– Да, черт возьми! Да! – подхватила Вольмар. – Иди ко мне, моя норка изнывает от жажды…
Участники карнавала снова заняли свои места, поднялся занавес, и начался новый акт. Брешь, проделанная моим помощником, сделала свое дело, мой инструмент вошел легко и свободно, и минуту спустя наша бедная девочка узнала, как он велик и безжалостен. Она истошно закричала, стоны и вопли ее были ужасны, но Телем, который, казалось, целиком проник в меня, и Дельбена, которая захлебывалась исторгнутой мною плотью, воспламеняли меня настолько, что я забыла обо всем на свете. Потоком хлынула кровь, и девочка потеряла сознание во второй раз, В этот момент снова проявила себя жестокая натура Дельбены.
– Не останавливайся! Продолжай! Не смей прекращать! – гневно вскричала она, увидев, что я заколебалась. – Разве это уже конец? Ты что, не видишь, что мы еще не кончили?
– Но она умирает, – возразила я.
– Умирает? Неужели умирает? Чушь все это! Фиглярство! Комедия! А если даже и так? Что из того? Одной шлюхой больше, одной меньше – мне наплевать. Эта стерва здесь для того, чтобы развлекать нас, и, клянусь всей своей спермой, она будет делать свое дело!
Мою решимость укрепили слова этой мегеры, и, прогнав постыдную жалость, внушенную кем угодно, но только не Природой, я вновь принялась за дело и продолжала до тех пор, пока не прозвучал сигнал к общему отступлению – одновременно, со всех сторон, послышались звуки, напоминающие столпотворение. К тому моменту, как я в изнеможении откинулась на подушки, на моем счету было уже три оргазма.
– А теперь давайте взглянем на нее, – предложила аббатиса, подходя к Лоретте. – Она еще дышит?
– О, ля, ля! Она чувствует себя не хуже, чем до начала потехи, – проворчал Дюкроз, – а если вы в этом сомневаетесь, я могу сделать еще заход в ее вагину, и она вмиг очнется.
– Лучше, если мы разбудим ее все вместе, – сказал Телем. – Я оседлаю ее сзади, Дельбена будет массировать мне анус, а я – целовать попку Вольмар; Дюкроз поработает своим членом в заднем проходе Жюльетты, а своим усердным языком – во влагалище Флавии.
План был одобрен, и мы приступили к его исполнению. Ритмичные движения обоих наших бомбардиров и их неукротимая страстность быстро привели в чувство Лоретту, которая, тем не менее, пребывала в весьма плачевном состоянии.
– Я обожаю вас, мадам, – шепнула я наставнице, отведя ее в сторону, – но как же все-таки вы исправите то, что со мной сделали?
– Не волнуйся, ангел мой, – ответила Дельбена. – Завтра я натру тебя мазью, которая быстро приведет тебя в полный порядок, так что послезавтра никто и не догадается, что твоим сокровищам нанесен непоправимый ущерб. Что же касается Лоретты, разве ты забыла, что ее считают сбежавшей из монастыря? Теперь она наша и никогда больше не выйдет отсюда.
– Что вы собираетесь с ней сделать? – спросила я, сильно заинтригованная.
– Она будет служить для наших утех. Милая Жюльетта, ты как будто только вчера родилась на свет. Неужели до сих пор не понятно, что настоящее распутство не бывает без злодейства, и чем ужаснее одежды, в которые рядится удовольствие, тем оно приятнее для нас?
– Простите, мадам, но я все еще не могу решиться окончательно.
– Потерпи. Ждать тебе осталось недолго – придет время и все твои сомнения исчезнут. А пока давайте поужинаем.
Всей компанией мы перешли в маленькую комнату по соседству с салоном, где происходили оргии. Здесь на столе были расставлены обильные изысканные яства: редчайшие мясные деликатесы и тончайшие вина. Мы сели за стол, и – о, чудо! – нас стала обслуживать Лоретта. Скоро я заметила, по тому, как к ней обращались, как грубо относились к ней, что отныне бедняжка была не более, чем жертвенным агнцем, участь которого решена. Чем больше возрастало оживление за столом, тем хуже ей приходилось: каждое ее движение или слово вознаграждалось пинком, щипком или пощечиной, а малейшая нерадивость или непослушание наказывались еще строже. Я не буду, дорогой читатель, утомлять тебя всеми мерзкими подробностями, сопровождавшими эту разнузданную вакханалию, достаточно сказать, что по своей крайней извращенности они превосходили все самое худшее из того, что я когда-либо видела в среде самых закоренелых распутников.
В комнате было очень тепло, женщины были обнажены, мужчины отличались такой же небрежностью в одежде, то есть отсутствием оной, и вся компания предавалась самым непристойным и грязным утехам, которые диктовал нам полупьяный бред вкупе с обжорством. Телем и Дюкроз яростно оспаривали друг у друга мой зад, истекая похотью и готовые извергнуться тут же от бесплодных усилий; я лежала под их барахтавшимися телами, спокойно ожидая исхода схватки, когда Вольмар, совсем уже пьяная и в своем опьянении более прекрасная, чем сама Венера, схватила оба члена и принялась сдаивать их в чашу для пунша, потому что, как она объяснила, ей захотелось выпить спермы.
– Отличная мысль, – одобрила настоятельница, которая находилась почти в таком же трансе, как и все остальные, ибо вино лилось рекой. – Но я выпью, только если сюда помочится Жюльетта.
Я исполнила просьбу, и чаша пошла по кругу; все распутницы отпили из нее, то же самое с удовольствием сделали мужчины, и когда ритуал подходил к концу, экстравагантная аббатиса, не зная, что еще придумать такого интересного, чтобы пробудить желания, которые она, несмотря на всю свою порочность, исчерпала до дна, объявила, что хочет отправиться в подвал, где покоятся останки умерших в монастыре женщин, найти гроб одной из тех, кого недавно уничтожила ее ревнивая ярость, и совершить на теле покойной своей жертвы несколько оргазмов во имя торжества порока. Мысль эта была подхвачена с бурным восторгом; мы поднялись, спустились вниз и поставили свечи вокруг гроба юной монашки, которую Дельбена отравила три месяца назад после того, как некоторое время боготворила ее. Эта женщина – настоящее исчадие ада – улеглась на гроб, раздвинула ноги, раскрывая свою обнаженную промежность, и приказала святым отцам подходить по очереди. Первым в состязание вступил Дюкроз. Мы были только зрителями, и наши обязанности во время этой жуткой сцены заключались в том, чтобы ласкать ее, целовать и облизывать ей тело и клитор. Обезумевшая Дельбена изнемогала и барахталась в волнах своей страсти, когда послышался внезапный шум, затем пронзительный визг, и все свечи сразу погасли.
– Боже мой, что это! – закричала храбрая наставница, одна из всех нас сохранившая мужество и хладнокровие посреди общей суеты и испуга. – Жюльетта! Флавия! Вольмар!
А мы онемели от страха, мы окаменели, и никто не откликнулся; и если бы аббатиса не рассказала нам наутро о том, что случилось, я, потерявшая в тот момент сознание, так бы и не узнала причину этой суматохи. А причиной была лесная сова, поселившаяся в подземельях монастыря: испуганная светом, к которому не привыкли ее глаза, она взлетела, и резкий порыв воздуха от ее крыльев загасил свечи. Придя в сознание, я увидела, что лежу в своей постели, и Дельбена, которая навестила меня, как только узнала, что мне стало лучше, рассказала, как она успокоила обоих мужчин, которые были почти так же напуганы, как и мы, и с их помощью перетащила женщин в кельи.
– В сверхъестественные явления я не верю, – заявила Дельбена. – Следствия без причины не бывает, и первым делом, несмотря на свое изумление, я незамедлительно стала искать причину. И скоро ее обнаружила. Потом снова зажгла свечи и вместе с нашими рыцарями привела все в порядок.
– А где Лоретта, мадам?
– Лоретта? Она осталась в подвале, дорогая.
– Что? Значит, вы…
– Еще нет. Этим мы займемся в следующий раз, как только соберемся снова. Она выдержала вчерашнее испытание гораздо успешнее, чем можно было предполагать.
– Ах, Дельбена, вы в самом деле развратное, жуткое создание…
– Будет, будет тебе. Это не совсем так. Просто у меня очень требовательные вкусы, и ничто другое так меня не возбуждает.
А раз я убеждена, что мои желания – самые послушные исполнители воли Природы, я покорно следую за ними и не испытываю при этом ни страха, ни угрызений совести, ни сожалений. Но с тобой все в порядке, Жюльетта. Поднимайся, милая моя, пойдем отобедаем в моей комнате и заодно побеседуем.