Задавать такие вопросы, наверное, входило в его обязанности. Надо так надо, в моей профессии ничему не приходилось удивляться.

- Я абсолютно не смыслю в нефтяном бизнесе и не терплю холода. А если нужен прямой ответ, то я наемник потому, что это единственная профессия, которую я знаю. Мне тридцать семь. Сколько я еще протяну? Как повезет, а то, глядишь, и до старости дотяну и буду ни на что не способен, кроме как потягивать пиво да смотреть третий повтор "Дыма выстрелов".

Майор улыбнулся и сказал:

- Даже не представляю тебя таким, старина. А я чем-нибудь таким сейчас и занимался бы, если бы не нынешняя обстановка. Генерал Шерман, может, и ненавидел войну, но мне в моем возрасте она оказалась кстати. Конечно, как только она кончится, меня сразу выгонят на подножный корм.

Не теряя ни секунды, он вернулся к моему личному делу. Через некоторое время с ним было покончено. Потом он достал несколько карточек, раздвинул их, как игрок в покер, и поднял глаза на меня.

- А как бы ты отнесся к вступлению в регулярную армию Родезии? Получал бы ты там поменьше, чем наемник, однако у тебя был бы другой статус. Ты не обижайся, старина, но эти мэрки*, которые приезжают сюда, такой скользкий народ! Нет, они, конечно, воюют с противником, убивают. Но мне было бы приятно, если бы ты выбрал карьеру в регулярной армии. Мы ценим таких людей, как ты, Рэйни. В Родезии заглядывают далеко вперед. Разделаемся с этой падалью, с террористами - у нас будут другие проблемы. Если ты запишешься в регулярную армию, мы сразу же даем тебе родезийское гражданство и выделяем пятьсот акров прекрасной земли. Ну, что скажешь?

- - - - - - - - -

* Сокращение от слова mercenary - наемник.

- - - - - - - - -

Я, конечно, отказался. Я вырос на ферме под Бомонтом. Вообще-то, земля в Восточном Техасе считается плодородной, но наш участок был исключением: должно быть, матушка-природа крепко обиделась, когда создавала этот кусок земли. Может, мой прадед был скверным фермером. Бог его знает, хотя бедняга вкалывал здорово. Мне же, совершенно точно, не надо никаких ферм - ни в Техасе, ни в Родезии, ни в какой-нибудь Глоккаморре.

Майор Хелм вздохнул, и после этого его манера стала менее непринужденной. Он снова обратился к своим карточкам. В голосе его прозвучал вопрос, когда он снова заговорил со мной:

- Во Вьетнаме ты служил в подразделении, которое занималось "внутренним врагом". Я догадываюсь, что это такое, только вот аккуратный наш мистер Райен почему-то не заполнил эту часть.

- Я шесть месяцев служил в "группе Феникс", вот и все, - ответил я майору.

Название было ему, конечно, знакомо.

- Да, та самая "группа Феникс", - продолжал я. - Мы выискивали агентуру в высоких сферах. Понимаете, выявляли вьетнамских офицеров, чиновников, политиков, которые старались застраховаться на будущее и помогали Вьетконгу. И в большинстве своем они оказывались виновными.

Майор Хелм улыбнулся. Он мне определенно разонравился.

- Конечно, виновными, Рэйни. Раз ты убил человека, он не может не быть виновным, правда?

Я сказал "да", и оба мы неестественно засмеялись.

- Думаю, у меня есть работа по тебе, - решил майор, вынимая одну из карточек. - Тебя нельзя записывать в простые наемники, верно? Я думаю, ты будешь командиром одного из наших специальных подразделений по борьбе с терроризмом.

Я не подозревал, что один глаз, правый, у майора стеклянный - до тех пор, пока он не подмигнул мне. Обычно, когда человек подмигивает одним глазом, другой как бы помогает ему. Здесь было иначе, и я это сразу заметил.

- В любом случае, мы направим тебя на борьбу с террористами. Ты, возможно, будешь иметь дело с "внутренним врагом", пока..

- С белыми?

- С людьми. С мужчинами и женщинами, - добавил Хелм. - Убивать женщин - тебя это не очень расстроит, Рэйни?

- Не знаю, - сказал я, ответив ему со своей стороны очаровательно-отвратительной улыбочкой. - Думаю, если это будут "внутренние враги", то придется полюбить и это занятие. А сколько у вас "внутренних врагов"? Я думал, Родезия - это одна сплошная белая солидарность.

Хелм снова заулыбался:

- Ты так думаешь? Всегда, конечно, есть белые ренегаты, которые мечтают договориться с врагом в надежде спасти свои паршивые шкуры. Не в полном смысле шкуры, понимаешь ли, а сохранить все, что у них есть. Ну а потом есть белые либералы. Знаешь, это такие малые, которые хотят, чтобы все - черные и белые - были большими друзьями. Они вечно хотят компромисса с черными, и это делает их угрозой для безопасности государства. Южная Африка, наш хороший друг на юге, достаточно сильна и может поэтому терпеть своих либералов. Здесь, в Родезии, мы не можем позволить себе такой роскоши. Что ты испытываешь к либералам, Рэйни?

- Ничего, - ответил я. - Я не собираюсь быть комендантом лагеря уничтожения. Если вы, майор, выудили мне такую работу, то, может, лучше сразу сесть в обратный самолет?

Майор Хелм, этот хладнокровный сукин сын, даже не обиделся:

- И не думай об этом, старина! Мы направляем тебя на антитерроризм, согласен?

Я ответил, что пойдет.

- Там, в Нью-Йорке, мистер Райен оценил меня в тысячу шестьсот в месяц, так?

Майор, повернувшись ко мне на своем вращающемся стуле, ответил:

- Командир подразделения получает больше. У тебя будет две тысячи в месяц. Неплохая мелочишка, надо сказать. Пройдешь медкомиссию - и потекут. Знаю, знаю. Мистер Райен уже устраивал это в Нью-Йорке. Но это по приказу, так надо. Мы просто должны убедиться, что не берем человека, который не в состоянии пробежать полмили с оружием.

Медкомиссию я проходил у врача родезийской армии, который смахивал на армянина из тех, что в старые времена делали подпольные аборты на кухонном столе. Они явно не смогли заполучить в армию хорошего специалиста из белых. Нет, он был действительно врачом, но не в моих глазах. Сними с него белый докторский халат, обсыпанный пеплом от сигарет, и отними стетоскоп получился бы самодеятельный татуировщик откуда-нибудь с Першинг-сквер в Лос-Анджелесе.

Говорил он на родезийско-английском языке, который не вязался с его смуглым лицом. Он прослушал легкие и сердце, потом, конечно, ухватился за мошонку и велел мне покашлять. Я покашлял, и он отметил у себя в карточке, что я в порядке по этому разделу. Давление было сносное, выглядел я нормально.

Вопросы у него были, как из школьного учебника.

- Как вы относитесь к неграм, мистер Рэйни? - был один из них.

Я ему прямо ответил, что среди моих лучших друзей нет негров (надо было бы, впрочем, добавить, что у моих друзей нет ни расы, ни убеждений).

- Любите ли вы общество, мистер Рэйни? - был другой вопрос.

- Нет, док, - ответил я ему. - У меня нет друзей. Совсем нет.

Он остановил на мне взгляд.

- Думаю, вы подойдете, мистер Рэйни, у вас прекрасное физическое состояние. - Он несколько неожиданно подошел ко мне, схватил за руку и сказал:

- Добро пожаловать в Родезию!

Да, я начал чувствовать свою популярность в Республике Родезия. Рапорт врача о состоянии моего здоровья был передан майору Хелму, а с ним и я. Майор поднял телефонную трубку и вызвал сержанта Суорта. Тот

прибежал, отпечатал шаг, как это делают в британской армии, и доложил:

- Суорт прибыл, сэр! - Причем так громко и четко, будто майор и представления не имел, кто он такой.

- Не суетись, парень, - спокойно сказал майор. - Этот Рэйни не собирается служить в регулярной армии.

- Ясно, сэр, - ответил сержант Суорт, мельком взглянув на меня. Ради разнообразия он не стал мне говорить "добро пожаловать в Родезию". Это было понятно: регулярной армии приходится воевать не меньше, чем наемникам, но им не платят и четверти нашего.

- Суорт покажет тебе все, - обратился ко мне майор Хелм. - Будь здоров, Рэйни, и надеюсь, что ты останешься с нами надолго.

- Значит, вы думаете, что эта война надолго?