- Лучше бы мы взяли с собой в экспедицию мумию Тутанхамона, чем этого типа, - проворчал себе под нос Полли, потому что поляк молчал, а выражение его лица ни о чем нам не говорило.
Ян поставил на песок сумку и присел рядом с нею.
- Не подействовало, - сказал он.
Подавленные этим известием, мы молчали. Никогда еще неудача не действовала на меня столь угнетающе.
Я попытался было сказать что-нибудь, ободрить товарищей, но не смог вымолвить ни слова.
Не глядя на нас, Ян продолжал:
- Сделал укол матери. Вечером температура спала, дыхание улучшилось. Пульс стал нормальным. Я думал, что это благодаря сыворотке. Очень скоро, однако, состояние больной резко ухудшилось. К утру она потеряла сознание и час назад умерла.
Ян пнул ногой камешек, с безразличием посмотрел на нас и добавил: - Вот и все!
Потом он встал и пошел к звездолету.
Полли, прищурившись, поглядел ему вслед и громко сказал: - И говорит об этом так, словно делает грамматический разбор какого-нибудь идиотского изречения!
Ян даже не обернулся. Александр последовал за ним.
Мы остались вдвоем с Полли. Долго молчали. Сыворотка не действовала ...
Стемнело. У этой планеты нет спутника,, и звезды кажутся здесь крупнее и ярче. Я посмотрел вверх, на искрящийся небосвод. Еще в детстве я вообразил, что созвездие Ориона - мой покровитель и друг, поэтому теперь я, сам того не сознавая, искал его в небе. Но его не было. Странно, в это время года оно должно находиться там! Я смотрел, ничего не понимая, пока не сообразил, что надо мною совсем другое небо. Здесь все было другое, даже и созвездия. И вопреки всему в этом новом, совсем необычном чужом мире человек не мог уйти от самого себя ...
Сыворотка не действовала ...
Почему? Может быть, была слабой, а может быть, мы ошиблись в диагнозе. К сожалению, и в том, и в другом случае мы ничего уже не могли предпринять...
- Анри, а почему бы нам не взять кровь для сыворотки у мальчика? Ведь он же выздоровел ...
Я махнул рукой.
- Нельзя, Полли. Антивирусный препарат уничтожает возбудителя болезни, но не создает иммунитета. Через несколько месяцев мальчик может заболеть снова.
- Наш мальчик? - не поверил Полли.
- Да!
- Чертовская эта паука, - процедил физик сквозь зубы в полном отчаянии.
Мы помолчали.
- Анри, - через некоторое время снова заговорил он, - ты веришь, что наши сигнальные ракеты будут обнаружены?
- Здесь слово за тобой.
- Верно ... - Он вздохнул. - Я просто так спросил. В сущности вероятность обнаружения ракет равна нулю, почти нулю.
Снова наступило тягостное молчание.
- Значит, все туземцы обречены, - взорвался вдруг Полли. - Все до одного! Нам не с кем будет даже словом перемолвиться!
Я невольно усмехнулся. Было что-то трогательное в этом трагическом заключении. Поглощенный мыслью о судьбе обитателей планеты, он забыл, что мы совсем не понимаем их языка, что образ их жизни чужд нам.
Но мне было понятно его волнение. Полли видел в них прежде всего людей. Он рассматривал все происходящее с этой точки зрения, которая является, на мой взгляд, единственно правильной. Интересно, как бы реагировал этот же самый Роберт Полли,, если бы несколько лет назад узнал из газет, что эпидемия уничтожила жителей целой планеты? Тоже не спал бы целую ночь? Это очень важный вопрос. Потому что чувство долга у нас подсознательно ограничено во Времени и Пространстве. Мы станем настоящими людьми только тогда, когда эти границы исчезнут. Справедливость, осуществленная на Земле, не означает, что миссия человечества на этом закончилась ...
Было время, когда люди тревожились о том, что они будут делать, если в их жизни все устроится, страдания исчезнут и труд превратится в насущную потребность, в источник радости. Теперь мы знаем, как излишни были эти тревоги. Совершенствование человека - это развитие чувства ответственности. Некогда опасались, что люди утратят свою индивидуальность, превратятся в подобные роботам схемы. Мне кажется, что лет двести назад люди были гораздо однообразнее, чем теперь. Их делала похожими друг на друга забота о существовании, о хлебе насущном, забота о завтрашнем дне. . .
Только когда спадают оковы естественного для живого существа эгоизма, наступает освобождение духовных сил человека, этого неизмеримого богатства, на котором зиждется многокрасочная панорама нашей современности.
Это было вечером . . . Несколько дней спустя после безуспешной спасительной миссии Яна. Мы с Александром стояли перед звездолетом, погруженные в свои безрадостные мысли.
Вдруг кто-то позвал меня. Я узнал голос Яна. Мы поднялись в его кабину. Он лежал на постели и мучительно стонал. Я включил свет и вздрогнул - Ян был весь в поту, и лицо его пылало.
- Что с тобой, Ян?
- Если я потеряю сознание, не делайте мне никаких уколов! - медленно проговорил он. - Поняли? Никаких уколов! Произошло самое ужасное - эпидемия не пощадила и нас . ..
- Но почему же? - еле сдерживая слезы, спросил Юли. - Ведь это же была корь?
- Иногда приобретенного иммунитета недостаточно, Юли, - сказал дядя Андри. - И потом... они и сами не были уверены в диагнозе.
- Ну а если на Земле вспыхнет какая-нибудь страшная эпидемия? Разве может она уничтожить всех людей?
- Успокойся, этого не произойдет. Мы уже научились бороться со всякими болезнями. Но было время, когда они уносили жизни сотен тысяч людей. Чума, холера, тиф были когда-то настоящим проклятием человечества. И все-таки ни одна эпидемия не смогла погубить его. Жизнь всегда побеждает ...
Юли слушал, и перед его взором проходили образы тех, кто жертвовал собой во имя жизни ...
...Вот он, старый Пастер. Обыкновенной стеклянной трубочкой он отсасывает смертельно заразную слюну из пасти бешеной собаки ... А тот врач, который ввёл себе в вену кровь, взятую у больного лейкозом! ..
Юли видит себя в длинном белом халате. В руках он держит шприц, полный чудодейственного раствора.
Он побеждает смерть, возвращает улыбку людям, осушает их слезы.
Юли смотрит на дядю Андри, но не видит его...
Ровный голос биолога незаметно возвращает его на далекую планету...
Подавленные обрушившимся на нас несчастьем, Полли и Александр молча смотрели на красное от жара лицо Яна, впавшего в забытье. Дышал он так, словно на грудь ему давил тяжкий груз.
- Что же делать? - воскликнул Александр.
- Будем поддерживать сердце.
В глазах Александра сверкнули слезы.
- Знаешь ли ты, какое у него сердце?.. Если он умрет, я никогда не ...
- Договаривай, Саша, - сказал я. - Ты никогда не простишь мне...
Александр нахмурился. На скулах его вздулись желваки. Тихо, едва сдерживая ярость, он сказал: - Дурак!.. Анри Нордстен, ты дурак!..
Когда я уже приготовил шприц, Ян очнулся.
- Что это? - встревоженно спросил он.
- Кардиак, для сердца.
- Не обманываешь?
- Кардиак, тебе говорят! Зачем мне обманывать?
- Ладно! - Он закрыл глаза и продолжал: - Я не выношу других лекарств... Запомни это раз и .навсегда, Анри, мой организм не выносит других лекарств. Не наделай глупостей!
- Будь спокоен, Ян!
Ночь тянулась мучительно долго. Кризисное состояние больного продолжалось. Когда восток озарился первыми лучами дня, у нас зародилась робкая надежда.
Часам к десяти, температура понизилась. Теперь для нас не было предмета дороже термометра. Тоненький блестящий столбик ртути отмечал возвращение Яна к жизни.
В полдень Ян открыл глаза и, поглядев на нас, заявил, что хочег поговорить со мной наедине. После того как наши товарищи с явной неохотой вышли из помещения, Ян сказал следующее:
- Видишь ли, Анри, сыворотка оказалась слишком слабой. Я не сомневался, что они больны корью. Там, в подземелье, мне стало ясно, что для успешного лечения такой обостренной формы болезни, необходимо приготовить сыворотку из крови человека, перенесшего здешнюю, форму этой болезни. Я обдумал все. Сопротивляемость наших организмов гораздо выше, чем у туземцев. Следовательно, мой организм должен был справиться с этой болезнью. Тут не было никакого риска. Я был убежден, что все кончится благополучно и ввел себе кровь больных туземцев. У меня нулевая группа крови... Я только боялся, что заражения не произойдет. Но вирус оказался очень активным. Вообще, надо сказать, что это.. . очень энергичный вирус! - Ян усмехнулся. - Я просил тебя не делать мне никаких инъекций. Нельзя было вмешиваться в естественный ход болезни, мой организм должен сам справиться с нею. Я уверен, что выживу. Вчера, правда, я немного струхнул, но теперь совершенно спокоен.