Седая старина сменяется историческими периодами, мифы объясняются мне с событиями и людьми, существовавшими в действительности, и каждое выдающееся событие, каждая новая страница этой многоликой книги жизни предстает передо мной с фотографической точностью. Мои собственные расчеты являются мне позднее, как отдельные цветные картины различной формы в игре, которая называется casse-tete («головоломка»). Я собираю их вместе и стараюсь правильно расположить их одну за другой, но, конечно, это не я делаю, а мое ego, мое высшее Я. И все это происходит при содействии моего Гуру и Учителя, помогающего мне во всем. Если я вдруг забуду что-то, то тут же мысленно обращаюсь к нему или к кому-то другому подобному, и все, что я забыла, предстает у меня перед глазами – иногда целые таблицы с цифрами и длинные перечни событий проходят предо мной. Они помнят все. Они знают все. Без Них, где бы я могла получить знания?» [19, январь, 1895]
Учитель Кут Хуми писал Синнету осенью 1882 года: «Е.П.Б. была первая, кто действуя по приказам Атриа (Некто, кого вы не знаете), – объяснила в „Spiritualist“ разницу между psyche и nous, nefesh и ruach, между Душой и Духом. Ей пришлось представить весь арсенал доказательств, цитаты из Павла и Платона, из Плутарха и Джеймса и т. д., прежде чем спиритуалисты признали, что теософы правы. Это было тогда, когда ей было приказано написать „Изиду“, – как раз год спустя после основания Общества. И так как там поднялась такая война около этого, бесконечная полемика и возражения о том, что не может быть в человеке двух душ, – мы решили, что еще преждевременно давать публике больше, чем она в состоянии ассимилировать, пока они не переварили „двух душ“. И таким образом, дальнейшее подразделение троичности на семь принципов осталось неупомянутым в „Изиде“… Она повиновалась нашим приказам и писала, умышленно вуалируя некоторые свои факты…» [16, с.298]
Полковник Олькотт говорил: «После своего появления „Изида“ произвела такую сенсацию, что первое издание было распродано в течение десяти дней. Критика в целом отнеслась к ней благосклонно… Самое правдивое высказывание о ней – это слова американского автора, что это „Книга, содержащая в себе революцию“. [18, т. I, с.294, 297]
Что касается ее английского языка в тот период, Е.П.Б. писала полковнику Олькотту 6-го января 1886 года: «Когда я приехала в Америку, я с трудом говорила по-английски, а писать совсем не умела – это факт, как вам известно. „Изида“ – первая работа за исключением нескольких статей, исправленных вами или кем-то другим, это все, что я когда-либо писала на английском, и это в основном было продиктовано, как вы знаете, К.Х. (Кашмирцем). Я училась писать по-английски, так сказать, с его помощью. Я переняла все его особенности. Так что же удивительного в сходстве между стилем „Изиды“ и писем к Синнету?[63] Я рассказывала вам, и вы знаете, что я говорила по-английски в десять раз хуже чем сейчас и, тем не менее, сорок – пятьдесят страниц за один раз в «Изиде» были написаны без единой ошибки. Пожалуйста, вспомните, что я с трудом говорила и вообще не умела писать по-английски. С детства я почти не разговаривала на этом языке. Впервые я стала подолгу говорить только на английском, когда стала общаться с Учителями – с Махатмой К. Х., переняв его стиль». [22]
Глава 38
Е.П.Б. – Американская подданная и Русская патриотка
1878 год был важным годом в жизни Е.П.Б.: она, едва избежав кремации, стала американской гражданкой, а затем уехала из Соединенных Штатов навсегда. Первый случай так описала мадам Желиховская:
«Весной 1878 года что-то странное произошло с Блаватской. Однажды утром, приступив как обычно, к работе, она вдруг потеряла сознание и не приходила в себя в течение пяти дней. Состояние летаргии было настолько глубоким, что ее бы похоронили, если бы не телеграмма, полученная полковником Олькоттом и его сестрой, находившейся с ней в то время, от того, кого она называла своим Учителем. В ней говорилось: „Ничего не опасайтесь, она не умерла и не больна, ей необходим отдых; она переутомилась… С ней будет все в порядке.“ Она, действительно пришла в себя, и прекрасно себя чувствуя, отказывалась верить, что проспала пять дней. Вскоре после этого Е. П. Блаватская строила планы отъезда в Индию.» [15, январь, 1895]
По этому поводу Е.П.Б. писала мадам Желиховской: «Я не писала тебе целый месяц, мой дорогой друг, угадай, по какой причине? В один прекрасный вторник, утром, в апреле, я как обычно встала, села за письменный стол, чтобы написать своим калифорнийским корреспондентам. Вдруг почти сразу же я поняла, что по какой-то странной причине оказалась в спальне в своей постели, что был вечер, а не утро. Я увидела вокруг себя несколько наших теософистов и докторов с удивленными лицами и Олькотта с его сестрой миссис Митчел – лучший мой друг здесь – оба бледные, угрюмые, осунувшиеся, как будто их вынули из воды.
«В чем дело? Что произошло?» – спросила я их. Вместо ответа они забросали меня вопросами: что случилось со мной? И как я могла говорить, что ничего со мной не произошло? Я ничего не помнила, но конечно, было странным, что тогда было утро вторника, а теперь они говорили, что был субботний вечер. Что касается меня, то эти четыре дня бессознательного состояния показались мне одним мгновением. Хорошенькое дельце! Только представь, все они считали, что я умерла и хотели предать мое тело огню. При этом Учитель телеграфировал Олькотту из Бомбея: «Не бойтесь, она не больна, а отдыхает, с ней все будет хорошо». Учитель был прав. Он знает все, и в самом деле я была абсолютно здорова. Единственное, что я ничего не помнила. Я встала, потянулась, выслала их всех из комнаты и села писать. Ужасно представить, сколько накопилось работы. Я не могла найти ни одной мысли для писем.» [19, март, 1895]
«Е.П.Б. по различным причинам вынуждена была стать американской гражданкой.[64] Это очень беспокоило ее, так как подобно всем русским она была страстно предана своей стране», – вспоминала ее племянница миссис Джонстон в журнале «The Path». Е.П.Б. писала своей тете госпоже Фадеевой:
«Моя дорогая, я пишу тебе, потому что меня теснят странные чувства. Сегодня, 8 июля, знаменательный день для меня, но только одному Богу известно, добрый это знак или дурной. Сегодня ровно пять лет и один день, как я приехала в Америку, и вот сейчас я пришла из Верховного Суда, где принимала присягу в верности Американской Республике. Теперь я равноправная с самим президентом Соединенных Штатов гражданка… Это все прекрасно: такова моя оригинальная судьба; но до чего противно было повторять за судьей тираду, которой я никак не ожидала, – что-де я, отрекаясь от подданства и повиновения Императору Всероссийскому, принимаю обязательство любить, защищать и почитать единую конституцию Соединенных Штатов Америки… Ужасно жутко мне было произносить это подлейшее отречение!.. Теперь я пожалуй, политическая и государственная изменница?.. Приятно!.. Только как же это я перестану любить Россию и уважать Государя?.. Легче языком сболтнуть, чем на деле исполнить». [19, февраль, 1895]
В интервью газете «New York Star» 28 июня 1878 года по поводу приближающегося события (она была первой русской женщиной, натурализовавшейся в Соединенных Штатах), Е.П.Б. сказала: «Американцы лучше, чем русские, они с большим почтением относятся к женщинам».
– «Вы являетесь сторонницей избирательных прав для женщин?»
– «Я не хочу голосовать сама, но не вижу причины запрещать это. Все женщины должны иметь это право. В моих бумагах сказано, что я являюсь гражанской, а разве не все в этой стране свободны и независимы? Женщины в России имеют право голоса, и это не привилегия, они обязаны это делать. Я поражена, что здесь все по-другому. Но я не вижу большой разницы между теми, кто голосует и кто лишен этой возможности. Замужем? Нет, я вдова, счастливая вдова и слава Богу! Я не стала бы рабой и самому Всевышнему не то, что человеку.» [22]