Алтарь святого Петра со всех сторон был окружен огромными ширмами, которые создавали замкнутое пространство площадью более ста квадратных метров, наглухо изолированное от остальной части собора. На скамьях, расположенных в несколько ярусов вокруг арены, с каждой стороны сидели по двадцать девушек и столько же юношей; немного ниже великолепного алтаря, между отходившими от него ступенями и первым рядом скамеек, были установлены четыре небольших греческих алтаря, предназначенных для жертвоприношения. Возле первого стояла девочка лет пятнадцати, возле второго – молодая беременная женщина, возле третьего – четырнадцатилетний мальчик, рядом с четвертым – восемнадцатилетний юноша, красивый, как Аполлон. Лицом к главному алтарю неподвижно застыли три священника, готовые принести в жертву шестерых обнаженных мальчиков-хористов, двое из которых уже лежали на алтаре, выставив вверх, словно священные камни, матово поблескивающие ягодицы. Мы с Браски возлежали на оттоманке, установленной на помосте, поднятом на три метра от пола, к которому вела лестница, застеленная прекрасным турецким ковром; этот просторный помост мог вместить не менее двадцати человек. На ступенях лестницы сидели шестеро маленьких ганимедов лет семи-восьми, готовые по мановению пальца исполнить прихоть первосвященника. Участники церемонии мужского пола были одеты в живописные костюмы в духе прошлого галантного века, а одеяния девушек были настолько изысканны, что заслуживают особого разговора. На них были небрежно накинуты легкие кисейные туники из небеленой ткани, не скрывавшие ни одной телесной подробности; на шее был повязан воздушный розовый шарф. Туники были схвачены сзади широким, также розовым, бантом и подняты почти до талии, открывая всю заднюю часть тела; с плеч широкими складками ниспадала голубая накидка из тафты, которая совсем не прикрывала переднюю часть; волосы, украшенные скромным венком из роз, были заплетены в косы. Меня настолько восхитил этот «дезабилье»[81] , что я тут же велела надеть на себя такой же. Между тем церемония началась.

Его святейшество поднял руку, и его юные боевые помощники, ожидавшие на ступенях, бросились исполнять приказ, понятый ими без всяких слов. В ту же минуту на помост поднялись три девушки. Папа сел одной из них на лицо, насадив свой анус на ее высунутый язычок, вторая взяла в рот его член, третья начала щекотать ему яички; я устроилась так, чтобы Пий VI мог осыпать похотливыми поцелуями мой зад. Когда освятили гостию, прислужник принес ее на помост и почтительно возложил на кончик папского фаллоса, и в тот же момент этот отъявленный содомит, приподнявшись, одним толчком вогнал ее в мой задний проход. Нас окружили шестеро девушек и шестеро очаровательных юношей; один, самый красивый из них, ласкал мне влагалище, а его член массировала одна из девушек. На меня скоро нахлынула горячая волна сладострастия; вздохи, стоны, богохульные проклятия Браски возвестили о приближавшемся экстазе, ускорили мой оргазм, и мы оба изверглись, испуская крики восторга. Меня содомировал первосвященник, в моем заду покоилось тело христово, и вы, друзья мои, легко представите себе мое наслаждение! Мне кажется, никогда в жизни я не испытывала ничего подобного. Мы в истоме откинулись на тела лежавших на помосте небесных созданий. Первая церемония завершилась.

Святому отцу требовалось восстановить силы: Браски не захотел приступить к истязаниям, пока вновь не почувствует твердость в чреслах. Двадцать девочек и столько же мальчиков принялись возвращать его к жизни, а я созвала десятка три юношей и заставила их ласкать меня со всех сторон, взявши в обе руки два члена. Браски наблюдал, как я предаюсь этим изощренным удовольствиям, подбадривал меня и давал советы. Вслед за тем отслужили вторую мессу; на этот раз облатка, доставленная на помост на кончике самого прекрасного и внушительного члена, была введена в задницу святого отца, который мгновенно ощутил в себе прилив сил, выстроил перед собой множество задниц и снова овладел мною.

– Прекрасно, – произнес он, весьма удовлетворенный, совершив несколько глубоких погружений, – я опробовал копье, теперь можно начать главную церемонию.

И дал сигнал к первой казни. К. нам подвели восемнадцатилетнего юношу; Браски расцеловал, обласкал, обсосал его и объявил, что тот будет распят вниз головой, как святой Петр. Юноша выслушал приговор со стоическим мужеством и так же стоически выдержал пытку. Пока забивали гвозди, я ласкала Браски. А как вы думаете – кто орудовал молотками? Вот именно: те самые священники, которые только что служили мессу. Прибив юношу к кресту, они прикрепили деревянное сооружение к одной из увитых спиральной резьбой колонн алтаря св. Петра, и мы занялись пятнадцатилетней девочкой. Пока папа совершал с ней содомию, я беспрерывно ласкала ее; потом она была приговорена к жесточайшей порке и к повешению на второй колонне.

Наступил черед четырнадцатилетнего мальчика, которого Браски после ритуального акта пожелал собственноручно подвергнуть самым ужасным унижениям и истязаниям. Только в те минуты я поняла до конца, что представляет собой этот негодяй. Очевидно, надо взойти на трон, чтобы довести бесстыдство и жестокость до высших пределов: безнаказанность злодеев, увенчанных диадемой, приводит их к таким извращениям, о которых и мечтать не смеет простой смертный. Обезумев от вожделения, монстр в конце концов вырвал сердце ребенка из груди и сожрал его на глазах остолбеневших зрителей, извергая из себя потоки дьявольской спермы. Итак, у нас осталась последняя жертва – молодая беременная женщина.

– Займитесь этой тварью, – кивнул в ее сторону Браски, обращаясь ко мне, – я отдаю ее судьбу в ваши руки. Мне не следует больше доходить до кульминации, но тем не менее я с удовольствием посмотрю, как это будете делать вы. Злодейство всегда забавляет меня, в каком бы состоянии я ни находился. Так что не щадите ее.

– Чей это ребенок? – спросила я, когда несчастная поднялась на помост.

– Одного из любимцев его преосвященства.