- Если вам угодно, вы можете поведать мне об этих печальных и трагических событиях вашей жизни. Я умею выслушивать и умею хранить тайны.
- Именно такие слова я желал от вас услышать, - признался он. - Они ещё более укрепили мою уверенность.
- Уверенность в чем?
- Что вам я могу открыть свою душу. Что вы, как никто другой, сможете понять меня. В мире не так много людей, с которыми ты мог бы поговорить о самом сокровенном. А в вас есть что-то, что располагает к таким разговорам.
- Может быть, то что мне тоже довелось страдать? - предположила она.
- Вам знакомо такое чувство, как угрызение совести? Угрызение совести за другого человека, за другую судьбу? - уточнил он.
- За другую судьбу, - задумчиво повторила она, пытаясь припомнить: испытывала ли она нечто подобное. - Мне гораздо более знакомо угрызение совести за свой обман.
- Если этот обман причинил зло другому, то, возможно, наши угрызения совести в чем-то схожи.
- Этот обман причинил зло только мне, - возразила она. - Только я одна пострадала от него и продолжаю страдать. Но, мне кажется, я догадываюсь, за чью судьбу вы испытываете угрызения совести. За судьбу своей жены.
- Да, - ответил он.
- Но почему?
- Я не смог оградить её от страданий, избавить от мук, - ответил он. Не смог дать ей всего того, что должен был дать: защиту, поддержку, понимание. Она была ранимой, хрупкой и очень впечатлительной. Вроде цветка, который нужно держать в специальных условиях под стеклянным колпаком, потому как малейший холод, дуновение ветра, загрязненный воздух способны его погубить. Ее душа не выдержала смерти нашего сына. Ее разум помутился. С ней стали часто происходить припадки безумия. Она могла замкнуться в себе и несколько дней ни на что реагировать, не произносить ни слова. А могла, наоборот, буйствовать и проклинать весь свет. Но самыми невыносимыми были её рыдания, её душераздирающие вопли, мольбы, в которых она взывала о сыне. Спустя два года после смерти нашего сына она покончила с собой - в порыве одного из припадков выбросилась в окно и разбилась головой о каменный тротуар.
- Это ужасно, - внутренне содрогнувшись, произнесла Елизавета.
- Она доверила мне свою судьбу, - обвинял себя он, - а я отказал ей в своей поддержке и понимании. Я должен был находиться с ней, должен был как-то помочь ей в её безумии. Но вместо этого я бежал от нее, как от страшного ада. Для меня невыносимо было видеть её такой. От её стенаний и криков моя душа раздиралась на части, а в сердце мне словно вонзали множество игл. Я предоставил заботиться о ней другим, а сам всячески избегал её.
- Вас можно понять.
- Вы так добры ко мне, - с чувством благодарности произнес Владимир.
- Вы любили свою жену? - спросила Елизавета.
- Да, - как-то неуверенно ответил он. - Но...
- Что означает это "но"?
- Я хотел бы любить её сильнее.
- Сильнее - это как? - поинтересовалась она.
- Я хотел бы сходить с ума от её взгляда, испытывать счастье от её улыбки, - произнес Владимир, глядя в глаза Елизавете пламенным и нежным взглядом, который вызвал смущение на её лице. - Я хотел бы наслаждаться каждым мгновением, проведенным рядом с ней, и осознавать, что без неё моя жизнь - ничто. Я хотел бы помимо нежности, уважения испытывать к ней страсть, огонь.
- Подобная любовь - большая мука.
- Однако если бы я так любил её, я бы, возможно, не бежал от нее, я был бы рядом с ней в её безумии и, возможно, сумел бы помочь ей справиться с ним.
- Вы берете на себя слишком большую роль, - упрекнула его Елизавета. Я бы даже сказала: роль Бога. Только в его власти управлять человеческими чувствами и такими событиями, как жизнь или смерть. Вы не можете быть в ответе за то, что вам неподвластно! Человек в ответе за судьбу другого лишь в той степени, в какой непосредственно его рука нанесла этой судьбе урон. Не ваша рука нанесла урон судьбе вашей несчастной жены. И признаться, ваши угрызения совести - большой грех, ибо это гордыня. Избавьтесь от них, как от греха. Это будет легче сделать, если вы осознаете, что: они - зло и они абсолютно безосновательны.
- В вас столько мудрости! - изумился Владимир.
- Не даром меня считают мудрой!
- И все же в какой-то степени моя рука нанесла урон судьбе моей жены. Нанесла в тот момент, когда надела на её палец кольцо. Я не должен был жениться, зная, что недостаточно люблю.
- А кто в наше время женится или выходит замуж по большой любви? Брак давно уже превратился в некую сделку. Многие проживают жизнь, так и не узнав и не изведав этого чувства. Вы думаете, оно знакомо мне?
- Но я изведал это чувство. А тот, кто однажды изведал большое чувство, не сможет довольствоваться малым.
- Тогда, возможно, вы совершили ошибку, - снисходительно произнесла она. - Одну из тех, которые совершают многие. Одну из тех, которые совершила я. Ошибку, но не преступление.
Владимир улыбнулся. После разговора с ней ему стало легче. Она сумела подобрать именно те слова, которые ему необходимо было услышать.
- Ошибку? Пожалуй, - согласился он. - Но какие последствия! Прошло уже пять лет, а меня до сих пор преследует этот ад.
- Подобные события всегда оставляют в душе след, - задумчиво произнесла Елизавета. - Даже когда нам кажется, что все позади и мы излечились от пережитых разочарований, страхов, страданий, но этот след все равно порой напоминает о себе.
Она замолчала и какое-то время продолжала молчать. Он смотрел на нее, терпеливо выжидая, когда вновь заговорит. И поскольку его тема об угрызениях совести была уже завершена и исчерпана, теперь на очереди стояла её тема. Ему хотелось, чтобы за его откровениями последовали её откровения. Его интересовала каждая мелочь её жизни, каждая её тайна, каждая сторона её характера и каждое проявление её души. Ему хотелось узнать, что стоит за её фразами: "мне тоже довелось страдать", "мне гораздо более знакомо угрызение совести за свой обман" и "...ошибку... одну из тех, которые совершила я". Ему хотелось, чтобы она разрешила все слухи и сплетни, которые ходили о ней, и которые ему поведал Узоров.
Наконец, не выдержав её молчания, он произнес:
- Мы очень много говорили обо мне. Я думаю, было бы вполне естественно с моей стороны - попросить вас рассказать о себе.