Вдруг какая-то машина с зажженными фарами, обдав потоком света другие автомобили, подкатила к стоянке. Ив этот миг Руссо мельком заметил в маленьком белом "Фиате" отблеск рыжей шевелюры. Как ни мало было у него времени, но он все-таки смог различить лицо обернувшейся женщины с огненными волосами. "Фиат" тронулся с места и с потухшими фарами покатил к выходу из парка.

Старый Медведь посмотрел в сторону Винсента. Мысли путались у него в голове.

"Он ничего не видел. Он стоял спиной с опущенной головой, погруженный в свои мысли. А они, наверное, сейчас у него не веселые. Его жена жива! Какой кошмар для него, если она заговорит!"

Старый Медведь чувствовал себя лихорадочно возбужденным, словно матадор, выходящий на арену.

"Я не ошибся. Ингрид была здесь и видела меня вместе с ним. Она знает, что развязка близка, и, видимо, мечется в ужасе. Она попытается встретиться с ним во что бы то ни стало.., сегодня вечером, завтра утром".

Вдруг его пронзила простая мысль: а если она вообще ничего не предпримет?

Он снова почувствовал себя расстроенным, уставшим, обессиленным.

"Если ни он, ни она ничего не предпримут, я буду бессилен против них. Они будут отрицать, что знают друг друга. То, что я видел сегодня вечером, ничего не доказывает. Хорошо же я буду выглядеть перед Штраусом со своим рассказом о рыжих волосах, которые заметил в свете фар. Швейцарско-немецкие полицейские требуют доказательств, фактов, весомых улик, а не предположений, постулатов, сопоставлений. Все, что я могу им дать, это мыльные пузыри. Разноцветные пузыри, но пузыри. Ничего солидного, конкретного, неоспоримого".

Старый Медведь постарался взять себя в руки. Вынув из кармана сигарету и зажав ее между губами, он пошел обратно. Подходя к машине, он ускорил шаг, делая вид, что спешит.

- Я не слишком задержался? Садитесь. Я предложил бы вам вести самому, но после всего, что с вами случилось... Ладно, поеду медленно. Это не потому, что я ненавижу ездить ночью, а из-за этих белых фар... Еще одна вещь, с которой я не согласен со Штраусом. Он считает, что белый свет ничуть не ослепляет, что это чисто субъективное восприятие. Я недоволен им по многим причинам, но в глубине души должен признать, что это - личность.

Старый Медведь выжал газ и стал медленно увеличивать скорость, глядя прямо перед собой и мирно продолжая:

- Слишком мнит о себе, но это недостаток всех полицейских, особенно тогда, когда их пытаются переубедить...

Винсент молчал. Старый Медведь лишь улавливал его немного прерывистое дыхание.

- Старайтесь не думать все время о жене. Делайте как я. Говорите о чем угодно, о ком угодно... О Штраусе, например. Вы с ним знакомы? Он немного строит из себя герра Профессора, но в моем присутствии словно воды в рот набирает. Только один раз проговорился. Как бы между прочим заявил, что напал на след шикарной девушки с рыжими волосами. По его словам, она много знает об Андреа и Урсуле Моос и даже замешана в эту историю. Больше он ничего не захотел сказать, но я почувствовал в его голосе плохо скрытое ликование. У меня создалось такое впечатление, что будто благодаря показаниям вашей жены и аресту этой девушки он держит в руках все нити. Ах, черт! Совсем забыл, что должен обязательно позвонить. Вот уж точно, старость - не радость.

Машина только что въехала в город. Старый Медведь припарковал ее недалеко от небольшого кафе, в котором было полно посетителей.

- Я на минутку. Только скажу несколько слов и сразу вернусь.

Очутившись внутри кафе, он замедлил шаг. Облокотившись на стойку, спросил у гарсона, где находится телефон, медленно пошел к кабине, заперся в ней и набрал номер справочной времени.

"Винсент должен сейчас все тщательно взвесить. Он не подозревает, что я солгал, - размышлял Старый Медведь. - В общем-то, у него есть только один шанс: убежать. А я оставил двигатель включенным. Хорошо ли я разыграл свою роль? Все-таки я тридцать пять лет проработал в полиции, а не в театре".

- Двадцать сантимов. У вас нет мелочи? - спросил гарсон.

Еще несколько выигранных секунд. Сердце Старого Медведя учащенно билось. Он начал просить про себя: "Боже, сделай так, чтобы Винсент на что-то решился, чтобы он сбежал на моей машине".

Наконец он вышел. Его машина по-прежнему стояла на том же месте. Мотор продолжал тихонько работать.

"Он даже не удрал".

Винсент сидел неподвижно на переднем сидении. Он ждал, как безропотно смирившийся человек.

"Все полетело к черту! - расстроился Старый Медведь. - Или он сильнее меня, или я все рассчитал не правильно. Во всяком случае..."

Он зажег сигарету, подошел, открыл дверцу.

- Здесь все еле двигаются. Напрасно я говорил... Он не закончил фразу. Машина легонько подпрыгнула. Винсент, потеряв равновесие, сполз с сидения и уткнулся головой в руль. Револьвер, который он держал в правой руке, выскользнул и упал к его ногам, под приборную доску; Старый Медведь вздохнул едкий запах пороха и крови. В нескольких метрах остановился большой "Оппель". Водитель вышел и внимательно стал исследовать шины. Подошло несколько прохожих. Они тоже слышали выстрел, непривычно прозвучавший в ночном Цюрихе, на который снова опустилась разорванная на мгновение тишина.

ЭПИЛОГ

Руссо взял письмо, которое его жена поставила на самое видное место на буфете, перед тем как уйти за покупками, и, нахмурив брови, долго изучал почтовую печать Цюриха. Самый обычный конверт, марка за пятьдесят сантимов, которую он хорошо знал, адрес, напечатанный на машинке с пометкой "лично". Кто мог написать ему из Цюриха спустя столько лет? Сколько же времени прошло? Так, он там был летом. Арлет возвратилась в Париж следующей зимой. Больше трех лет прошло с тех пор, как он побывал там... Дело Мооса... Может быть, это...

Старый Медведь направился к креслу, внезапно охваченный желанием побыстрее вскрыть конверт. Но вначале он заставил себя спокойно достать из кармана перочинный нож и, не торопясь, вытащить лезвие.

В конверте лежало несколько листков, вырванных из школьной тетради и отпечатанных на машинке. Старый Медведь сразу же взглянул на последнюю страницу. Подписи не было. Он сел, спокойно закурил, удобно устроился в кресле и начал читать.

Дорогой месье!

Я решил написать вам, так как вы один из тех редких людей, достойных уважения, с кем мне приходилось сталкиваться в жизни. У меня было с вами лишь несколько коротких встреч, но я обладаю способностью, являющейся и моей силой, судить и оценивать людей с первого взгляда. Я видел вас в деле и считаю, что вы человек прямой, рассудительный, бескорыстный, движимый только одной страстью - желанием узнать правду. Я решил, что пришла моя очередь открыть вам ее.

Вы, вероятно, удивитесь, что я не подписываю это письмо, написанное на обычной дешевой бумаге и на чужой машинке. Это всего лишь элементарная предосторожность. Впрочем, я не боюсь, что вы используете этот документ, чтобы уничтожить меня. То, насколько я знаю вас, позволяет мне предположить, что такого искушения у вас даже не появится. Но мое письмо может не дойти до вас, потеряться или попасть в чужие руки. Поэтому я предпочитаю, чтобы оно было написано в форме анонимного документа. Так у меня всегда будет возможность сказать, что это подлог. Вы, вероятно, как и я, прочитали несколько недель назад в одной парижской газетенке подробный рассказ о самоубийстве Марсель Гарнье. Со смертью этой женщины у меня исчезли последние сомнения - написать вам или нет. Я решил, что наступило время прояснить для вас некоторые моменты в деле, главным действующим лицом которого была она.

Вы, без сомнения, помните, что во время своего расследования прибегли к забавной "математической" демонстрации, о которой мне рассказывали. Я хотел бы добавить к В, М, У и И еще одно "неизвестное", которое вы упустили. Но вас можно простить, так как вы прожили в Цюрихе всего несколько недель. За такой короткий срок жизнь этого города не понять. Цюрих ввел вас в заблуждение, обманул. И теперь настала очередь "Ф" все вам рассказать.