- Мне не кажется, что он выглядит как ты, отец, - сказал он с циничной улыбкой, которую мне пришлось потом часто наблюдать. - Его нос слишком тонкий, а глаза выдают слабость. Думаю, что у него столько же храбрости, сколько у овцы в горах. - Он встал и вышел вперед, глядя на меня сверху вниз с высоты своего уже значительного роста. - Скажи мне, Микаелеф Рамадан, ты храбрый? Ты смог бы сделать то, что сделал мой отец? Смог бы ты выстоять против мощи самых злостных врагов, не имея никакой другой защиты, кроме любви твоей семьи? - На эти вопросы было невозможно ответить, и мое сердце заколотилось, руки задрожали, пока я пытался найти выход из затруднительного положения, в которое меня поставили. На помощь мне пришел Саддам.

- Удай, сядь и прояви уважение к человеку. Он наш гость. Тебе не следует дразнить его.

Удай снова сел, с высокомерной насмешкой глядя на охрану и ожидая её одобрения. Он явно наслаждался тем, что поставил меня в неловкое положение, и прежде чем снова заговорить, Саддам положил руку на плечо Удая.

- Пожалуйста, извините моего сына за его юношеский максимализм, Микаелеф, но, возможно, это естественно для сына гордиться своим отцом. Не обижайтесь.

- Я не обижаюсь, Ваше Превосходительство. Он славный юноша. - У меня была природная склонность к дипломатии.

- Это так. Однако позволь мне вернуться к тому, зачем ты здесь сегодня. - Он щелкнул пальцами, и к нему приблизился слуга с большим ящичком гаванских сигар. Он взял одну и зажег её, в то же время показывая слуге, чтобы он предложил сигары Акраму и мне. Мы оба вежливо отказались. Ты, конечно, понимаешь, - продолжал Саддам, - что мои дни перегружены делами. Я знаю, что жители Ирака почитают своего президента, но мои обязанности таковы, что у меня нет времени, которое я мог бы провести со своим народом. Возможно, Микаелеф, в этом ты можешь помочь своему президенту. Сможешь ли ты оказать мне и, конечно, великому народу Ирака огромную услугу и заменять меня в некоторых случаях?

- Я не понимаю, Ваше Превосходительство, - сказал я изумленно. Я действительно не мог понять, что он имел в виду.

- Все очень просто, - сказал он с ободряющей улыбкой. - Иногда я люблю, чтобы меня видели среди простых людей Ирака. Хотя я преодолел огромные трудности, карабкаясь на вершину власти, я не забываю, что когда-то был в долине, у подножия горы. Я не родился с серебряной ложкой во рту, как говорят англичане. - Он взглянул на тех, кто собрался вокруг. Все, чем владела моя мать, было деревянной ложкой, чтобы мешать пищу, которую мы ели руками! - Когда Саддам рассмеялся, все тоже стали смеяться. - Я хочу, чтобы люди знали, что я не забыл их. Я - один из них, но мне трудно сейчас делать то, что подсказывает сердце. Редко возникает такая возможность. Может быть, ты бы мог сделать это для меня?

- Конечно, Ваше Превосходительство, - сказал я с убежденностью, которая скрывала мои опасения. - Но что мне конкретно нужно делать?

- Ты можешь так много сделать! - воскликнул он. - Ты можешь посещать больницы, ходить в бедные кварталы Багдада или, возможно, навещать детей в школах. Никто не будет знать о безвредной лжи, и это доставит удовольствие стольким людям. Если ты сделаешь это, Микаелеф Рамадан, я обещаю, ты будешь щедро вознагражден.

Это звучало как просьба, но я был не настолько наивен, чтобы думать, что у меня существовал иной выбор, кроме как согласиться.

- Если вы хотите, Ваше Превосходительство, я сделаю это.

Саддам хлопнул в ладоши.

- Я никогда не сомневался, что ты поможешь. Ни один человек не может быть так похож на меня внешне и так отличаться внутренне, что бы ни говорил Удай. - Он сделал жест в сторону одного из охранников, и через несколько секунд внесли поднос с кофе. - В молодости я провел почти два года в тюрьме, когда сражался за свободу своего народа...

- Жертвы, на которые вы пошли, Ваше Превосходительство, - вмешался Акрам, и вся его страсть к угодничеству выступила на первый план, - хорошо известны иракскому народу.

Саддам, казалось, впервые заметил присутствие Акрама.

- А ты Акрам Салем, зять, не так ли? Человек, который привел ко мне этого мужчину ?

- Это так, Ваше Превосходительство.

- Да, Акрам, ты, конечно, прав. - Саддам затушил сигару, сделав всего три-четыре затяжки, прежде чем продолжил. - В те дни мы были лишены многих удовольствий, в тюрьме нам не давали кофе, позволяли только горький черный чай. Мой старый друг, Изза Ибрагим, был тогда со мной.

Даже в самые лучшие времена я не любил пить кофе, но первый из трех глотков расцениваю как любезность в ответ на арабское гостеприимство.

Саддам заговорил снова:

- Ты учитель в школе, Микаелеф?

- Да, Ваше Превосходительство.

- Моя жена Саджида преподает в начальной школе, хотя сейчас она директор школы. Так же, как и мой дядя. Это самая важная работа. Ничто так не важно для нации, как образование и благосостояние детей. Ты согласен?

- Даже очень, Ваше Превосходительство.

Затем Саддам повернулся к Акраму.

- Ты не из Кербелы?

- Нет, Ваше Превосходительство, я уроженец Багдада.

Саддам кивнул.

- Вы оба выросли в городах, я же воспитывался в селении слишком маленьком, чтобы нанести его на карту. - Прежде чем продолжить, он вновь потребовал свои сигары. Это было привычкой Саддама, с которой мне пришлось познакомиться. В течение дня он мог зажигать сотню гаванских сигар, редко куря одну сигару дольше нескольких минут.

Часто, когда он говорил, Саддам казался слегка заторможенным или отрешенным, но сейчас он рассказывал о своей юности с гордостью. Его детские годы окутаны тайной. Он заявлял, что родился 28 апреля 1937 года, в маленьком селении Шувайш, недалеко от города Тикрит. Расположенный на берегах реки Тигр, протекающей в 150 километрах к северу от Багдада, город был разграблен татарскими захватчиками 600 лет назад и из черепов покоренных была воздвигнута огромная гора. Позже на этом месте построили внушительную стену.

Саддам утверждал, что его отцом был Хуссейн Абд аль-Маджид. Но в действительности он был внебрачным ребенком и кто на самом деле был его отцом - неизвестно. По этой причине его противники в Ираке часто называли его Саддам аль-Тикрити по месту рождения, что было прямым оскорблением.