Мы слишком забываем, что во II веке существовала настоящая языческая проповедь, параллельная проповеди христианства, и согласная с ней но многом. В цирках, театрах, собраниях, софисты нередко выступали как посланцы неба, во имя вечных истин. Иоанн Златоуст уже дал образец этих проповедей, в которых политеизм очень смягчен философией и которые напоминают поучения отцов церкви Циник Теаген привлекал в Риме толпу на курс, который он читал в гимназии Траяна. В проповедях Максима Тирского мы видим теорию по существу монотеистическую, где определенные образы сохраняются лишь как символы, необходимые для человеческой слабости, без которых могут, обходиться одни только мудрые. По учению этого мыслителя, иногда красноречивого, все культы лишь немощное, стремление к единственному идеалу. Их различия не существенны и не могут смущать истинно верующего.
Таким образом, осуществилось настоящее историческое чудо, которое можно назвать владычеством философов. Теперь уместно обратиться к вопросу, чему этот порядок вещей благоприятствовал, и что он принизил.-Он чрезвычайно способствовал общественному и нравственному прогрессу; человечность, смягчение нравов подвинулись удивительно; представление о государстве, управляемом мудростью, доброжелательством и разумом, положено незыблемое начало. Напротив, военная сила, искусство и литература подверглись известному упадку. Философы и литераторы были далеко не одним и тем же. Философы относились презрительно к бессодержательности литераторов и их страсти к рукоплесканиям. Литераторы смялись над варварским слогом, манерами, бородами и плащами философов. Марк Аврелий, после некоторого колебания, решительно высказался в пользу философов. Он пренебрег латынью, перестал поощрять хороший латинский слог и перешел на греческий язык, бывший языком его любимых писателей.
Полный упадок латинской литературы с этих пор был решен. Запад быстро идет под гору, а Восток день ото дня блистает ярче. Константин уже чувствуется. Пластические искусства, столь любимые Адрианом, должны были казаться Марку Аврелию почти ненужными. То, что сохранилось от его триумфальной арки, довольно слабо; все, даже варвары, там добродетельны, и у лошадей во взгляде нежность и филантропия. Колонна Антонина интересна, но без, изящества в исполнении, гораздо ниже храма Антонина и Фаустины, построенного в предшествовавшее царствование. Конная статуя в Капитолии нравится как правдивое изображение добрейшего императора; но художник не имеет права до такой степени отказываться от всякой молодцеватости. Чувствуется, что совершенное крушение начертательных искусств, долженствующее совершиться в ближайшие пятьдесят лет, имеет глубокие причины. Христианство и философия одинаково об этом старались. Мир становился слишком безучастен к форме и красоте. Он искал лишь того, что улучшает участь слабых и укрощает сильных.
Господствующая философия была нравственна в высшей степени, но мало научна; она не поощряла исследования. В подобной философии не было ничего абсолютно несовместимого с культами столь мало догматическими, как тогдашние. Философы часто облекались в греческие должности в тех городах, где жили. Таким образом, стоицизм, столь много сделавший для улучшения душ, оказался немощным в борьбе с суеверием; он возвысил сердца, но не умы. Число истинных ученых было ничтожно. Сам Галиен не может быть назван умом положительным; он допускает врачебные сновидения и другие суеверия своего времени. Наперекор законам, самые вредные колдуны имели успех. Восток с сонмом чудовищных представлений выступал из берегов. В провинции все исступления ума находили приверженцев.
Беотия имела своего полубога, некоего Сострата, исполина-идиота, жившего дикарем, в котором все видели воскресшего Геркулеса. Его считали добрым гением края и отовсюду стекались для получения от него совета.
Но вот дело боле невероятное! нелепая религия Александра Абонотического, зарождение которой мы видали в подонках пафлагонийской темноты, нашла последователей в самых высоких кругах римского общества, среди приближенных Марка Аврелия. Севериан, легат Каппадокийский, дался в обман. Обманщика пожелали увидать в Риме. Бывший консул, Публий Муммий Сизенна Рутилиаи выступил его апостолом и в шестидесятилетнем возрасте счел для себя честью жениться на дочери, которую этот темный проходимец прижил будто бы от луны. В Риме Александр установил таинства, продолжавшиеся три дня: в первый день праздновали рождение Аполлона и Эскулапа; во второй день-явление Гликона; в третий-рождение Александра; все это с торжественными шествиями и танцами при свете факелов. Тут происходили возмутительно безнравственные сцены. Во время чумы 166 года, суеверная толпа приписывала предохранительную силу талисманным формулам Александра, высеченным над дверьми домов. Во время великой Паннонской войны (169-171), змея Александра опять заговорила, и по его приказу бросили в Дунай двух живых львов, с совершением торжественных жертвоприношений. Марк Аврелий лично председательствовал при церемонии в облачении первосвященника, окруженный лицами, облаченными в длинный одежды. Львов на том берегу убили палками, а римляне, были разбиты. Эти неудачи все-таки не погубили плута. При помощи Рутилиана, он сумел избегнуть попыток к его задержанию, сделанных защитниками общественного здравого смысла. Смерть застигла его в полноте славы. Около 178 года, его статуи были предметом общественного поклонения, особенно в Париуме, где его гробница украшала городскую площадь. Никомедия чеканила монету с изображением Гликона; Пергам также воздавал ему почести. Надписи, найденные в Дакии и в верхней Мизии, свидетельствуют, что поклонение Гликону имело многочисленных последователей в обширном районе и что Александр был к нему приобщен, как бог.
Это нелепое вероучение получило даже дальнейшее развитие. Змию дали самку, драцену и связали Гликона с агафодемоном Хнубисом и мистическим Яо. Никомедия сохраняет на своих монетах змею с человеческой головой до 240 года. В 252 году поклонение Гликону все еще процветает в Ионополе. Имя, которым лжеучитель заменил прежнее название города Абонотика, оказалось более прочным, чем тысячи более основательных цареименований. Оно сохранилось до наших дней в турецком по внешности имени Инеболи.
После странного своего самоубийства в Олимпии, Перегрин стал также предметом культа в Париуме, и ему были воздвигнуты статуи. Он предвещал, и его предстательством больные получали исцеление.
Таким образом, умственный прогресс нисколько не соответствовал общественному. Приверженность к государственной религии только поддерживала суеверие и препятствовала установлению разумного народного просвещения. Но император в этом не был виновен. Он делал, что мог. Его целью было улучшение людей; а на это требовались века. Христианство имело эти века перед собою; у империи их уже не было.
"Мировая причина, - говорил мудрый император, - есть поток всеувлекающий. Какими жалкими политиками являются людишки, которые берутся устраивать дела по правилам философии! Это дети, которым еще надо утирать носы платками. Чего хочешь ты, человек? Делай то, чего требует природа, иди вперед если можешь, и не заботься о том, следят ли за твоей работой. Не надейся, что когда-либо осуществится республика Платона; довольствуйся тем, что немного улучшил дела, и не считай этот успех неважным. Как, в самом деле, изменять внутреннее расположение людей? А без перемены в их мыслях, что можешь ты получить, как не рабов подъяремных, показывающих лицемерные убеждения. Итак, ступай и рассказывай про Александра, Филиппа, Димитрия Фалерского. Они были трагическими актерами, но меня никто не приговаривал к подражанию им. Задача философии дело простое и скромное: и потому не навязывай мне притязательного высокомерия.
Глава 4. Гонения на христиан
Философия, так прочно утвердившаяся в сердце Марка Аврелия, была враждебна христианству. Его учитель, Фронтон, был, по-видимому, сильно предубежден против христиан; а известно, что Марк Аврелий относился, как к святыне, к своим юношеским воспоминаниям и урокам своих наставников. В целом, сословие греческих педагогов было враждебно христианству. Гордясь правами, вверенными ему главою семьи, наставник видел как бы посягательство на свои интересы в проповеди необразованных людей, которые тайно вторгались в его дело и вооружали его учеников против него. Эти педанты пользовались в мире Антонинов благосклонностью и значением, быть может, преувеличенными. Доносы на христиан часто исходили от добросовестных учителей, которые считали своим долгом ограждать юношей, вверенных их попечению, от нескромной пропаганды, противной воззрениям их семьи. Литераторы пошиба Элия Аристида проявляют по отношению к христианам такую же строгость. Для них евреи и христиане - безбожники, отрицающие богов, враги общества, нарушители семейного мира, интриганы, старающиеся проникнуть всюду, всем завладеть, задорные, самомненные, злые крикуны. Такие люди, как Галиен, не философы или риторы, а люди ума практического, оказывались мене пристрастными и безусловно хвалили целомудрие, воздержанность, кроткие нравы безобидных сектантов, которых клевета, успела превратить в ненавистных злодеев.