– Поистине ты шакашик![37] – кричал цирюльник, тыкая в Якуба указательным пальцем.
– Аллах свидетель, – кричал Якуб, – ты настоящий аль-бакбук![38]
– Не прекословь старому человеку, – взмолилась Лейла. – Он пришел к тебе с добрыми намерениями, к тому же я его позвала. Мне стыдно будет, если он уйдет с обидой в сердце. Сделай милость, сынок, покорись, и добрый человек выполнит свое намерение.
– Пусть сделает свое предсказание и скорее оставит меня в покое! Ведь не для этого я прибыл домой? Клянусь всемогущим, я не думал, что в Бухаре мне будет такая неудача! Я так стремился домой, и сердце мое предвкушало радость…
– Какая же в этом неудача, Якуб? Тебе хотят сделать добро, у матери сердце разрывается от тревоги, а ты недоволен.
Лейла посмотрела на сына своими большими выразительными глазами.
А тем временем цирюльник взял астролябию и стал предсказывать:
– От нынешней пятницы, пятого дня сафара,[39] пройдет три дня, и ты будешь иметь дело с верблюжатником. Он будет способствовать твоей встрече с человеком, но тебе лучше его не встречать. Я это говорю с полным знанием дела, потому что мои расчеты по звездам сулят неудачу в этой встрече. Ты покинешь свой родной город Бухару и пойдешь по караванным тропам для своего дела, но тебе не предвидится удачи. Согласно расположению звезд над тобой путешествие следует отложить до лучшего времени.
– Слова нашего уважаемого цирюльника близки к истине, – сказала Лейла, увидев, как старик прячет за пазуху свою астролябию.
– Я предвижу, что встреча с верблюжатником принесет один только вред. Ты должен остаться дома, сын мой. К чему торопиться? Как говорят умудренные опытом, поспешность – от дьявола, а медлительность – от милосердия.
– И все же через три дня я добуду верблюда и доберусь до Хорезма. Я снова примусь за книги. Только они способны открыть мне путь к знаниям и снять покров невежества, который мешает нам видеть прекрасный мир.
Лейла с плачем покинула сына и дрожащей рукой отсчитала цирюльнику несколько дирхемов за предсказание. Оно не было добрым, это предсказание, но оно справедливо предостерегало ее сына от грозящей опасности. Лейла всей душой надеялась, что сын внемлет голосу истины. И вот оказалось, что все ее усердие ни к чему не привело. Что же ей делать? Как помочь сыну распознать истину, поверить звездочету? Лейла решила на этот раз превозмочь свою робость и поговорить о делах Якуба с Мухаммадом. Он, конечно, удивится и скажет, что это не женское дело, но, узнав, что звездочет предсказывает неудачу, отец постарается уговорить Якуба не покидать родной дом, остаться в Бухаре. В тот же день Лейла обратилась к мужу и со слезами на глазах рассказала ему о предсказании, сделанном цирюльником.
– Помилуй аллах, – удивился Мухаммад. – Я всегда верил моему брадобрею, человеку честному и знающему свое дело. Но ведь он сделал хорошее предсказание, когда Якуб еще только собирался в Хорезм. Когда же его предсказание было верным – в эту пятницу или в ту пятницу? Я хорошо помню, как в ту пятницу, почти год назад, старик говорил, что начало пути у юноши будет светлым, вселяющим радость. Он предсказывал, что никакие помехи не стоят между ним и задуманным желанием. А теперь он говорит, что сыну моему не предвидится удачи. Поистине мне надоел старый аль-фашшар.[40] Я больше не стану его звать, а себе и пиявок ставить не буду.
– Как ты можешь так обижать преданного тебе человека! – Лейла расстроилась и от огорчения уже не могла сдерживать себя. – Одна беда другую погоняет. Мухаммад, ты не должен гнать от себя старого цирюльника. Якуб назвал его аль-бакбуком, ты назвал его аль-фашшаром. А чем он провинился перед вами? Не тем ли, что сказал истину? Разве он виноват в том, что небо отказало нам в своем покровительстве? Пусть аллах прибавит нам силы и терпения.
– И я верил своему звездочету! Но согласись, что он неправ.
Впервые за много лет родители Якуба поспорили, и Мухаммад впервые подумал о том, что его кроткая Лейла уже перестала быть кроткой.
– Звездочет неправ! – воскликнул Якуб вслед за отцом.
В душе он праздновал победу.
Размышляя перед сном о случившемся, Якуб подумал о том, что его учитель полон мудрости, если осуждает занятия звездочетов. Конечно, он, Якуб, поедет в Хорезм. Бредни старого цирюльника не остановят его. Ему только жалко мать, он бы не хотел ее огорчать. Она не виновата, ей с детства забивали голову всякими вымыслами. Но отец – он больше понимает, он теперь уже не должен верить в лживые слова звездочета. Отец не станет препятствовать сыну в его добром начинании. Пройдет еще два дня, и он сговорится с верблюжатником.
В эту ночь Якуб спал сладко и беспечно, а проснувшись поутру, он прежде всего подумал, что ему очень хочется в Хорезм к мудрым книгам устода, к трудным и заманчивым занятиям. Не прошло еще и года с тех пор, как он впервые покинул дом своего отца, и как сильно все изменилось вокруг него! То, что прежде казалось ему важным и значительным, выглядело сейчас пустым и ненужным. Ведь совсем еще недавно он с трепетом выслушивал предсказания старого цирюльника, которые неизменно предшествовали выезду отца с караваном. Если старик предостерегал отца, Мухаммад покорно слушался и откладывал свою поездку, будучи уверен, что старому звездочету заранее известны удачи и беды, подстерегающие путника. И он, Якуб, прежде так думал. А сейчас что-то изменилось, и он уже больше не верит глупым рассуждениям самонадеянного старика. И доверчивость матери кажется ему нелепой.
Размышляя о происшедшем, Якуб думал о том, что приезд в Бухару не доставил ему радости, какую он предвкушал, покидая Гургандж. Впрочем, он неправ. Есть все же в Бухаре человек, к которому стремится его сердце. Вот кто доставит ему истинную радость – его добрый старый мударис. Он сегодня же навестит старика и с удовольствием поговорит с ним. Кстати, и подарок есть. Старик всегда очень любил жареный миндаль, вот хорошо будет угостить его миндалем, привезенным из Хорезма.
Якуб пришел к мударису в полдень, после дневной молитвы, когда старик, утомившись от утренних занятий, имел обыкновение отдыхать.
– Добро пожаловать, Якуб! – приветствовал юношу мударис. – Я рад тебя видеть. Исполнилось ли твое желание? Достиг ли ты того, к чему стремился?
– Я весьма доволен, – отвечал Якуб. – Поистине у меня открылись глаза, и я стал видеть окружающее так, будто сняли пелену, которая заслоняла белый свет.
– Чем же ты увлечен, Якуб? Расскажи о твоих занятиях. Мне весьма любопытно знать, чем занимается при дворе Мамуна прославленный хорезмиец Абу-Райхан ал-Бируни.
– Легче сказать, чем он не занимается. Ученость уважаемого Абу-Райхана удивительна. Он пытается распознать такие загадки природы, что просто диву даешься. Я рядом с ним песчинка на бескрайнем берегу, маленький камешек у высокой горы, но я кое-что делаю и кое-что вижу. Из всех занятий, разнообразие которых может удивить любого ученого, моему сердцу дороже всего наука о камнях. Когда мой учитель делает опыты с драгоценными камнями, я готов дни и ночи помогать ему. Очень это заманчиво – увидеть своими глазами, как влияют на драгоценные камни жар и холод, узнать их свойства и особенности.
– Это любопытно! – оживился мударис. – Ну-ка, расскажи, как вы определяли качество драгоценных камней.
– Мы многое делали, но вот совсем недавно мы пытались изменить окраску некоторых камней, нагревая их. Мы взяли сердолик, поместили его в жаровню, переложив кусками кизяка, и накаливали. Затем оставили до охлаждения и после этого извлекли. От огня кусок сердолика несколько уменьшился, но цвет его стал лучше. Чтобы очистить красный цвет рубина от фиолетового оттенка, его нагревали закатанным в глину столько времени, сколько нужно для того, чтобы расплавить один мискаль[41] золота. Огонь уничтожает все цвета, кроме красного цвета яхонта. Изумруд не выдерживает нагревания и теряет цвет, а зеленый лал не меняется.