Но лицо города повседневно неуловимо менялось, шло беспрерывное движение: кто-то исчезал, кто-то приезжал, приходил, пробирался к родственникам. По всем дорогам брели люди, дети и взрослые, приостановить это движение было немыслимо, и среди тех, кто брел по обожженным, развороченным войной дорогам, полицаи уже не могли разглядеть знакомые лица. Вместе с немецкими охранниками они останавливали людей, вглядывались в печати, листали документы... Потому-то партизанским штабам так нужны были всякого вида пропуска, бланки, удостоверения. Они нуждались в питании для раций, в медикаментах, одежде, обуви. Как все это добыть? Как пройти через заставы, пикеты, секреты оккупантов? Ведь почти на каждом шагу, особенно в городе, нужно было предъявлять "аусвайс" - удостоверение личности, выданное с места работы, паспорт с визой местной полиции, пропуск.
Но откуда знала все эти подробности, почему так волновалась, рассказывая об этом, Тамара Синица? Неужели?..
И однажды Таня услышала...
Как только не приходилось экономить Тамаре, чтобы накормить голодных ребятишек! Ей довелось вынести одно из самых тяжких испытаний, какие выпадают на долю матери: слышать изо дня в день заунывный плач голодных своих детей. Ничего не было в доме: ни хлеба, ни крупы, ни молока, ни сахару. Ничего.
Люди изворачивались кто как мог - покупали, продавали, меняли. Соседки рассказывали: как раз наступили морозы и за городом в поле можно найти окоченевшие, замороженные туши подстреленных коней. Кроме того, в ближних селах удавалось еще выменять пожитки на продукты. Тамара собрала кое-какие детские вещички, из чего ребята повыросли, потом подумала и прихватила новый костюм мужа. Лишь бы вернулся, а костюм они как-нибудь справить сумеют.
В одном селе к Тамаре и ее подруге подошли двое мужчин, приценились к костюму, завели разговор: кто, мол, такие и откуда, а узнав, что из Минска, напрямик сказали:
- Уважаемые советские гражданочки, жаль, что свело нас такое невеселое дело. Последнее, видать, продаете. Костюм ваш нам сейчас ни к чему, сами понимаете. Ну да вы покупателя найдете, а у нас просьба: прихватите вот эти листовки и газеты да раздайте их в городе - добрым людям.
Тамара рассказала Тане, как дрожали они с подругой, когда несли газеты и листовки мимо фашистских патрулей вместе с хлебом и кониной, как читали их после всю ночь, а под утро рассовывали по чужим почтовым ящикам.
Подкинули они листовку и ребятам из батальона оккупантов.
Очень разные были ребята в батальоне. Тамара с подругой надеялись, что кое-кого подкинутые листовки смогут по-настоящему растревожить. К примеру, однажды заглянул к Тамариной подруге солдат, попросил по-соседски оказать ему небольшую услугу - бельишко постирать.
Постирали. Он поблагодарил, принес сахарку и пачку концентрата - кашу сварить. А в бельишко ему листовку сунули.
В другой раз солдат зашел вместе с товарищами. С той поры все трое захаживают и каждый раз плачутся - видно, крепко наболело. Фюрера честят почем зря, и свое начальство, и всех оккупантов разом.
- Мы, конечно, помалкивали, - заключила Тамара, - но листовка, похоже, у них по рукам ходила, так по разговору показалось.
- А потом?
Таня вскочила с места от волнения. Удивительно это в ней сочеталось: то сдержанная, молчаливая, так и хочется приголубить ее, пожалеть, а то ершистая, требовательная. Так глянет, спросит либо отбреет одним словечком, что и вправду поймешь - вся Москва за ней, в надежде на нее. И уж она-то в трудную минуту сумеет постоять и за себя, и за других.
- А потом? - повторила Таня. - Значит, уже в открытую пошло? Да что они хоть за люди?
- Эх, Танюша, погоди-ка. - Тереза Францевна подошла, присела рядом. Мы ведь тоже поначалу всех одной меркой мерили, а после пригляделись, поняли...
- Что поняли? - Голос Тани звучал резко.
- Погоди, погоди, не кипятись. - Тереза Францевна медленно вытирала руки о вылинявший фартук - она только что стирала детское белье в деревянном корыте. - Может, мое дело такое - за всех душой болеть. У меня и за своих сердце болит, и за тебя вот теперь, и за солдат этих... Видно, мы такие с Тамарой.
- В самом главном ты права, Таня, - тихо отозвалась Тамара. - Но ведь бывают люди, попавшие в беду. Жизнь может их и так повернуть и этак. Разве не лучше перетянуть их на свою сторону?
Тамара прямо и смело посмотрела в глаза Тане.
- Да, потом мы передавали им листовки прямо в руки. И советские газеты, и сводки Советского Информбюро о положении на фронтах. Наши случайные знакомые, те, с базара, нам поверили, нашли потом нас. Мы зовем их "люди из леса", понимаешь?
Таня молча кивнула. Она уже понимала многое и прекрасно знала, что и самой ей придется перетягивать на свою сторону тех, кого жизнь "может повернуть и так и этак", а душа все равно не мирилась с людьми, которые с такой легкостью могут начать бить по своим.
С детства у нее был свой идеал рыцаря, мужественного борца за правду и свободу.
Рыцарем этим стал для нее отец.
Лишь немногие знали, как самоотверженно трудится во имя своего народа этот венгерский коммунист, которого обстоятельства вынудили покинуть родину. Иногда он казался Тане похожим на Инсарова из тургеневского "Накануне". И мама, милая нежная мама, готовая пойти за ним на любые опасности, если долг призовет его на борьбу, мама была несравненно прекраснее романтической Елены. Страшно было подумать, что отец и мать, выросшие так далеко один от другого, могли бы никогда не повстречаться на земле, не узнать друг о друге, и тогда не было бы ее, Тани. И не было бы у нее доброй тети Ирены, которая учила ее языкам, учила любви к людям.
У отца и тети Ирены было две родины, у нее, у Тани, - одна. Она родилась и выросла на русской земле. А между тем Венгрия вошла в ее жизнь как-то само собой, как верная и большая любовь.
Обстоятельства приблизили к ней и Польшу, и Чехословакию...
Когда отец - а работать ему приходилось помногу - вырывал вечер для своей семьи, редко случалось, чтобы не сошлись у него друзья, друзья из разных стран, вынужденные, как и он, жить вдали от родины.
Тогда общим языком становился для них обычно русский. Звучал и немецкий, Таня привыкла к нему с детства, как и к венгерскому. На немецком говорили многие - это были изгнанники. Теперь ей предстояло столкнуться с теми, кто жестоко разделил народ, обрекая на изгнание и гибель лучших...