Оглядев еще раз с ног до головы нашего замполита, я подумал, что он вполне сойдет за полковника. Стоит лишь заменить лейтенантские погоны.

- Никогда не приходилось быть дипломатом? - спросил я его.

- На сцене? - задал он встречный вопрос, не понимая, о чем пойдет речь.

- На сей раз придется тебе быть дипломатом в жизни, да к тому же еще стать на время полковником: комплекция, так сказать, позволяет. Да и взгляд весьма основательный.

Алексей Прокопьевич очень удивился. Он с любопытством посмотрел на меня, ожидая объяснения.

Я открыл ему свой замысел.

- Раз надо, я готов идти, - ответил Берест.

- Иного выхода нет: они изъявили желание говорить на высоком уровне. Быстренько побрейся и сними лейтенантские погоны.

Берест не заставил себя долго ждать. Мигом достал из полевой сумки маленькое зеркальце, приготовил бритву, кисточку, вылил из фляги последние капли воды и через несколько минут доложил, что к переговорам готов.

- Ну как, пойдет? - повернулся он к нам. Мы с Гусевым критическим взглядом окинули Алексея Прокопьевича.

- Брюки надо было бы заменить - рваные, но ничего, война, после заменим, - пошутил Гусев.

- А вот шинель следует сменить сейчас, фуражку взять у капитана Матвеева, - подсказал я.

Шинель он сбросил, надел трофейную кожаную куртку и натянул на руки перчатки.

- Теперь, кажется, придраться не к чему, - похлопывая Береста по плечу, заключил я и напомнил, что задача состоит в том, чтобы заставить гитлеровцев безоговорочно сложить оружие.

- Ясно.

Пока мы уточняли последние подробности, Кузьма Гусев подошел к станковому пулемету, расположенному у лестничной площадки, и передал мои указания лейтенанту Герасимову: при появлении Береста доложить ему, как полковнику, и очень громко, чтобы услышали в подземелье фашисты.

Наша делегация для переговоров состояла из трех человек: Берест - в роли полковника, я - его адъютант и Прыгунов - переводчик.

Во время боя на мне поверх кителя была надета телогрейка. Она сильно обгорела, из дыр торчали клочья ваты. Но под телогрейкой сохранился китель. Он был почти новым, с золотыми капитанскими погонами. На груди пять орденов. По внешнему виду я оказался для роли адъютанта самым подходящим.

Можно было бы свой китель надеть на другого человека и послать его с Берестом. Но это шло уже против моей совести. Я считал себя обязанным делить все опасности и с лейтенантом Берестой, и со всеми остальными бойцами батальона.

Как только мы приблизились к лестничной площадке, лейтенант Герасимов чуть привстал и во весь голос, как было ему приказано, отрапортовал:

- Товарищ полковник, пулеметная рота в полном составе на огневой позиции. (А в роте остался один пулемет и четыре человека.)

Стрельба в это время не велась ни с той, ни с другой стороны, и поэтому голос Герасимова эхом прокатился по зданию. Рапорт прозвучал естественно, и его, конечно, услышали фашисты.

- Смотрите в оба, - приказал "полковник" лейтенанту Герасимову.

Когда мы вступили на лестничную площадку, навстречу нам вышел вражеский офицер. Приложив руку к головному убору, он коротко, но вежливо указал, куда следовало идти.

Не проронив ни слова, мы не спеша спустились вниз и попали в слабо освещенную комнату, похожую на каземат. Здесь уже находились два офицера и переводчик - представители командования фашистского гарнизона рейхстага. За их спинами проходила оборона. На нас были направлены дула десятка пулеметов и сотен автоматов. По спине пробежал мороз. Немцы смотрели на нас враждебно. В помещении установилась мертвая тишина.

Лейтенант Берест сделал несколько шагов вперед и, нарушив молчание, решительно заявил:

- Все выходы из подземелья блокированы. Вы окружены. При попытке прорваться наверх каждый из вас будет уничтожен. Чтобы избежать напрасных жертв, предлагаю сложить оружие, при этом гарантирую жизнь всем вашим офицерам и солдатам. Вы будете отправлены в наш тыл в распоряжение старшего командования.

Встретивший нас офицер на ломаном русском языке заговорил:

- Немецкое командование не против капитуляции, но при условии, что вы отведете своих солдат с огневых позиций и на время обезоружите их. Они возбуждены боем и могут устроить над нами самосуд. Мы поднимемся наверх, проверим, выполнено ли предъявленное условие, и только после этого гарнизон рейхстага выйдет, чтобы сдаться в плен.

Согласиться на такие условия мы не могли: фашистов в подземелье около тысячи, а нас менее трехсот, обессиленных боями бойцов и командиров.

Наш "полковник" категорически отверг предложение фашистов. Он продолжал настаивать на своем.

- Господа, у вас нет другого выхода. Если не сложите оружие - все до единого будете уничтожены. Сдадитесь в плен - мы гарантируем вам жизнь.

Снова наступило молчание. Первым его нарушил гитлеровец:

- Ваши требования доложу коменданту. Ответ дадим через двадцать минут.

- Если в указанное время вы не вывесите белый флаг, начнем штурм, заявил Берест.

И мы покинули подземелье. Легко сказать сейчас: покинули подземелье...

А тогда пулеметы и автоматы смотрели в наши спины. Услышишь за спиной какой-то стук, даже шорох, и кажется, что вот-вот прозвучит очередь.

Всему миру известно, что во время войны Советское командование, движимое чувством гуманности, не раз направляло своих парламентеров к фашистам на переговоры. Но не всегда они возвращались. Многие наши парламентеры были убиты.

Дорога из подземелья казалась очень длинной. А ее следовало пройти ровным, спокойным шагом. Мы понимали - по нашему поведению фашисты будут судить о тех, кто их блокировал.

Нужно отдать должное Алексею Прокопьевичу Бересту. Он шел неторопливо, высоко подняв голову.

Мы с Ваней Прыгуновым сопровождали своего "полковника".

Переговоры закончились в 4 часа утра. Берест, исполнивший роль, я и Прыгунов благополучно вернулись к своим.

Прошло двадцать минут, час, полтора... Белый флаг не вывешивался. Стало ясно, что гитлеровцы затягивали время и все еще надеялись на что-то.

Но время работало на тех, кто штурмовал рейхстаг. К центру Берлина непрерывно подтягивались советские войска, подавляя сопротивление последних групп противника. Немецкое командование вынуждено было снять свою артиллерию из парка Тиргартен и перевести в другой район. Уцелевшие фашистские батареи покинули свои позиции: обстрел территории, прилегающей к рейхстагу, почти прекратился. Соседние части снова выбили немцев из Кроль-оперы - сообщение из рейхстага с нашими тылами было восстановлено.

В этот момент с шумом и радостными возгласами к нам ворвалась посланная командиром полка рота 2-го батальона. Ее возглавили мой земляк Николай Самсонов и лейтенант Грибов.

Мы получили боеприпасы, горячую пищу, воду.

Между тем гитлеровцы все еще не дали ответа на наше предложение и не чувствовалось, что они готовятся к сдаче в плен. В шестом часу утра 2 мая мы начали подготовку к штурму подземелья.

В ротах царило всеобщее возбуждение. Кто-то сказал:

- А что, если в подземелье сам Гитлер?

- Гитлер? Сейчас пойдем посмотрим, - шутили в ответ.

Мы понимали, что идут последние часы войны. Всем хотелось дожить до победы. Но каждый знал: впереди битва.

Уже в последний момент, когда я собирался подать команду "вперед", гитлеровцы выбросили белый флаг.

В мрачных лабиринтах огромного здания сразу воцарилась непривычная тишина.

В центральном коридоре появился уже знакомый нам немецкий офицер. Он попросил вызвать полковника.

Чтобы довести начатое дело до конца, лейтенант Берест вторично приступил к исполнению своей роли. Их переговоры длились недолго.

Гитлеровец сообщил Бересту решение своего генерала, коменданта рейхстага, о сдаче в плен всего гарнизона.

В седьмом часу утра из подвалов потянулись группы пленных солдат и офицеров. Их шествие открывали два генерала. Бледные, с угрюмыми лицами, они медленно шагали, понурив головы.