- Татьяну нашли с проломленной головой, - начал Юровский тихо. Удар - вполне очевидно - нанесен рукояткой нагана. Покажи...
- Чего... показать? - всамделишно сыграл в дурачка Ильюхин.
- Непонятливый... Покажи свой револьвер.
Вынул из кобуры, протянул. Припозднился ты, товарищ Яков... Все вымыто тщательно, с мылом. И рукоятка, и все детали - чтобы не было разницы. И смазан весь заново.
Яков повертел в пальцах так и сяк, нехорошо усмехнулся, встал:
- Следишь за оружием. Молодец.
- Я за оружием, вы - за мной... Но я не обижаюсь. Революция...
Пока Ильюхин убирал наган, Юровский негромко и без эмоций говорил:
- Татьяна - мой личный внутренний агент. Особо ценный, потому что всегда доставала известным способом самые-самые сведения. И я - прежде, нежели поручить тебе ответственнейшее в данной операции дело, роль, - я велел ей обаять тебя и все вызнать. Теперь она мертвая, а я до конца в тебе не уверен. Как быть?
- Вам решать...
- Ладно. А кому она, скажем, помешала?
- Ну... Не знаю... - начал соображать Ильюхин, стараясь как можно естественнее это "соображение" обнаружить. - У нее же знакомств на данной почве - тьма. Не замечали?
- Допустим. А как относился к ней ты? Ты ее любил?
- Скажете... Я ее харил - это она так называла... это. А для любви... Для нее, кроме кровати или стула...
В глазах Юровского мелькнуло ничем не прикрытое изумление.
- Ну, стул - он у нас на флоте первый станок для некоторых, - объяснил с усмешечкой. - Так вот: любовь - глубоко-глубоко. А стул... Он как бы и на поверхности. Согласны?
Юровский сузил глаза.
- А ты далеко не дурак. Ладно. Когда мы вручим тебе - как куриеру первое офицерское письмо, - ты обязан найти способ его передать Романовым, лучше - царю, самым что ни на есть естественным образом. Понял?
- Только возьмите в рассуждение, что я для этого должен предварительно войти в семью, так?
- Жениться, что ли? - ухмыльнулся Юровский и, мгновенно подавив веселье, закончил: - Входи, черт с тобою, ради дела мы пойдем на все и на все согласны.
Когда попрощался и уже стоял на пороге, Юровский спросил:
- Ты тогда о Кудлякове говорил... Что он?
- А ничего. Больше моментов не было. И вообще: может, он выполняет что-то? Помимо вас?
- Я и сам так думаю. Черт с ним. Эти офицеры при нем, опять же... Да ведь пока могут и пригодиться, что скажешь?
"Не дурак. Хотя и фотограф всего-навсего. Ну, там еще и фельдшер. А мыслит... А делает... Охранному отделению не приснится..."
- Я, Яков Михайлович, если что - проинформироваю. Я не без понятия, если изволили уже заметить.
- Изволил. Ступай.
В ДОН вошел беспрепятственно. Авдеев в кабинете сидел за письменным столом, под оленьей мордой с рогами и хлебал щи. Заметив Ильюхина, похвастался:
- Это ихний повар Харитонов изготовил... Объесться влоть до дриста, вот что я тебе скажу! Хочешь?
- Мне надо бы как-то к царишке... Придумай чего не то?
- А чё... В лучшем виде. У них там, естественно, наружный провод идет - как и везде. Он старый. Я им скажу, что ты электрик, прислан для обследования в рассуждении безопасности. Пожар, то-се... Пойдет?
Ушел, вернулся, кивнул: "Давай..." Пройдя анфиладой, Ильюхин оказался в столовой, постучал в двери княжон.
- Покой нам только снится... - донесся грустный голос. - Войдите.
- Я не к вам... - Постучал в двери Николая и Александры, не дожидаясь приглашения, вошел: - Электромонтер, проверить проводку.
- Проверяйте... - Царь даже не посмотрел в его сторону.
Ильюхин начал перебирать провода на стене, бормотал что-то невразумительное, изредка бросая взгляды на Николая, Александру - им и в самом деле все равно. Подумаешь, электромонтер... Они не привыкли обращать внимание на обслугу. Когда подошел к противоположной стене, увидел портрет мальчика в солдатской форме. Догадался: Алексей, бывший наследник престола. Ну, не мальчик уже - парень, скорее, лет четырнадцати. Улыбается чему-то. Ладно. Вот приедешь, миленок, сюда и погаснет твоя улыбка.
- Я закончил. Дозвольте задать вопрос?
Александра отвернулась, подчеркнуто выражая презрение.
Ильюхин выжидательно молчал, видимо, это понравилось. Николай спросил:
- О чем?
- Вы были у нас на "Диане", в одна тысяча двенадцатом. Я вас хорошо запомнил...
- И твое лицо, матрос, мне запомнилось... - Едва заметная улыбка промелькнула на губах. - Ты из БЧ-2, комендор, так? И стоял в своем расчете. Я не ошибся?
Ильюхин дар речи потерял. Вот это да... Конечно, и на флоте ходили легенды о невероятной памятливости царя на лица, но чтобы вот так... Простого матроса... О-бал-деть.
- Так точно! - гаркнул, едва не вляпавшись в привычное когда-то "ваше императорское величество". Но - удержался. И вдруг понесло: - Здесь, в городе, несколько офицеров, они учатся в академии Генерального штаба. Я по их поручению.
Лицо Николая не выразило ровным счетом ничего, но Ильюхин все же уловил самый неподдельный интерес.
- Вы не сомневайтесь, я вам плохого не желаю. В ДОНе я вполне официально, как бы по должности. Я служу в местной Чека. Не пугайтесь, не все забывчивы и не все продались комиссарам. Сейчас разговор преждевременный, но, может, вспомните: был в те, лучшие времена, один полковник, и ему полагался следующий чин, а вы на его всеподданнейшем прошении наложили свое слово: нет. Вы его почерк вспомните?
Царь пожевал губами:
- Возможно. И что же?
- Этот полковник, если изволите еще помнить, по-прежнему преподаватель академии. А она здесь, в Екатеринбурге. Я принесу от него письмо.
Подошла Александра и положила руку на плечо мужа:
- Никки, он ведь должен тебя ненавидеть, этот полковник... Разве нет? Разве мы можем положиться на такого полковника?
"А ты, матушка, зришь в корень... - подумал Ильюхин с невольным уважением. - Как бы не сорвалось..."
- Тогда, друг мой. Тогда... А теперь времена иные... - Подошел вплотную к Ильюхину: - Ты не обманываешь, братец?
И плохо стало Ильюхину. "Ведь обманываю, обманываю", - неслось в голове, которая к тому еще и невыносимо вдруг зачесалась. Он ведь беззащитный, такого всякий может растоптать, вот ведь дерьмо-говнище...
- Нет, ваше величество... - сказал негромко, брызнули слезы, и Николай вдруг обнял и прижал к себе:
- Спасибо. Храни тебя Господь...
Сердце бухало, как главный калибр, с неба лилась неслыханная прежде музыка. Мог ли мечтать или представить такое даже во сне... Обнял, не побрезговал простым человеком. А? Но ведь с другой стороны - они, Романовы эти, - такие закаленные во всяких-разных уловках и обманах? Им бы своего достичь, а цена человеческой жизни при этом... Тьфу. И все же, все же... Что было - то случилось и этого теперь вовек не позабыть. С этим и умереть - если что...
Вечерело, прохожие редели на глазах; в городе баловались лихие люди, и испуганные обыватели засветло расползались по домам. Неясная фигура возникла сбоку, короткая фраза хлестнула по нервам: "Через час - на Ивановском, у попа..."
Стараясь унять вдруг рассыпавшуюся мелко дрожь, побрел пешком. В голове было пусто, думать ни о чем не хотелось, но таинственный призыв сделал свое дело: постепенно сосредоточился. "Видать, у них там что-то стряслось, не иначе".
В храм вошел точно в назначенное время. Пусто было - никого из клира, служащих, даже бабок старых с ведрами и тряпками не видно. Смело прошел в алтарь, забыв, как и в прошлый раз, снять бескозырку. Вгляделся: из темноты запрестолья вышел Кудляков.
- Не удивляйся, события нарастают и приближаются, я обязан соблюдать щепетильную осторожность. Беречь и тебя, и себя, представь. Первое: в двадцатых числах мая здесь окажутся все Романовы. И тогда, если понимаешь правильно, у нас останется времени с кошкину пипиську. Ты видел пиписьки котов? Непонятно, как они ухитряются таким мизером заделать кошке с десяток наследников... Так вот тебе лозунг наступающего момента: они приехали, а мы готовы. И потому к их приезду я должен себе понимать: как, каким числом верных людей, в какое время и каким способом мы их заберем. Думай. Теперь вот что... - вытащил из-за пазухи скомканный лист. - Читай, это после раскодировки. Подлинная телеграмма сообщала... одному тут московскому бывшему жителю - кто у него в последнее время, значит, помер, где и как похоронен и куда отошло выморочное имущество.