А дальше самое главное - хотелось как можно быстрее познакомиться с жизнью колхозников, почувствовать их "пульс", ощутить их настроение, познакомиться с будущими героями своих рисунков. Наконец долгожданное знакомство состоялось, теперь дело было за художниками. Как всегда перед началом больших работ, его и Ольгу Константиновну охватило волнение, сомнение, смогут ли они увидеть то сокровенное, то глубокое, что скрыто под внешней оболочкой каждого человека, а тем более изобразить, показать его душу через внешние ритмы. Перед ними оказалось множество разных лиц. Природа их не щадила: то солнцем, то непогодой, жарой или морозом она дубила их кожу, делая ее то коричневой, то красной, то розовой, то охристой. Одним она обостряла их лица, орбиты глаз, подбородки; другим накладывала мелкой сеткой морщины; третьим, как резцом скульптура, прорезала глубокие складка у губ, носа, на переносице, на лбу, щеках и придавала каждому свой индивидуальный вид, подчеркивала характер. Теперь, когда молодые художники более или менее прочувствовали это, им хотелось изобразить не забитого и обездоленного крестьянина, а хозяина своей земли, изобразить ярко, сильно, мажорно. Писали с натуры в так называемой плакатной форме без предварительных набросков - писали самое главное, самое характерное. Они выполнили массу графических листов гуашью, черной акварелью. Рисунки были сделаны в полную силу цвета, яркие. Потом устроили в колхозе выставку, где было представлено множество рисунков, среди которых, помимо пейзажей, в основном были образы колхозников: конюхов, полевода, доярки и другие. Выставка произвела колоссальное впечатление. Сами колхозники, они же зрители, были даже несколько смущены увиденным. "Неужели мы такие яркие, интересные и красивые?" - говорили они. Действительно, романтика труда, размах, сила духа, вера в завтрашний день буквально преображали лица колхозников. Их эмоциональный заряд, настроение передавалось молодым художникам, которые с мастерством и вдохновением создавали эти образы, так не похожие один на другого. Потом эти рисунки были показаны на выставках Москвы, больная часть их была приобретена музеями: ГМИИ, ГТГ и другими.

Но время пребывания в колхозе подходило к концу, надо было возвращаться в Рязань, а потом к себе домой, в Москву, где ждала московская круговерть в хорошем понимании этого слова. Но эту творческую поездку, самую плодотворную и душевную, они никогда не забывали.

По приезде домой Николай Степанович без малейшего промедления включился в работу над журналом. С каждым месяцем он работал все более плодотворно и увлеченно. Каждой большой стройке или каждой республике посвящался целый номер. Это была не престо информация, а как бы своеобразная фотохудожественная летопись эпохи великих строек и новой культуры. Эта летопись создавалась с помощью творческих усилий известных писателей (В. Катаев и М. Пришвин), прекрасных, талантливых художников (Э. Лисицкий, А. Родченко, Степановы и В. Фаворский), замечательных фотографов (М. Альперт и Д. Штернберг). Возглавлял издание В. Микулин. В редакции царила необыкновенная творческая атмосфера. Сама редакция была очень небольшой для такого известного всему миру журнала. Во главе редколлегии был А. М. Горький. С его благословения вышло более 100 номеров журнала, которые разошлись по всем странам мира. В 1950 году журнал был переименован в "Советский Союз", а в настоящее время называется "Новая Россия".

В течение 11 лет Николай Степанович был одним из основных оформителей этого журнала. Работал по договорам, он оформил около 45 его номеров. С каждым годом журнал приобретал все большую популярность как у себя в стране, так и за рубежом. Вот что писала американская пресса: "СССР на стройке" произвел буквально фурор. По заверениям лиц, которым были переданы экземпляры журнала, подобные издания даже в Америке не известны". Германия: "Журнал "СССР на стройке" своим прекрасным изданием и отличными фотоснимками приводит в восторг". Англия: "Журнал "СССР на стройке" произвел настоящий фурор. Когда министру лейбористского правительства показали экземпляр, он пришел в такой восторг, что попросил разослать его всем членам кабинета. Ходил он также и по рукам членов парламента. Особенное удивление вызывало строительство крупных предприятий на совершенно пустом месте".

В Париже в 1937 году на международной выставке в разделе "Печать" журнал получил "Гран-при". Можно с уверенностью сказать, что ни одно средство информации не освещало так убедительно и наглядно главные события огромной страны, как этот журнал. Он по праву входит в историю как яркая страница отечественного искусства 30-х годов. Много раз на протяжении все своей жизни Николай Степанович будет вспоминать о творческом содружестве с интереснейшими людьми при работе над этим журналом, многие из которых были его личными друзьями.

Это Александр Родченко. Еще в 1916 году, будучи совсем молодым художником, он выставлял свои работы вместе с Владимиром Татлиным, Казимиром Малевичем, Любовью Поповой. Из воспоминаний Николая Степановича: "По духу Родченко - бунтарь и революционер в искусстве. Ближайший друг и соратник В. Маяковского. Выступал вместе с ним в журнале "ЛЕФ" за новое искусство, новую жизнь, новый быт. Родченко называл Маяковского и себя "рекламными конструкторами". Именно он был творцом театральных конструкций вместо обычных декораций в театре В. Мейерхольда. Именно он произвел революцию в фотоискусстве и книжной графике". Правые художники-реалисты и особенно критики называли Родченко формалистом и готовы были предать его анафеме. Но работать с ним было настолько интересно, что Николай Степанович почитал это за счастье. Он собирался написать большой портрет Родченко, всегда аккуратного, с бритой головой, которая казалась как бы литой скульптурой, с пронзительными и острыми глазами - глазами художника. Но эта задумка так и осталась неосуществленной мечтой.

Не менее глубокий след в жизни Николая Степановича оставил художник Эль Лисицкий - яркая фигура XX века, мастер русского авангарда, смелый реформатор, открыватель новых путей в искусстве. Как представитель госиздательства РСФСР в Берлине вместе с И. Эренбургом он делал журнал "Вещь" в стиле конструктивизма и супрематизма, пестревший лозунгами "Изображать машину - все равно что изображать "ню" или "Машина - урок ясности и экономии". Это направление не увлекало Николая Степановича, но само оформление журнала казалось ему интересным и выразительным - Лисицкий использовал плакатную форму. Что привлекало Николая Степановича в его творчестве, так это оформление советских выставок за рубежом. Наиболее сильное впечатление произвело оформлние советской выставки в Кёльне в 1928 году.

Из воспоминаний Николая Степановича: "Там была масса выдумки, остроумных монтажей, художественных образов и минимум текста. Наиболее выдающимся в творческом наследии Лисицкого были так называемые проуны, то есть проекты утверждения нового, многие из которых находятся сейчас в ГТГ. Его талант заметно проявился в журнале "СССР на стройке", где с ним и познакомился Николай Степанович. Сам Лисицкий считал наиболее удачными номера, посвяценые Днепрогэсу, Арктике, Советской конституции. Долгая добрая дружба была между ними и их семьями. Необычна, сложна и интересна судьба Лисицкого. Его жена Софья Христиановна Лисицкая-Кюпперс, художник и искусствовед, была родом из Германии, имела частную галерею. Будучи замужем и имея двух сыновей, она влюбляется в Лисицкого, оставляет мужа и в 1927 году вторично выходит замуж. Жизнь ее оказалась сложной и трагичной. Прожив в Берлине несколько лет, она вместе с Лисицким вынуждена была его покинуть и уехать в Моск.ву с сыном от первого брака, Гансом. Старший сын Курт остался в Германии. В то время в Германии начинался фашизм, и Лисицкому как еврею становилось все труднее и труднее там жить. Будучи в Москве, он покупает в Черкизове, что на окраине Москвы, дом деревенского типа с маленьким садом. В то время Николай Степанович жил в Сокольниках, что было недалеко от дома Лисицкого. Они часто встречались. жена Лисицкого произвела на Николая Степановича очень хорошее впечатление: "Добрая дородная женщина с приятным розовым лицом, с карими, необыкновенно живыми глазами, которые всегда смотрели весело". Позже, когда началась война, ей пришлось испытать чудовищные страдания. Один из ее сыновей воевал на стороне Германии, а другой - за Советский Союз. Ганса зачислили в интернациональную бригаду, которая во время формирования использовалась на оборонных работах, в частности на разгрузке барж. Там и случилось непоправимое. Ганс напоролся на ржавый гвоздь, получил заражение крови и вскоре умер. Для матери это было страшное горе, но надо было жить дальше. Продолжалась война, с продовольствием становилось все хуже. Обострилась давняя болезнь у ее мужа Лазаря (Эль) Марковича - у него был туберкулез, а на спине была вживлена серебряная трубочка, через которую время от времени откачивали жидкость из легких. Кроме того, Лисицкому приходилось много работать, но становилось все тяжелее - начинало сказываться недоедание. И тут Николай Степанович как верный друг стал ему помогать. Теперь они вместе делали рекламные плакаты. Однажды, войдя в двери квартиры Лисицких, Николай Степанович застыл на пороге - жена была вся в слезах. Он понял, что случилось самое страшное умер Лазарь Маркович. Хоронить было некому, и Николай Степанович поехал в МОСХ. Но там никого не оказалось - большинство художников были в эвакуации. Вдвоем с отцом Лисицкого в сильный мороз он похоронил своего друга. Так оборвалась жизнь талантливого художника.