- Слушаю.

- Прошу вас коротко рассказать о состоянии здоровья Веры Ивановны Тереховой.

Заведующий предложил Наталье кресло. Сам сел напротив, еще раз изучающе посмотрел на Наталью, стал перекладывать на столе истории болезни, листки бумаги, зачем-то переставил с одного места на другое перекидной календарь. По этим несуетливым, но бесцельным движениям угадывалось, что время у него есть и что он готов уделить достаточно внимания симпатичной посетительнице.

- Вы не очень торопитесь? - спросил заведующий.

- Меня ждет девочка в холле.

- Дочь?

- Дочь Тереховой.

- Без присмотра девочку оставлять, конечно, нельзя. Отведите ее к мамаше, а сами возвращайтесь сюда. Я подробно расскажу вам о Тереховой. Кстати, она вам родственница?

- Пациентка.

- Минуточку. - Заведующий разыскал историю болезни Веры. Пробежал глазами по одному из вклеенных листов и спросил: - Вы, извините, не Титова?

Догадливым оказался заведующий.

- Да. Наталья Николаевна.

- Мне тем более будет приятно поговорить с вами. Я в курсе. Знаю, что вы были первой, кто поставил Тереховой правильный диагноз.

Наталья вернулась в холл. Оксанка напряженно сидела на стуле и оглядывалась по сторонам. Непривычной для нее была обстановка.

Увидев Наталью, девочка спрыгнула на пол и побежала навстречу:

- А где мама?

- Пошли к твоей маме.

В палате, где лежала Вера Терехова, была еще одна женщина. Она-то и помогала Вере. Наталья ожидала, что Оксанка сразу же бросится к маме. Но, удивительное дело: девочка прижималась своим крохотным тельцем к ногам Натальи и несмело продвигалась к койке, с которой на нее ошеломленно смотрела мать. Конечно, дома все было бы иначе. Но здесь другая обстановка, незнакомая женщина. Вера не верила своим глазам. Да может ли такое быть, чтобы кто-то ее навестил? Ну, Наталья еще куда ни шло. Но чтобы взять с собой и Оксанку! И все-таки ее родная малышка здесь, рядом. Сколько времени ушло, как они не видели друг друга? Месяца два, не меньше. Крепилась, крепилась Вера, а все же сдержать слез не могла.

- Не обращайте внимания, - словно оправдываясь, проговаривала она, бабьи слезы - что дождевая вода. Они льются и когда муторно на душе, и когда хоть краем, да проглянет солнышко.

- Ну, как наши дела? - спросила Наталья. - Болит спина?

- Да нет. Теперь вроде бы легче.

- А ходить пока не получается?

- Может, и ходила бы, да врачи не разрешают. Надо, говорят, чтобы соли рассосались.

"Соли рассосались", "отложение солей" - знакомые выражения. К ним Наталья привыкла, как привыкают к неизбежности. К сожалению, медицина еще не всемогуща. Вот и приходится ее служителям иногда выкручиваться, говорить больным пусть далекие от истины, но в какой-то мере целительные слова. Слова... Какое умение, какой нужен талант, чтобы безошибочно пользоваться этим обоюдоострым оружием, пользоваться так, чтобы больной поверил врачу, поверил в святую ложь. Наталья никогда не забудет случая из своей студенческой практики. Один заядлый курильщик, бывало, проснется ночью и так зайдется от кашля, что весь посинеет. Его уговаривали, стыдили, пугали всякими болезнями. Говорили, что пока у него только хронический бронхит, но если не бросит курить, наступит удушье, а то дело может кончиться и раком легкого. Не верил человек. А может, и верил, да не находил сил себя перебороть. Время шло. И надо же, заболел-таки курильщик раком легкого. Болезнь эта вначале и так мало заметна, а если она начинается на фоне привычного кашля, то и вовсе скрыта. Обратился к врачу, когда стало совсем невмоготу. Обследовали. Оказалось, что слишком поздно. "Что вы хотите, говорил лечащий врач, - столько курить и не кашлять". - "Так что у меня?" "Хронический бронхит". Но теперь больной уже не верил: нагнали на него когда-то страху. Нет, здесь что-то не так. Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не доцент, который вел группу студентов. Демонстрируя перед ними больного, он сказал: "Видите, молодые коллеги, к чему может привести курение? Началось с бронхита, а кончилось воспалением легких". "Так у меня воспаление легких?" - перебил доцента повеселевший больной. "Чему ж тут радоваться?" - деланно сокрушенным тоном спросил доцент. "Но воспаление легких же лечится". - "Лечится, хотя и с трудом". Тонко, очень тонко подошел доцент. Начал с разговора не с больным, а со студентами, без пяти минут врачами. Как бы подвел итог разбора заболевания. Спас умно подобранный "диагноз". А то самочувствие человека резко ухудшается, а ему объясняют это обыкновенным бронхитом, с которым он ходил больше десятка лет.

- Вот тебе, Вера, яблоки. Мы с Оксанкой купили. Вы тут поговорите, а я тем временем зайду к заведующему отделением. Он же у тебя лечащий врач? спросила Наталья.

- Да. Узнайте, Наталья Николаевна, сколько мне еще тут быть.

- Узнаю, Вера, все узнаю. Вернусь - расскажу.

Когда Наталья, постучав, открыла дверь кабинета заведующего, она поняла, что ее ждали. И не просто ждали, а успели навести порядок. Даже где-то раздобыли цветы. Сам заведующий был теперь в свежем накрахмаленном халате, но без шапочки. Будто забыл ее надеть. Будь он лыс или хотя бы с залысинами, вряд ли "забыл" бы шапочку. Но без нее он и в самом деле выигрывал. Аккуратно, волнами уложенные волосы отливали медью духовой трубы.

- Закревский Виктор Вениаминович, - представился наконец заведующий. Садитесь, пожалуйста, в кресло. Вы, конечно, знаете, что дела Тереховой плохи. В костях у нее, по рентгеновским снимкам, живого места нет.

Наталья внимательно слушала Закревского и невольно сравнивала его с фазаном. Даже походка и та казалась птичьей. В такт неторопливым шагам Виктор Вениаминович слегка подавал голову вперед.

- Кофе будете пить?

- Не откажусь.

Закревский, извинившись, вышел. Через несколько минут вернулся с чайником, из носика которого струйкой бил пар. Из шкафчика достал банку с растворимым кофе, раскрыл коробку конфет. Ополоснул под краном две чашки, плеснул в них кипятку и сказал:

- Угощайтесь.

Наталья, растворив в чашке пол-ложечки кофе и надкусив конфету, не без умысла спросила:

- Где вы покупали такие конфеты?

Думала, что Закревский сочинит что-нибудь такое, что проверить невозможно. Но, к удивлению, он без тени смущения ответил:

- Нигде я их не покупал. Вы видели, как из моего кабинета вышла женщина?

- Да.

- Вот она их мне и принесла.

- И вы так охотно берете?

- А что делать?

- Как что? Не брать.

- Раньше я старался не брать. Но потом одна женщина приходит и с плачем: "Доктор, если не возьмете, я буду думать, что обречена". Отказался. Ушла вся в слезах. Приходит другая: "Хотите верьте, хотите нет. Я суеверный человек. Возьмете этот пустяковый подарок - поверю, что все у меня будет хорошо. Не возьмете - неспокойно будет на душе. Вы же сами говорили, что душевный покой - залог здоровья". Так что же важнее: душевный покой больного человека или моя стерильная совесть? Решил, что душевный покой наших пациентов важнее. А вы как думаете?

- Я думаю иначе. Если бы у вас было заведено ничего ни у кого не брать, не возникало бы никаких проблем.

Наталья была немного удивлена откровенностью Закревского. Обычно люди, принимающие подобные подарки, избегают чужих глаз и уж никак не рассказывают об этом другим. Но после того, как Виктор Вениаминович обнаружил намерение продолжить их знакомство, она поняла, что эта его откровенность - не более чем способ заинтересовать собеседника, показать свою незаурядность. Наталья собиралась было просить заведующего отнестись к Вере как можно внимательнее. Но, поразмыслив, решила: а чем ее просьба отличалась бы от таких же просьб других? Любая просьба - это одновременно и взятие на себя определенных обязательств. Родственники больного благодарят за повышенное к нему внимание каким-нибудь подарком. А Наталья? Чем она отблагодарит Виктора Вениаминовича? Пойдет в ближайший магазин и купит коробку конфет? Хороша бы она была. Согласиться на продолжение знакомства? Это ей и вовсе ни к чему. А что значит "отнеситесь к больному с большим вниманием"? Уделить больше внимания одному - значит обделить заботой другого. Кого? Тех, кто не в состоянии отблагодарить врача, таких, как Вера Терехова... Это нравственная проблема, которая, если и будет решена, то еще не скоро. Нет, не станет она просить Закревского.