Работа явно пошла ему на пользу. Эта была его первая масштабная работа и хороший опыт для его будущих монументальных работ. Здесь он почувствовал связь архитектуры с живописью и декоративное начало даже при академическом рисунке. А между тем учеба продолжалась, шла своим чередом, и Николай старался ее не пропускать.
Следующим был долгожданный "натурный" класс, где, наконец, был живой человек. На подиуме натурщики сменяли друг друга, а он с глубоким пониманием вглядывался в них. Одухотворенный сбывшейся мечтой, он рисовал тело человека, его изгибы, движения. старался вдохнуть жизнь в рисунок. Преподавание вел Николай Филиппович Петров - академик, директор училища; он же читал "Историю искусств". Петров был весьма одаренным художником, от "Нового общества художников" и "Союза русских художников" его работы выставлялись в Петрограде, а также и за рубежом. Он любил говорить студентам: "Прежде чем рисовать, вы намечаете несколько линий контура - это .как .дыхание, как пульс живого тела, но все же ищите одну главную линию, обобщающую все эти колебания, которая может дать жизнь рисунку". Он был реалистом, но никогда не предавал анафеме новые течения, считал, что искусство постоянно должна находиться в поисках; никогда не оказывал давления на учеников. Николай с жадностью слушал своего преподавателя, вникал в каждое его слово, чтобы разобраться в тонкостях соотношения красок: где чуть-чуть теплее или холоднее, а где чуть-чуть темнее или светлее. Но пока что живопись приносила ему одни огорчения, и, как он сам говорил, "получалась не живопись а тонопись, подкрашенный рисунок, написанный маслом".
В то время когда он учился, в России происходили одни потрясения за другими: после первой мировой войны - Февраль 1917-го года, а затем и Октябрь. В ту ночь на 25 октября 1917-го года, как объявил В. И. Ленин, "рабоче-крестьянская революция, о необходимости которой все время говорили большевики, свершилась".
Основной девиз ее - "За счастье и процветание народа". И с этого момента началась новая история Российского государства, произошли большие перемены. Коснулись они и училища. Вместо существующих "классов" сделали индивидуальные мастерские преподавателей. Николай выбрал для себя мастерскую Петрова. И уж совсем неожиданно для Николая Н. Ф. Петров предложил ему и еще двум сокурсникам поселиться у него в доме. Николай был польщен таким предложением и с удовольствием переехал жить к преподавателю. Жена Николая Филипповича тоже была художницей, она училась у Репина вместе с Малявиным, Сомовым, Кустодиевым и другими известными художниками. К сожалению, она не могла заниматься творчеством и все свое время отдавала детям - их было у нее четверо. Двое из них были художниками. Все дети любили искусство. Это была большая дружная, крепкая семья. Николай и его двое друзей буквально сроднились с этим семейством, нередко привозили продукты. Часто за столом устраивались дискуссии, велись непринужденные разговоры. И, несмотря на то, что время было трудное, шел 1918-й год, началась гражданская война и сводить концы с концами становилось все труднее, жизнь казалось Николаю прекрасной. Интерьер дома также создавал творческую обстановку. Стены его были увешены картинами русских и зарубежных художников. Николай долго и упорно всматривался в них, изучал. Ему шел тогда уже 21-й год и он постепенно созревал как художник.
Между тем в училище происходило дальнейшее реформирование. Теперь оно превратилось в Пензенский ВХУТЕМАС (высшие художественные технические мастерские). Такие дисциплины как анатомия, история искусств и другие были отменены. Было образовано архитектурное отделение. Новый преподаватель из Москва вскакивал на подиум, кричал и громил беспощадно старое, а вернее, реалистическое искусство. Он был ультралевым "кубистом", последователем Пикассо, хвалил общество "Бубновый валет" за бунтарство, называя "могучей кучкой", хвалил Машкова за новаторство и цвет. В коридорах училища валялись разбитые гипсовые боги - происходила борьба старого искусства с новым. В таком виде ВХУТЕМАС просуществовал еще четыре года, но с 1922 года училище снова обрело свое первоначальное назначение и директором был назначен Николай Филиппович Петров. Дальше судьба его сложилась так, что он был приглашен в Ленинград на должность заведующего кафедрой живописи Академии художеств, а в 1941 году трагически погиб во время блокады. В 1972 году страна отмечала его столетие се дня рождения четырьмя выставками (в репинских "Пенатах", Воронеже, Пензе и Ленинграде).
А пока шел 1918 год, продолжалась учеба. Становилось все труднее осмысливать, что же происходит в искусстве. Реформирование происходило не только в училище .но и в умах молодых художников.
Николай, эмоциональный по натуре, всегда восторженный, жадный до всего нового, с удивительной быстротой усваивал все, что происходило в стране. А происходила смена идеологии, разгорались творческие страсти, шли непрерывные поиски. Из воспоминаний Николая Степановича: "Революция меня окрылила. Я чувствовал, как раскрываются мои творческие силы, а главное все было ново". Первые впечатления были особенны сильны.
Одновременно с учебой он подкреплял свои знания на практике. Ему снова повезло - он получил приглашение принять участие в оформлении панно для одной из улиц Пензы. Надо было написать образ Степана Разина. Николай давно мечтал о большой картине и увлечением взялся за эту работу. Он прекрасно понимал, что надо показать масштабность, монументальность и динамичность образа, интенсивность цвета, надо найти общую декоративность решения. Фигуру Степана Разина, считал он, надо взять крупно, могуче, полную порыва и движения, найти какое-то крупное цветовое пятно. Работая в цвете, он писал кистью, поэтому работа его приобретала острую характерность, на что не могли претендовать его ранние работы, выполненные сангиной, карандашом или углем. Он искал свое решение, вырабатывал свой почерк. Наконец решение было найдено: на красном фоне - алые паруса, все горело и полыхало, гамма красных тонов перекликалась с красными лозунгами.
Преподаватель портретной живописи, всматриваясь в это панно, заметил: "Какая удачная находка!" - и ему было очень приятно это слышать.
И еще одно яркое событие произошло все в том же 1918 году. Николая, еще совсем юного художника, пригласили участвовать в выставке в Рязани. Когда в стране вовсю бушевала гражданская война, как бы наперекор словам "когда гремят пушки, музы молчат" состоялась эта .действительно грандиозная выставка. Такой огромной по своим масштабам экспозиции Рязань еще не знала. В ней приняли участие 66 художников, в том числе такие маститые как В. Н. Бакшеев, Ап. М. Васнецов, С. В. Герасимов, С. Т. Коненков, Н. И. Крылов, С. В. Малютин, В. И. Мешков, Л. О. Пастернак, Поленов и многие другие.
Охваченный радостным волнением Николай с папкой рисунков в руках едет в Рязань. Здесь, на выставке, он показал свои 25 работ. Картины были на самые разнообразные темы: "Депо" и "Портрет Дубойковсого - первого наставника", "Рабочая жизнь" и "Дворец князя Олега", "Автопортрет" и "Рязанские соборы" и другие.
Выставка была важным событием в культурной жизни Рязани. Провинциальная публика, соприкасающаяся с рязанской стариной и ее красотами, посещая выставку, соблюдала тишину, говорила шепотом, как в церкви - чувствовалось веяние истинной красоты. Выставка имела успех, отзывы о ней были самые восторженные. После окончания выставки Николаю передали, что с ним хотели бы познакомиться трое художников, обратившие внимание на его работы. Это были Ф. А. Малявин, А. Е. Архипов и В. В. Мешков.
При упоминании имени Малявина у Николая даже пробежала какая-то дрожь по телу, и тут же возникли образы малявинских "Баб". "Неужели у меня состоится знакомство с ним?" - думал Николай. Картины Малявина имели мировую известность. Его картина "Смех" ныне находится в Венецианском музее, "Три бабы" - в Люксембургском, а картины "Девка" и нашумевшая "Смех", получившая в 1900 году на Всемирной выставке в Париже премию "Гран-при" - в Третьяковской галерее.