XCI. Вскоре однако состояние духа царя стало тревожить Эксатра, ибо этот последний понимал, что его судьба целиком зависит от положения его хозяина, которому, казалось, стало безразличным собственное царство. Тогда Эксатр позвал к себе Антифонта и прочих гадателей, державших царя в страхе своими прорицаниями, и имел с ними по свидетельству Антиклида тайный разговор, о чем Антиклид по его словам узнал много позже от одного из помощников виночерпия. Hа другой день после этого, во время жертвоприношения, которое Александр делал в храме Аммона, на одного из жрецов будто бы снизошел дух этого бога и устами жреца придупредил царя, что он должен действовать решительно, если не хочет пасть от рук своих врагов, коварный замысел которых уж близок к исполнению. Hемного позже к Александру явился Эксатр с письмом, которое только что было перехвачено. В письме Антипатр помимо прочего писал Антигону, что все готово и дело теперь за этим последним. Hа самом деле речь шла о продаже имения Антигона, которой по дружбе занимался Антипатр, но Александру все представилось так, будто заговорщики хотят уж нанести ударточно так, как того хотел Эксатр. Вообще с этого времени по мнению многих историков, которое мне кажется верным, не следует доверять сообщениям о знамениях, которые сопровождали жизнь Александра, ибо сначала Эксатр, а за ним и прочие придворные стали все больше использовать подкупленных гадателей или даже разыгрывать своего рода представления, целью которых было склонить царя к тем или иным благоприятным для них действиям, заставив его поверить, что так хочет божество. Я же буду впредь сообщать лишь о тех знамениях, подстроить которые явно не в человеческих силах, а также о снах Александра, так как в снах проявляется не телесное, но духовное начало в человеке, его связь с высшей сферой бытия. Душа во сне свободна от влияния мира вещей и ей могут открыться истины, недоступные для познания умом и чувствами, а следовательно и на сны человека никто другой из людей воздействовать не может.
Прочитав письмо, Александр внезапно преисполнился решимости, ибо, как говорилось выше, решил, что речь идет о его жизни. Он, словно вернувшись к жизни ото сна, созвал тех, кому больше всего доверял, и начал отдавать распоряжения о том, как в одно время по его знаку схватить всех так называемых заговорщиков. Между прочим Александр сказал: "Достоин смерти не только тот, кто задумал смерть царя, но и тот, кто сказал или даже помыслил о царе дурное". Было решено действовать на другой день.
XCII. Тем временем затворничество Александра и ухудшающееся положение дел в государстве внушали все большее беспокойство всем, кто был при царе. Hикто не знал доподлинно, что случилось с Александром. Hачали уже тайно составляться партии и задумываться различные планы, как вдруг на пятидесятый день своего уединения царь велел всем собраться в тронном зале. Александр вышел в сопровождении Эксатра и Антифонта, глаза его сияли, походка была легка, движения оживлены, многим царь напомнил в тот момент себя, каким он был в юности, и каким его уже давно не видели. Сев на трон, Александр объявил, что хочет сообщить собравшимся нечто важное. "Мои верные слуги", - такими словами он начал свою речь, вызвав ропот среди македонян, которые были недовольны тем, как изменились речи царя, едва он провел месяц среди царедворцев и льстецов. Вперед уже выступил Птолемей, желая от имени царских друзей напомнить Александру об отношениях, которые его связывали с теми, кого он назвал теперь слугами. Однако не успел Птолемей сказать и нескольких слов, как по знаку Александра в зал вбежали люди Эксатра и схватили Антигона, Деметрия и Эвмена, вытащили их на середину зала и бросили на колени перед царем. Также был взят и Иол-старший сын Антипатра. Александр провозгласил тогда, что им обнаружена измена среди приближенных и войска и что заговорщики замышляли злое на самое особу царя. В то же время тридцать тысяч "мальчиков" окружили лагерь вернувшейся из Африки армии и по указанию эксатровых сикофантов хватали каждого, на кого донесли, что он говорил худое о царе. Тех из них, кто сопротивлялся, убивали на месте, прочих вели для допроса в лагерь "мальчиков". Таким образом в тот день было схвачено по сообщению Истра более тысячи человек. Тогда же были преданы огню городские дома Антигонидов и Эвмена, а большая часть их слуг перебита.
Матери в Эпир Александр еще раньше тайно послал письмо, в котором просил ее уничтожить "измену" в Македонии и Греции, как если бы она была самим царем. Были посланы гонцы к наместникам Фракии и Геллеспонтской Фригии, чтобы те выступали в Македонию и там поступили с войсками в распоряжение Олимпиады.
Каждого, кто был схвачен, под пыткой допрашивали о том, что ему известно о заговоре. Многие из этих людей не выдерживали и вынуждены были называть имена таких же невинных, как они сами, чтобы только избавиться от мучений. Александр сам присутствовал на допросе Эвмена и Антигона, но не добился ничего, так как оба они, как рассказывают, проявили твердость духа и ни оговорами, ни мольбами о пощаде не унизили своего достоинства. Hа протяжении более месяца каждый день на площадях казнили по несколько десятков человек. Их головы потом выставляли на кольях на тех же площадях и на городских воротах. Через две недели к ним прибавились присланные из Македонии головы Антипатра, его сына Кассандра, которого царь еще раньше отослал от себя в Македонию, и других наиболее значительных "заговорщиков".
XCIII. Вообще Олимпиада по свидетельстам многих историков проявила себя в Македонии еще более жестокой, чем ее сын в Александрии. Природную горячность и мстительный нрав она обратила теперь, когда представилась возможность, против знатных македонян, из коих едва ли не каждый второй был некогда во враждебной ей партии при дворе Филиппа. Все они были убиты по приказу Олимпиады за мнимую принадлежность к заговорщикам. Тогда же царица погубила и Арридея, слабоумного брата Александра, рожденного от фессалийской танцовщицы. Сама Олимпиада вновь, как много лет назад, поселилась в Пелле и управляла страной от имени царя. В Македонии остались только отряды, составленные из фракийцев и азиатов, македонские воины были либо распущены по домам с запретом иметь оружие, либо отправлены в отдаленные сатрапии. Теперь уж никто не смел и слова плохого вымолвить о царе-таков был страх перед иноплеменниками-солдатами, да эксатровыми сикофантами, которые во множестве появились по всей стране.