Напрягая голос, командую:

- Ро-та-а, за мной... в а-та-ку - впе-р-е-е-е-д!

На мгновение приостанавливаюсь, стою в полный рост. Вижу, как встает один, второй, третий... Рота поднялась!

В траншеях убитые - наши и немцы. Стонут раненые. Здесь уже прошла рота старшего лейтенанта Григория Решетняка. Бой идет во второй и третьей траншеях. Рота понесла значительные потери и выдыхается. Требуется помощь.

Батальон тремя стрелковыми ротами проскакивает через траншеи и выходит на западные скаты "Заозерной". За нашей спиной, в траншеях, слышатся только отдельные выстрелы.

Высота взята!

Но по протоке и всему восточному скату немцы ведут минометный огонь и с каждой минутой его усиливают - уплотняют. В воздухе показались "мессеры".

Переместился штаб батальона. Колтунов уже поблизости в каком-то окопе на западном скате высоты. Как и перед атакой, сосредоточенный и собранный, он командует внушительно и властно:

- Свя-зи-сты, свя-зь с ро-та-ми...

Еще через минуту следует команда:

- Окопаться! Сейчас последует контратака.

Рыли окопы, тянули связь, тащили пушки на прямую наводку, устанавливали танки для ведения огня с места. Минометчики вели пристрелку западного подножия высоты. На случай атаки они готовили неподвижный заградительный огонь.

Болынин ввел в бой батальон Давыдова. Он занял позиции левее нас. Немецкие самолеты бомбили наши ближние тылы - районы огневых позиций артиллерии.

К обеду после непродолжительной, но интенсивной артподготовки фашисты перешли в контратаку. С "Заозерной" мы имели хороший обзор, запад просматривался километров на десять. Было видно, как немецкие танки - я насчитал их до тридцати - развернулись на широком фронте и двинулись к высоте. За танками, примерно в двух километрах от нас, шла пехота. Ее видно как на ладони.

Наша артиллерия и минометы открыли огонь. Вражескую цепь заволокло дымом...

Перед вечером гитлеровцы снова предприняли атаку, но и она не имела успеха.

Ночь на 23 июня прошла спокойно. Люди немного отдохнули.

Батальон Ионкина составил второй эшелон полка и находился в немецких траншеях на восточных скатах "Заозерной". По замыслу командира полка, его можно было использовать как резерв для удара в случае прорыва противника.

Майор Колтунов занял под штаб батальона немецкий блиндаж вместительный и прочный. Над головой шесть накатов толстых сосновых бревен. Правда, блиндаж имел один существенный недостаток - дверь смотрела на запад, в сторону противника, и в нее могли залетать немецкие пули.

Только забрезжил рассвет, фашисты открыли по высоте огонь. Снаряды и мины ложились плотно. Стоял сплошной раскат грома. Все выло, и "Заозерная" словно качалась. Фашистская артподготовка шла минут тридцать. Но казалось, что она началась давно - как будто еще вчера.

Под прикрытием огня немецкие танки и пехота подошли к подножию высоты. Когда фашисты перенесли огонь в глубину нашей обороны, наступавшие были уже на скатах "Заозерной" - не далее чем в двухстах метрах от нашей траншеи. Танки стали обходить высоту справа и слева. Пехота лезла на гребень.

Отряхиваясь от земли и песка, со дна окопов поднимались бойцы и командиры. Все ждали команды.

Фашисты подошли ближе... Вот они уже в ста пятидесяти метрах... вот в ста двадцати...

- Огонь! Огонь!

Трескотня автоматных очередей, рев "катюш", уханье орудий прямой наводки. Все смешалось.

Не более чем с полсотни немцев, и то в разных местах, добежали до наших траншей и были уничтожены гранатами.

Дым рассеялся. Перед нами никого нет. Контратака отбита.

Показались немецкие самолеты, они развернулись и пошли в пике на высоту "Заозерную". Опять всколыхнулась земля. После авиационного удара последовал артиллерийский налет. Командир дивизии ввел в бой 674-й стрелковый полк подполковника Пинчука Алексея Ивановича, бывшего комбата 151-й бригады.

Наш батальон редел, и район обороны был сокращен. Теперь мы занимали только северную часть высоты и правым флангом упирались в озеро Хвойно.

Полковник Шатилов перенес наблюдательный пункт дивизии на "Заозерную". Я несколько раз видел, как он обходил позиции рот, подбадривал и давал советы командирам. Ходил по траншеям в полный рост, не пригибаясь, а они по западному скату были мелкие - не успели отрыть до полного профиля. Чувствовалось, что комдив человек отменной смелости. Мы, командиры, как-то сразу изменили к нему отношение.

Немцы после очередного артналета снова пошли в атаку. На этот раз, не считаясь с потерями, они бросали в бой все новые и новые силы. И им удалось пробить брешь на правом фланге четвертой роты. Гитлеровцы обошли высоту и устремились к переправе, наведенной саперами сегодня ночью.

Но четвертая рота продолжала обороняться. Бой дошел до рукопашной схватки. Силы, однако, были неравными - немцы бросили в прорыв до усиленного батальона с танками.

От защитников правого фланга почти никого не осталось - погибли. К прорыву подходят свежие немецкие подразделения.

Создалось критическое положение.

И тогда по приказу Шатилова 674-й полк пошел в контратаку. Противник не выдержал и начал отходить. Но отходил он от рубежа к рубежу планомерно, оказывая упорное сопротивление. Требовался еще один толчок, еще нажим, хотя бы небольшой, чтобы обратить противника в бегство.

Это отлично понимал майор Колтунов. Он стремительно выпрыгнул из траншеи и повел батальон во фланг отходящего врага. Удар получился неожиданным - фашисты, бросая пулеметы, оставляя орудия, побежали.

Фашистские потери за 22 и 23 июня исчислялись уже тысячами убитых и раненых, но и мы потеряли немало.

Перед рассветом нам принесли завтрак. Роты пополнили боеприпасами. В нашей штабной землянке поставили три ящика ракет, по сто штук в каждом, и ведро бензина, который служил вместо керосина для освещения.

Перед входом в землянку была широкая, обрушившаяся от огня траншея. Чтобы она стала наполовину уже, заставили ее катушками телефонного кабеля. Колтунов распорядился:

- Бензин и ящики с ракетами поставить тоже в проход.

Хотели было уже завтракать, как на правом фланге опять застрочили пулеметы, затрещали автоматы. Комбат послал меня выяснить обстановку.

Не успел я добежать до роты, как стрельба стихла. Исполняющий обязанности командира четвертой роты младший сержант Николай Степанович Солодовников доложил:

- Немцы показались, да скрылись.

- Много?

- Человек пять.

Я вернулся в штаб. Начали завтракать.

Было совсем тихо, и вдруг - в проходе перед дверью землянки разрывается снаряд. Осколками никого не задело, а телефонные катушки, ракеты, бензин взрывной волной забросило в блиндаж. Бензин вспыхнул, ракеты из ящиков высыпались и стали рваться, а их 300 штук! Телефонный кабель, облитый бензином, загорелся... Мы сначала не могли понять, что произошло, все было как во сне. Выскочить из блиндажа невозможно, окон нет - одна дверь, а в ней бушует пламя, рвутся ракеты... Я был ослеплен и потерял сознание.

В медсанбате узнал: сильно обгорели комбат и капитан Ганченко, у моего ординарца Мити Кашутина ампутировали обе руки.

Я тоже пострадал изрядно: обгорели лицо и руки, ничего не видел. Думал, что ослеп. Только через месяц, когда стала сходить корка, у правого глаза образовалась узкая щель, через которую просочился мутный свет. Был рад и этому.

Лежал в госпитале в городе Осташкове, который летом сорок четвертого года стал уже глубоким тылом. Немецкая авиация нас не бомбила. Фашистам было не до наших тылов - у них трещал фронт по всем швам. Советские войска подходили к Государственной границе. Радио ежедневно передавало радостные вести: окружена крупная группировка... Взят важный железнодорожный узел... Освобожден город...

В одном из приказов услышал: "Объявить благодарность и присвоить наименование "Идрицкой"... 150-й стрелковой дивизии...."

21 июля радио передало: "Вчера группой немецких генералов совершено покушение на Гитлера..."