Возле безмолвных ворот минеры работали споро и в открытую, что беспокоило осторожного Пантикова. Заряд следовало заглубить, чтобы дать ему силу.

Пока минеры работали у ворот и выводили шпур, Строгов расположил свой взвод. Бойцы были под стать ему, здоровые, смышленые парни, призванные после войны. Наслышавшись о героических подвигах, они так же, как и их командир, горели желанием драться. Бойцы любили своего комвзвода, его распоряжения понимали с полуслова и, проверенные в стычках, доказали свое право называться лучшим взводом роты. Строгов ценил их усердие, гордился ими, повышенно требовал с них и находил всякие способы к поощрению.

По приказу Пантикова позиции занял и второй взвод. Спокойный и даже медлительный лейтенант Подоляка рассредоточил бойцов, заставил их обеспечить укрытия, нацелил пулеметы. Он приказывал ровным голосом и часто повторял свое любимое: «Так-так, хлопцы-молодцы!»

Строгов спустился в овражек, прилег возле Кутая, выжидая, пока командир роты закончит наблюдение.

— Штурма не миновать, — повторил свое Строгов.

— Хочется подраться? — спросил Кутай.

— Хочется не хочется, а не миновать. На волю их не выманишь. Нет ли у них запасных выходов? Протолчемся возле ворот, а они дунут в горы…

— Не исключено, но об этом мы уже подумали, — сказал Кутай, — меры приняты.

— Тогда надо поскорее брать их.

— Всякий овощ берут по-разному, Строгов. Бурак дергают, гарбуз срывают, горох вышелушивают…

Строгов понял намек.

— Будем вышелушивать?

Рванул взрыв. Саперы сработали отлично. Повторять не пришлось. Когда эхо отрокотало и дым рассеялся, взорам представился разрушенный вход. Одна створка ворот была вырвана, измята и отброшена, вторая, звездообразно лопнув, завернулась кверху и напоминала некий фантастический железный цветок, возникший на сером фоне каменного подпора.

Предположения Кутая подтвердились. За ворогами обнаружилась стена, сложенная из дикого штыба, и в ней амбразуры.

— Так… — Пантиков протянул Кутаю бинокль. — Поручик Лунь зря времени не терял.

Кутай и без бинокля видел амбразуры, пока безмолвствующие. Желание Пантикова обстрелять вход из орудий вначале могло показаться заманчивым, но нужно ли раскрывать артиллерию заранее, зная, что снаряды противотанковых пушек не причинят большого вреда укреплению?

— Есть ли там кто-нибудь? — Пантиков явно страдал от неопределенности.

— Сейчас проверим. — Кутай подозвал сержанта Денисова, распорядился, и тот пополз к пролому в воротах. На Денисова можно было положиться: если он брался, дело доводил до конца, рисковал, но голову не терял.

Денисов умело, словно ящерица, подполз сбоку почти к двери и, выбросив правую руку в энергичном рывке, швырнул гранату.

Оттуда, огрызаясь, ударил крупнокалиберный пулемет.

К Строгову подполз Горчишин.

— Разрешите, товарищ младший лейтенант? Я бы их сумел… — жарко выдохнул он.

— Отсюда брать не будем. Они ждут нас, как ворон крови, — сказал Кутай.

Вернулся Денисов, прилег в бурьян, вытер лицо платком, приготовил гранату. Горчишин наблюдал за Денисовым с юношеским восхищением. И ему страстно хотелось вести себя так же спокойно, без всякой рисовки, так замечательно просто, с явным пренебрежением к смерти, как этот сержант, державшийся с потрясающей деловитой невозмутимостью.

— Да, ты прав, — сказал Пантиков, оценив положение, — вход крепко блокирован.

— Будем брать измором? — спросил Кутай.

— Кабы время было, можно и измором. Но времени нет. Посоветуюсь со старшими, обрисую пейзаж… — Он кивнул в сторону пушек, притаившихся, будто с любопытством нацеливших свои тонкие стволы на ворота. — Здесь им не прошмыгнуть. А вообще следует дождаться вечера. Я буду на КП, возле потребиловки.

Он оставил лейтенанта Подоляку за старшего, проинструктировал его и уполз, ловко применяясь к местности.

Кутай снял свою группу, разрешил солдатам похарчиться, передохнуть, узнал место сбора, а сам, взяв с собой только сержанта Денисова, направился к командному пункту.

Молча, с невозмутимым, будто застывшим лицом бесшумно следовал за ним Денисов. С Денисовым можно было чувствовать себя в безопасности, расслабиться — сержант сумеет предупредить всякие неожиданности. Он словно верный и преданный телохранитель.

Командный пункт выглядел теперь солидно: столик над навесом, бланки радиограмм. Тут же расположились дежурные радио- и проволочной связи, мотоциклист с автоматом под мышкой, замполит, инструктирующий комсорга, миловидного паренька с золотистыми ресницами, офицер, по-видимому начальник боепитания, инженер-капитан, смачно допивающий банку абрикосового компота.

Пантиков успел умыться, причесать мокрые волосы и, устроившись на гнутом стуле, грыз макуху. Старший лейтенант был в хорошем расположении духа. Кутай присел на ступеньку, снял и отряхнул фуражку.

— Угощайтесь! — предложил Пантиков.

Дежурный связист отбил гирькой кусок макухи, подал Кутаю.

— Вкусно, не правда ли? — От Пантикова пахло маслобойкой и пресной водой. — У нас, если и поступает жмых на эм-тэ-эф, молотом его не возьмешь. А здесь кустарного давления, нежный, мягкий, а запах какой… Скажи спасибо нашему хозяину, — указал глазами на стоявшего поодаль в подобострастной позе грузно-рыхлого человека, бритого наголо и потому напоминавшего арестанта. На нем были растрескавшиеся лакированные сапоги, брюки военного покроя, вытянутые пузырями на коленках, рубаха грязно-кремовая, пожалуй, некогда атласная, зато жилетка бросалась в глаза, хоть зажмурься: алый панбархат и латунные, сверкающие на солнце пуговицы.

— Завмаг, — сообщил Пантиков, — без особого нажима открыл мне план винных подвалов.

— Да? — неопределенно спросил Кутай и перевел взгляд своих цепких, пристально-неторопливых глаз на завмага, затосковавшего под этим взором пограничника. — Подозрительно что-то…

— Возможно, — Пантиков подмигнул, — зато старожил и открылся бестрепетно. При Пилсудском был геодезистом, потом работал у винокура, в потребиловку попал якобы на выборных началах. Их общество называется «Рочдельские пионеры». Он грамотно вычертил мне схему подвалов. — Пантиков похлопал по пухлой планшетке, снова подмигнул. — Спросите, почему? Есть причина: бандеровцы соблазнили и увели его жену. Молодая была… Теперь мстит. — Пантиков поднялся, пригласил Кутая к столу и, вытащив чертеж, изложил свой план ликвидации банды.

Замысел его вначале показался Кутаю не столько оригинальным, сколько фантастическим. Свой план Пантиков шутя назвал «Везувий». Смысл его заключался в следующем: в центре площади, над коренной ветвью погребов, пробивалась дыра, и атака предполагалась не со стороны рабочего входа, где ее, подготовившись, ждали бандеровцы, а сверху, так сказать, через кратер.

— Аналогий ни в одном учебнике по тактике не найдете, — заявил Пантиков, — пробиваем кратер, через воронку забрасываем их гранатами. Это, конечно, не «Тайфун» или «Багратион», а хитро и неожиданно… Как?

Кутай ценил хитрость в военном деле. Взять подземелье подкопом сверху, не рискуя жизнью людей, заманчиво, конечно. Беспокоило затруднение: как суметь быстро пробить проход в подземелье, не дав возможности противнику принять контрмеры? И потом — как действовать дальше? Он сказал об этом.

— Возьмем смелой, дерзкой атакой! — воскликнул Пантиков. — Так или иначе, без атаки не обойтись. Землю, на которую не ступил сапог пехотинца, нельзя считать отвоеванной!

Солнце, словно уставшее от жары, медленно клонилось к горизонту. Удлинялись тени пирамидальных тополей. Через площадь, позванивая колокольцами, важно прошествовало стадо коз. Потом появились коровы. Выбежавшие навстречу хозяйки торопливо развели их по дворам. Над печными трубами закурились синеватые дымки.

Пантиков распорядился доставить кирки, ломы и лопаты к тому месту, где по плану значился центр подземелья. Очертив окружность, приказал приступать к делу. Взводы Строгова и Подоляки он решил использовать в качестве ударной боевой группы. Дождавшись комвзводов, Пантиков повел их к командному пункту, чтобы разъяснить свою идею и проинструктировать.