АА. Опять за свое?

ХХ. Так если правда... Мы сейчас роем канавы... Прокладываем канализацию...

АА. Не вижу никакой связи.

ХХ. Ну, если какая-нибудь по верху проходит, то снизу все видать.

АА. Утехи пролетариата.

ХХ. Сейчас-то мы копаем в хорошем месте. А то вот копали на окраине, так никакого интересу не было. Народу мало, а бабы все старые или страшные. А сейчас красивые попадаются, в мехах... У нас один всегда следит и как приметит, что подходящая идет, сразу дает знак. А еще лучше, если копаем перед универмагом, около дамского отдела. Или около дамского парикмахера. Вот, помню, клали мы кабель перед одним шикарным рестораном, и глубина была в самый раз, метра полтора. Хорошее было место. Но и сейчас ничего. Приходи как-нибудь...

АА. Спасибо. У меня есть другие возможности.

ХХ. А хуже всего было, как возле казармы работали. Две недели - одни солдаты.

АА. А твоя жена ходит к парикмахеру?

ХХ. Вот уж нет.

АА. А в ресторан?

ХХ. Да Бог с тобой! У нас обед дома варят.

АА. Но за покупками она ходит.

ХХ. Ходит. (Пауза.) В нашем городке нет канализации.

АА. Зато есть казармы.

ХХ. Есть. А ты откуда знаешь?

АА. Нетрудно догадаться. У нас повсюду есть казармы. Так может она проходит мимо казармы?

ХХ. Кто?

АА. Твоя жена.

Пауза.

ХХ. Ты чего хочешь сказать...

АА. Ничего. Я готов. (Вытирает лицо полотенцем.) Прошу к столу!

ХХ встает, оба надевают пиджаки, стоя лицом друг к другу. АА с левой стороны стола, ХХ - с правой. Затем одновременно садятся. АА откупоривает бутылку и наливает.

ХХ. А ты был женатый?

АА. Два раза.

ХХ. Как это так?

АА. Развелся. Ну, за наше холостяцкое.

ХХ. А дети?

АА. Какие дети... Ах, дети. Нет, детей не было.

ХХ. Зачем же тогда жениться?

АА. Как зачем? По любви, из-за родства душ, а впрочем, откуда я знаю. Ну, выпей.

ХХ. Будь здоров. (Выпивают. АА берет в рот сигарету и придвигает пачку к ХХ, который тоже берет сигарету. АА ищет по карманам спички. ХХ достает из левого кармана коробок спичек, прячет его обратно, достает из левого кармана другой коробок, подает огонь АА и сам тоже закуривает. Прячет спички в левый карман. Оба затягиваются. Пауза.) Скажи, а из-за чего ты убежал?

АА (прерывая свои размышления). Что?

ХХ. Из-за чего ты оттуда убежал? Что, плохо тебе там было? Были жены, квартира с красивым видом, в столице... Хорошо зарабатывал, в наилучшем обществе бывал... А здесь что?

АА. Убегают не к чему-то, а от чего-то.

ХХ. Вот я и говорю. Тебе же там лучше было, чем здесь.

АА. Однажды я пошел в парк. Там в аллее играли дети. А за кустами сирени я заметил мальчишку, чуть постарше их. Он подбирал камни и бросал ими в детей, каждый раз прячась обратно за куст. При этом он радостно смеялся, был в восторге от самого себя. Хорошо развитой, сильный мальчик... Бросал и прятался, бросал и прятался...

Пауза.

ХХ. Ему сколько лет было?

АА. Лет десять - двенадцать...

ХХ (растроганно). Как мой.

АА. Это было шесть лет тому назад.

ХХ. Моему старшему теперь четырнадцать.

АА. Да, конечно. То мог быть твой сын.

Пауза.

ХХ. Ну, и что дальше?

АА. Ничего. Это все.

ХХ. Хе-хе, а теперь по правде скажи.

АА. Это правда.

ХХ. И ты, значит думаешь, я поверю, что за границу бегут из-за какого-то поганца, который в парке швыряется камнями. Да еще и не в тебя. Мне-то можешь сказать, как брату.

АА. Ну, тогда, скажем... Из-за того, что у меня были постоянные затруднения с дикцией. Например, слово - неантагонистический. Оно для меня слишком трудно. Я никогда не мог произнести его правильно.

ХХ. Ты? Так ведь ты образованный.

АА. Ну тогда, быть может, дело тут не в дикции, а, скорее, в интонации. В надлежащем тоне. Я немузыкален.

ХХ (понижая голос, доверительно). Ты политический?

АА. Можешь и так это назвать. (ХХ встает из-за стола.) Что, разве ты не догадывался? (ХХ идет к двери, по пути останавливается, спиной к АА.)

ХХ. И ты только сейчас мне говоришь?

АА. Я полагал, что это было ясно с самого начала.

ХХ осторожно приоткрывает дверь, выглядывает в образовавшуюся щель, возвращается к столу.

ХХ. Ты на заметке?

АА. Вероятно. (ХХ стоит в нерешительности.) Почему ты не садишься...

ХХ (садясь). Ну и дурак же я был. (Ударяет себя кулаком по лбу.) Хотя мне сразу что-то подозрительно показалось. Ничего не делает, на работу не ходит, только на кровати валяется да книги свои читает. Интеллигент, белоручка.

АА. Откуда тебе известно, что я ничего не делаю? По-твоему, работа заключается только в рытье канав?

ХХ. Да как же ты работаешь, лежа на кровати?

АА. Думаю.

ХХ (нетерпеливо, пренебрежительно). А-а-а!.. О чем это?

АА. Между прочим, и о тебе. Раздумываю, например, смог ли бы ты меня денунциировать.

ХХ. Де... Дену...

АА. Ну, иными словами, донести на меня. Не сейчас, конечно, и не здесь. А там, у нас...

ХХ. Так мы же тогда не знали друг друга.

АА. А ты полагаешь, что доносить можно только на друзей или знакомых? Вот представь себе: ты сидишь в тюрьме, а я прихожу к тебе и предлагаю бежать. Или, более того: сообщаю план уничтожения тюрьмы. Ты позвал бы тогда охранников, выдал бы меня?

ХХ. В какой еще тюрьме?

АА. В такой, где тебе живется относительно неплохо. Даже, может, лучше, чем на свободе. Где ты досыта ешь и где тебе не бывает холодно.

ХХ. Что-то не приходилось слышать о такой тюрьме.

АА. Но где ты не можешь только одного: нельзя пользоваться словами, которые начинаются с буквы Т. Все слова на букву Т запрещены - и устно, и письменно.

ХХ. Почему?

АА. Чтобы нельзя было произнести или написать слово "тюрьма".

ХХ. Да что же это за тюрьма такая?

АА. Но если бы я все-таки тебе предложил...

ХХ (вскакивая). Ты чего ко мне пристал!

АА. Я же тебе ничего не предлагаю. Я лишь рассуждаю, что было бы, если я, допустим, предложил бы тебе...

ХХ. У меня жена и дети!

АА. А у меня... у меня... а что, собственно, у меня... Ну, скажем, у меня - мои любимые, обожаемые слова, слова на все буквы алфавита. Нет, я ничего тебе не предлагаю, ни на что тебя не подбиваю. Я, самое большее, могу себе предложить... А, да нет, даже этого не могу. А ведь ты, наверное, считаешь меня героем.

ХХ. Все может быть.