Эрскилл заметил, что до сих пор держит в руках стакан с виски и сигарету, и отложил то и другое.
- Если имперские десантники, которых мы послали в город для защиты женщин и детей от ваших бандитов, встретят хоть малейшее сопротивление, вам не придется узнать, что думает по этому поводу его величество, потому что адмирал Шатрек пристрелит вас и ваших сообщников в зале заседаний, где вы перерезали представителей законной власти этой планеты! - рявкнул он.
Так наконец появился настоящий Обрей, граф Эрскилл. Весь этот либерализм, социализм, эгалитаризм, лозунги про "руку помощи" и "знамя демократии" были просто вбиты в него за шесть лет университетского образования. Двадцать четыре года, со дня рождения, его учили родители, нянька, гувернантка, домашние учителя, что значит быть Эрскиллом с Атона и внуком старого Эррола, герцога Джарви. Грегор Чмидд на экране раздражал его до невозможности.
- Вы хоть понимаете, что натворили ваши кровожадные недоумки? неистовствовал граф. - Вместе с двумя тысячами людей вы погубили пять миллиардов крон - средств, необходимых для осуществления замечательного плана модернизации и индустриализации! Или вы настолько тупы, что полагаете, будто Империя стала бы выбрасывать деньги на ваше освобождение?!
- Но, гражданин проконсул...
- Не смейте называть меня гражданином проконсулом! Я высокопоставленное лицо галактической Империи и на этой свинской планете представляю его императорское величество. Вы обязаны учитывать это и обращаться ко мне соответственно.
Грегор Чмидд больше не носил рабское ожерелье, но след от него, как заметил однажды Лэнзи Дежбренд, навсегда остался у него внутри. Он с усилием выдохнул:
- Д-да, господин Повелитель проконсул!
Имперцы опять собрались в конференц-зале, который Шатрек использовал как импровизированный военный штаб. Они томились в креслах, курили, пили кофе и напряженно вглядывались в экраны, гадая, когда и откуда ждать неприятностей.
Стемнело. С вершины проконсульского дворца, четырех зданий, очищенных десантниками, и с летательных аппаратов ослепительно ярко светили прожекторы. Свет и оживление были заметны в Цитадели и на юго-востоке столицы рабов, остальной Зеггенсбург оставался темным и недвижным.
- Я не думаю, что у нас появятся причины для беспокойства, - сказал Шатрек. - Рабы не настолько обезумели, чтобы атаковать нас здесь, а все Повелители мертвы, кроме тех, что нашли у нас приют.
- Сколько людей мы спасли? - спросил граф Эрскилл.
- Больше восьмисот, - ответил Шатрек. Эрскилл уловил его вздох.
- Так мало?! Утром в городе их было почти двенадцать тысяч!
- Я удивлен, что мы спасли так много, - возразил Дежбренд. Он все еще был в военном комбинезоне, а на стуле висела его портупея. - Большинство из них погибли в первый же час.
А у имперцев практически ничего не изменилось. У них по-прежнему оставалось семьсот человек и сорок летательных аппаратов. Дежбренд сам высаживался вместе с десантниками. Впервые за тридцать лет он надел военную форму, шлем и использовал оружие не для спорта. Это было отвратительное, кровавое дело, о котором хотелось поскорее забыть. Глядя на изуродованные тела женщин и детей Повелителей, он заставлял себя вспоминать, что прибыл сюда для предотвращения резни, а не для участия в ней. А некоторые из людей Рэвни даже не пытались это понять. Жестокость невероятно легко рождает жестокость.
- Что нам с ними делать? - спросил Эрскилл. - Мы не можем вернуть их назад, их поубивают в течение нескольких часов, да и некуда им идти. Всенародное государство, - произнес он им же придуманное название как что-то неприличное, - национализировало всю собственность Повелителей.
Об этом было объявлено сразу после того, как с телестанции в Цитадели убрали перехватчики, и очень скоро началось странное объединение солдат Жаннара и полиции Жоржа Кажика, посланных остановить грабеж и вандализм и занять дворцы Повелителей. В городе рабов началась настоящая охота. Очевидно, экс-рабы были предупреждены, что не должны грабить или громить свои рабочие места.
- Эвакуируем спасенных за пределы планеты, - сказал Шатрек. - Как только "Алгол" прибудет сюда, загрузим часть из них на "Мицар" или "Канопус" и утащим куда-нибудь. Черт знает, как они будут жить, но...
- О, им не придется нищенствовать, - сказал Треваньон. - Вы знаете, что компенсация за рабов составляет пять миллиардов крон, и когда я вернусь на Один, то приложу все усилия, чтобы оставшиеся в живых получили всю сумму. Но я буду настойчиво рекомендовать, чтобы их не переселяли на Один. Они не очень благодарны нам за то, что случилось сегодня, и смогут легко возбудить крайне неблагоприятное отношение к этому на Одине.
- Моя отставка может послужить ответом на критику со стороны общественного мнения... - начал Обрей.
- Вздор, не говорите об отставке, граф. Вы, конечно, наделали тут ошибок, хотя я не думаю, что вы совершили бы их и на другой планете Галактики. Но независимо от того, поступили бы вы так или иначе, то, что здесь произошло, было неизбежно.
- Вы действительно так думаете? - Граф Эрскилл безумно хотел быть уверенным в этом. - Возможно, я слишком настойчиво проталкивал эту конституцию...
- Дело не в конституции. Мы все совершили непростительную глупость, когда прибыли сюда. До нашего появления рабы не могли себе даже представить общество без господ Повелителей - вы же слышали Чмидда и Хоужета в первый день на борту "Императрицы Эвлалии". У раба должен быть Повелитель, он просто не может никому не принадлежать. До тех пор пока вы не завели разговор о национализации, никто и понятия не имел, что может существовать собственность, не принадлежащая Повелителям. При старых порядках такая резня была бы невозможна. Прежде всего это требовало наличия тщательно законспирированной организации, а до того, как мы раскрепостили их, ни один раб не смел доверять другому, каждый мог предать, заискивая перед своим Повелителем. Мы доказали им, что они могут обходиться без господ Повелителей и их благосклонности. Мы внушили им мысль о возможности сохранения прежнего уклада и поспособствовали рождению ряда оригинальных идей, которые должны были принести несчастье. Мы переобучили армию и вручили ее Жаннару. Вдохновили Жоржа Кажика на создание народной дружины, а ведь по существу любое правительство есть не что иное, как военная сила. Короче говоря, Эрскилл, я не вижу за вами иной вины, кроме участия в незначительном ускорении закономерных процессов.