Дабы выполнить этот замысел с возможно большими предосторожностями и не навлечь на себя подозрений, мы решили снять со шлюпа все пушки и укомплектовать его только такими людьми, которые пообещают нам не проситься на берег и не вступать ни в какой разговор с тем, кто бы ни появлялся на корабле. Чтобы усовершенствовать задуманное нами, Виллиам натаскал двух наших: одного — лекаря, каким он и был, и другого — сообразительного парня, старого моряка, служившего лоцманом на побережье Новой Англии и бывшего превосходным лицедеем. Их обоих Виллиам одел квакерами и научил разговаривать на квакерский лад. Старого лоцмана он сделал капитаном шлюпа, а лекаря — доктором, кем и был он, а сам стал суперкаргом. В этом обличий, на шлюпе, лишенном каких бы то ни было украшений (да и прежде на нем их было не много) и пушек, он отправился в Сурат.
Должен я, понятно, упомянуть, что за несколько дней до того, как мы расстались, мы подошли к лежавшему недалеко от берега песчаному острову, где был хороший глубокий залив вроде рейда; находился остров вне поля зрения факторий, которых здесь был полон берег. Здесь вытащили мы груз из шлюпа и погрузили в него только то, что собирались продавать, то есть, в сущности, только мускатный орех и гвоздику, но главным образом первое.
Отсюда Виллиам и два его квакера, с восемнадцатью людьми на шлюпе, двинулись к Сурату и стали на якорь в некотором расстоянии от факторий.
Виллиам был так осторожен, что постарался отправиться на берег один, в сопровождении только доктора, как называл своего спутника. Отправились они в лодке, которая подплыла к кораблю для того, чтобы продать рыбу; в лодке все гребцы были местные уроженцы; эту же лодку он потом нанял для того, чтобы вернуться на корабль. Пробыли они на берегу недолго, как им удалось познакомиться кое с какими англичанами, жившими здесь, и, видимо, сперва служившими у Компании, но теперь торговавшими самостоятельно. Доктор познакомился с ними первый и представил им своего друга, суперкарга: мало-помалу купцам сделка пришлась по сердцу так же, как сами торговцы пришлись по вкусу нашим. Только товара оказалось слишком много.
Во всяком случае, это обстоятельство не долго затрудняло их; уже на следующий день они включили в сделку еще двух купцов, тоже англичан, и из их разговора Виллиам понял, что ими было решено, в случае покупки, повезти груз для продажи в Персидский залив. Виллиам ухватился за эту мысль и решил, что мы не хуже их можем отвезти туда пряности. Но сейчас дело было не в этом; у Виллиама имелось не менее тридцати трех тонн ореха и восемнадцати тонн гвоздики. Среди ореха было изрядное количество мускатного цвета, но мы не противились тому, чтобы сделать скидку. Короче говоря, они столковались, и купцы, которые охотно купили бы и самый шлюп, а не то, что груз, направили Виллиама к заливу, милях в шести от фактории, давши ему в придачу двух лоцманов. Туда они доставили лодку, выгрузили все и честно расплатились с Виллиамом. Весь груз обошелся им наличными, приблизительно, в тридцать пять тысяч осьмериков, помимо кое-каких ценных товаров, которые Виллиам принял с удовольствием, и двух больших алмазов стоимостью, приблизительно, в триста фунтов стерлингов.
Когда они расплатились, Виллиам пригласил их на шлюп, и они явились. Веселый старый квакер невероятно развлекал их своей болтовней и «тыкал» их и так их напоил, что ни один из них не смог той ночью вернуться на берег.
Им очень хотелось узнать, кто такие наши и откуда они явились, но каждый человек на шлюпе так отвечал купцам на всякий их вопрос, что они решили, что над ними издеваются, что их вышучивают. Как бы то ни было, во время болтовни с ними Виллиам узнал, что они купят любой груз, какой им только ни доставят, что они охотно бы купили у нас вдвое больше пряностей, чем на этот раз. Он приказал веселому капитану сказать им, что есть еще один шлюп, который стоит в Маргаоне, и на нем большое количество пряностей. Если по возвращении оттуда (а он послан туда) пряности еще не будут проданы, то он приведет и этот шлюп.
Новые их приятели так распалились, что готовы были заранее столковаться со старым капитаном.
— Нет, друг, — сказал он, — я не стану продавать не виданный мною товар за глаза. Да и к тому же не знаю, не продал ли уже хозяин шлюпа свой груз каким-нибудь купцам в Сальсате. Но, если, когда я возвращусь, груз еще не продан, я надеюсь привезти его тебе.
Все это время доктор был занят не менее чем Виллиам и старый капитан. Он ежедневно по несколько раз ездил на берег в индусской лодке и закупал для шлюпа свежие съестные припасы, в которых экипаж весьма нуждался. В частности, он привез семнадцать больших бочек арака, некоторое количество риса и множество плодов, манго, тыкв, а также птицу и рыбу. Всякий раз он возвращался на шлюп, глубоко нагруженный, ибо покупал не только для шлюпа, но и для корабля. В частности же, они до половины нагрузили шлюп рисом и араком, и несколькими живыми коровами. Так, запасшись съестным и получивши приглашение явиться опять, они возвратились к нам.
Виллиам всегда бывал для нас горячо желанным гостем, приветствуемым вестником, но на этот раз он был приветствуем как никогда, так как у нас на корабле была нужда, и мы не могли добиться ничего, кроме манго и кореньев, в виду того, что мы не хотели появляться на берегу и выдавать свое присутствие, покуда не получим сведений о шлюпе. Да и, действительно, терпение наших было почти исчерпано, так как на это предприятие Виллиам потратил семнадцать дней, хотя и потратил их с пользой.
Когда он возвратился, мы созвали еще одно совещание по вопросу о торговле. А именно — мы обдумывали, послать ли нам лучшие свои пряности и прочие бывшие на судне товары в Сурат, или самим двинуться в Персидский залив, где, возможно, сумеем продать и не хуже, чем английские купцы из Сурата. Виллиам стоял за то, чтобы нам отправиться самим; это, кстати, было следствием добрых купеческих свойств его натуры, склонявшейся во всяком деле к лучшему выходу из положения. Но здесь я не согласился с Виллиамом, что случалось очень редко. Я сказал ему:
— Если учесть положение, то нам много лучше продавать весь груз здесь, хотя бы даже за половинную цену, нежели идти с ним в Персидский залив, где мы подвергнемся большой опасности, где люди много любопытнее здешних и где с ними не легко будет управиться, так как там торгуют свободно и открыто, а не украдкой, как, видимо, торгует здешний народ. Кроме того, если там что-нибудь заподозрят, нам будет труднее отступить, разве только что применяя насилие. Здесь же мы стоим в открытом море и можем уйти, куда хотим, даже не меняя своего облика; в сущности, здесь не будет никакого преследования, так как никто не знает, где нас искать.
Мои опасения убедили Виллиама, хотя не знаю, убедили ли его мои доводы, но он со мной согласился, и мы решили отправить тем же купцам еще один корабельный груз. Главное дело заключалось в том, как обойти то, что они сообщили английским купцам, а именно, что то будет другой наш шлюп. Но за это взялся старый квакерский лоцман. Он был превосходным лицедеем, и ему тем легче было нарядить шлюп в новые одежды. Во-первых, он поставил на прежнее место всю резьбу, которую раньше снял; нос, прежде гладко окрашенный в темный коричневый цвет, стал теперь блестящим и голубым, усеянным, Бог знает, сколькими живыми рисунками; что касается кормы, то плотники по обоим бортам сделали славные галерейки. На шлюп поставили двенадцать пушек, а на планшире 346 — несколько петереро, которых прежде не было. А для того, чтобы закончить новое одеяние шлюпа и усовершенствовать его перемену, старый квакер приказал переменить на шлюпе паруса. И если прежде шел он подобно яхте 347 под шпринтовом 348, то теперь он был подобен кэчу, с бизанью и под четырехугольными парусами. Словом, вышло превосходное надувательство, и шлюп был перелицован во всех подробностях, на которые мог бы обратить внимание чужой, раз только видевший его; купцы же побывали на шлюпе всего один раз.