы меня куда следует. Уайтерс говорит, будто он мне добра желает, да ведь Уайтерсу разве можно верить? Еще до того, как он в солдаты пошел, от него, бывало, никогда слова правды не услышишь. Вряд ли он с тех пор переменился к лучшему. Может, и впрямь капитан хочет со мной поговорить? Дорого бы я дал, чтобы узнать, что ему от меня нужно!.. А ведь может статься, черт возьми, – продолжал он после некоторого раздумья, – что это насчет того самого кавалера, Черного Всадника! Можно не сомневаться, что он с того дня не выходит у капитана из головы. Ну, а коли так... гм... – многозначительно хмыкнул он... и замолчал, словно обдумывая что-то. – Как знать, может, оно и так... Ччерт!.. Эх, была не была, пойду-ка я к этому капитану Скэрти... так, кажется, его зовут?.. там все и узнаю. Вот сейчас же и пойду!

И, приняв это неожиданное решение, Уилл вскочил со стула, схватил свою шляпу и вышел на крыльцо. Но тут он внезапно остановился и, поднеся руку к глазам, стал вглядываться в просвет между деревьями.

– А ведь правду говорят, – пробормотал он, изумленный и обрадованный, только помяни черта, а он тут как тут! Ведь это тот самый человек, к которому я собрался идти, сам капитан кирасиров, а с ним Уайтерс!

Уэлфорд не ошибся. Действительно, капитан Скэрти со своим вестовым Уайтерсом приближались к хижине.

Они ехали верхом, но примерно в сотне шагов от хижины капитан сошел с коня и, передав поводья солдату, пошел вперед один.

Вокруг лачуги Уилла Уэлфорда не было никакой ограды или канавы, и офицер подошел прямо к крыльцу, где стоял лесник, поджидая его.

Быстрым взглядом опытного вояки Скэрти заметил, что на грубоватой, тупой физиономии его недавнего врага нет никаких следов злобы. По-видимому, враждебные чувства, которые он обнаруживал на празднике, пропали без следа, и капитан был столь же удивлен, сколь и обрадован, что лесник встречает его с улыбкой, тогда как он ждал, что его встретят с ненавистью.

Капитан Скэрти без труда догадался, как это надо понимать: у этого человека был враг, смертельный враг, которого он ненавидел гораздо больше, чем Скэрти, и он знал, что это также и его враг.

Решив прежде всего убедиться в правильности своей догадки, капитан кирасиров обратился к леснику самым дружелюбным тоном.

– Доброе утро, друг! – приветливо поздоровался он. – Надеюсь, это маленькое происшествие, из-за которого мы так глупо повздорили, о чем я глубоко сожалею, теперь забыто и вы простили меня! А так как я всегда воздаю должное храбрости, даже в противнике, я буду очень польщен, если вы не откажетесь выпить со мной чарку винца. Я, знаете, всегда беру с собою про запас, на всякий случай... У вас тут легко заблудиться, в ваших непроходимых лесах, так вот, чтобы не погибнуть от жажды...

С этими словами он взял флягу, висевшую у него через плечо, и начал быстро отвинчивать крышку.

Его бывший враг, явно удивленный, но вместе с тем и довольный таким внезапным завершением ссоры, с радостью принял предложение и в нескольких неуклюжих выражениях пригласил кавалера зайти в его скромное жилище.

Скэрти сразу согласился и, войдя в хижину, уселся на одном из двух колченогих стульев, стоявших в комнате.

Вино тут же разлили в две оловянные кружки, и не прошло и десяти минут, как у капитана Скэрти и Уилла Уэлфорда уже завязались самые дружеские отношения, как будто капитан никогда не целовал девицы Марианны, а Уилл не ломал своего самострела об его голову.

– Все дело в том, мой храбрый Робин, – оправдывался Скэрти, – что я и мой товарищ, корнет, перехватили лишнего в то утро, а вы сами понимаете, когда человек...

– Понятно... – отвечал лесник, проникаясь все большим расположением к своему великолепному гостю, который мог стать для него могущественным покровителем. – Когда человеку хмель в голову ударит, он уж за себя не отвечает. Я знаю, что вы поцеловали девушку так просто, в шутку. Ах, черт, я и сам сделал бы это, да еще как!

– А ведь она, право, красотка, эта девица Марианна! Ваша нареченная, как я полагаю, мастер Уэлфорд?

– Ну да, у нас с Бетси вроде как все решено! – с гордостью сказал лесник.

– Вот счастливчик! Так, значит, скоро свадьбу сыграем?

На этот вопрос Уэлфорд ответил как-то неопределенно.

– Как человек опытный в этих делах, – продолжал капитан, – ведь я сам был когда-то женат, и не раз, – я посоветую вам не позволять красотке Бетси после того, как она станет миссис Уэлфорд, подносить мужчинам цветы.

– Кой черт! – воскликнул ревнивый любовник. – Что вы хотите этим сказать, мастер?

– Да просто то, чему я был свидетелем там, на поле. И, сказать вам по правде, меня это очень удивило. Уж если кто и заслужил эти цветы от девицы Марианны, так, безусловно, тот, который первым вступился за нее. А ведь это были вы, мастер Уэлфорд, и свидетель этому – мой череп, который до сих пор ноет при одном только воспоминании!

– Будь я проклят, да кому ж, как не мне, за нее вступаться! Черному Всаднику незачем было и соваться!

– Совершенно верно. Мы с вами уладили бы сами меж собой нашу маленькую ссору. Да я, знаете, уже собирался извиниться перед вами и сам чувствовал, что поступил глупо, а он как раз тут и вмешался. И, конечно, он только потому и вмешался, что хотел понравиться девушке. Я тогда сразу это заметил, хотя мне в то время ничего о них не было известно. Ну, а с тех пор я кое-что узнал, и теперь уж у меня нет никаких сомнений.