- Белые! - крикнул кто-то. - Братцы, отступаем!..

- Стой! - закричал командир конвоя Жильцов и схватился за маузер.

Отстреливаясь, Попов бросился бежать. В темноте он столкнулся с растерявшимся от неожиданности Штамбергом.

- Бегите... Только в другую сторону... Убьют, как собаку! задыхаясь, крикнул Попов и, отпихнув его, бросился дальше.

- По врагам революции - огонь! - срывая голос, скомандовал Жильцов, и темнота взорвалась залпом.

Раненный в бок, Штамберг затравленно оглядывался на темные силуэты и бежал, бежал, с ужасом чувствуя, как намокает кровью одежда. Над головой свистели пули, и каждая из них в любую секунду могла догнать его и положить лицом вниз на влажную траву...

Из донесения начальника штаба 3-й дивизии Уральского корпуса белых:

"Сегодня утром нашим разъездом подобран в степи возле Ахмерово неизвестный, назвавшийся сыном видного лесопромышленника Штамберга. После очной ставки показания подтвердились. Штамберг-младший находился в плену у красных в качестве заложника. Во время конвоирования к месту расстрела заложники пытались совершить побег. О судьбе остальных, в том числе интересующего вас члена губернского комитета эсеров Попова, Штамберг ничего конкретного сообщить не может. По его утверждению, Попов был вооружен и бежал в противоположную сторону. В темноте Попов мог заблудиться, поэтому его появления можно ожидать в самое ближайшее время. Штамберг также дал ценные сведения о количестве, вооружении и моральном состоянии отряда Кашириных - Блюхера.

В соответствии с полученным запросом Штамберг направлен в Омск".

- Значит, одного все-таки упустили? - сурово спросил председатель следственной комиссии.

- Упустили, товарищ Попов! - сокрушенно ответил Жильцов.

- Хорошо хоть, моего однофамильца достали. Значит, он стрелял?

- Он, сволочь. Двух человек положил!

- Наган нашли?

- Нашли, все патроны расстрелял и бросил...

- Покажите... - Попов, внимательно разглядывая, повертел в пальцах оружие. - Значит, наган ему кто-то передал, и, наверное, тот же человек предупредил о предстоящем расстреле... Кто разговаривал с заложниками накануне?

- Я спрашивал... Говорят, только Боровский.

- Боровский? Он передавал что-нибудь?

- Да, папиросы...

- Сначала - письмо, потом - папиросы, а в результате - побег. Вот что, Жильцов, возьмите ребят и арестуйте Боровского. Но доставить живым. Понятно?

- Понятно, товарищ Попов...

Через четверть часа боевики втолкнули в комнату следственной комиссии, где, кроме Попова, сидел еще Павлищев, недоумевающего Боровского.

- В чем дело, товарищи?! - возмущался он. - Я не позволю...

- Это я не позволю вам, господин Боровский, продавать Дутову доверившихся вам бойцов революции! - оборвал Попов.

- Вы забываетесь!.. Иван Степанович, скажите же... - повернулся арестованный к Павлищеву.

- Я ничем не могу вам помочь, Петр Петрович, - покачал головой командир уральцев. - Если виноваты, лучше расскажите всю правду!

- Да-да! А главное, расскажите про вашего дружка Енборисова! подхватил Попов.

- При чем здесь Енборисов! - закричал Боровский.

- Хорошо. Допустим, предатель Енборисов тут ни при чем! - насмешливо согласился председатель следственной комиссии. - Но вы-то разговаривали вчера вечером с заложниками?

- Да. А в чем, собственно...

- Отвечать. С кем разговаривали?

- Со Штамбергом.

- Вы ему что-нибудь передавали?

- Да, коробку папирос.

- Зачем?

- Видите ли... Я узнал, что его расстреляют... Мы вместе учились в гимназии... Я пожалел...

- А наган вы ему тоже дали, потому что пожалели?

- Наган? Какой наган? Спросите у товарища Жильцова: мое оружие при мне...

- Конечно, вы не идиот, чтобы собственный наган отдать!

- Но что же, наконец, случилось?!

- А то, что Штамберг бежал, а Попов, тоже пытаясь бежать, уложил из подаренного вами наганчика двух человек. Вот что случилось!

Боровский замотал головой, словно отгоняя известие о происшедшем, и тихо, но твердо произнес:

- Никакого нагана я не передавал, я отдал только папиросы.

- Вы говорили Штамбергу о приговоре трибунала?

- Нет. Я только выразил сожаление, что жизнь сложилась так нелепо... Я никакого нагана не передавал. Верьте мне - мы воюем вместе не первый месяц...

- Не первый... И однажды вы уже пытались подбить на мятеж военспецов! Так или нет?

- Не совсем так...

- Ну, достаточно. Я слышал, Боровский, вы пописываете стишки, очень советую заготовить на себя эпитафию.

- Благодарю за совет! - сквозь зубы ответил капитан и повернулся к двери.

- Постойте! - вдогонку крикнул Попов. - А кто вам сказал, что заложники будут расстреляны? Откуда вы узнали?

- Откуда? От Калманова...

- Странно... Уведите арестованного! - Дождавшись, когда за ушедшими закроется дверь, председатель следственной комиссии отправил дежурного за Калма новым.

Тот пришел очень скоро, спокойно ответил на косвенные вопросы, и тогда Попов спросил в лоб:

- Послушайте, Боровский уверяет, будто о приговоре трибунала ему рассказали вы.

- Я, - согласился допрашиваемый.

- Откуда вы узнали?

- Простите, решение о расстреле принималось на закрытом заседании или на общем собрании?

- На общем собрании.

- И после этого вы у меня спрашиваете, откуда я узнал!

- В самом деле... - смутился Попов. - Вы свободны... Извините...

Из инструкции "Руководство для следственных комиссий при отрядах":

"...производить следствия по всем проступкам и преступлениям, после чего следственный материал передавать в военно-полевой суд, который определяет наказание... Утверждение приговора военно-полевых судов принадлежит власти командующих отрядов. В случае несогласия командующего с постановлением суда весь следственный материал передается в следственную комиссию при Главном штабе на заключение, каковое окончательно утверждается главкомом".

Боровский был приговорен к расстрелу. По просьбе командущего Уральским отрядом Павлищева приведение приговора в исполнение было отложено с целью проведения доследования.

Главком не возражал.

Дневник военспеца Главного штаба

Сводного Уральского отряда

Андрея Владимирцева

29 августа, Михайловское

Мы все-таки вышли к Самаро-Златоустовской железной дороге и находимся в десяти верстах от Уфы. Но чего это стоило!

С самого нашего отхода от Богоявленска белые шли по пятам. Мы двигались на север, а с юга нас прикрывал Богоявленский полк и две кавалерийские сотни верхнеуральцев. Белые хорошо использовали нашу передышку и, пока мы митинговали в Богоявленске, перегруппировались и обложили нас со всех сторон.

Но теперь мы уже точно знали, куда прорываемся. Кто-то принес в штаб найденную на убитом офицере газету "Народное дело". Белогвардейцы писали о том, что линия фронта проходит по линии Бирск - Кунгур. Значит, расчет Блюхера оказался правильным. Но до Кунгура нужно еще дойти!

Тяжелый бой был возле Зилима. Белые накрыли поселок артиллерийским огнем, сожгли дотла и пошли в атаку. Я читал донесение Калмыкова, написанное прыгающими буквами: "Кругом идет бой. Деревня Зилим вся сгорела. Противник пытается переправиться через реку, но безуспешно. Он все время обстреливает нас из четырех орудий... Ввиду того, что деревня сожжена, оттягиваю полк к опушке леса, находящегося в двух верстах от Зилима".

Потом Калмыков запросил помощи и боеприпасов. Я сам под диктовку главкома написал приказ: "Богоявленскому отряду с приданными сотнями, оставаясь на занятой позиции, упорно задерживать дальнейшее продвижение противника". И богоявленцы стояли.

Одновременно шел бой под селом Ирныкши. Во время рекогносцировки командиры во главе с Блюхером попали под пулеметный огонь, и под главкомом была убита лошадь. Белые отчаянно ломились вперед, но отряды Томина и Павлищева сдерживали, а вечером интернационалисты Сокача перешли в наступление и отбросили белых. Отличился китаец Ли Хунчан. Раньше он был стрелком, но очень завидовал пулеметчикам. Однажды ночью китаец исчез, а утром вернулся в казачьей фуражке с пулеметом "кольт".