Западная и московская пресса подробно описывала пребывание Солженицына в Приморском крае, много меньше публикаций было о его встречах в Хабаровском крае. Дальше по ходу путешествия о Солженицыне писала только местная печать, а все иностранные и столичные корреспонденты вернулись в свои редакции. Рядом с писателем неизменно находились только операторы и ведущие из Би-Би-Си. Читая московские газеты в июне и в начале июля, можно было подумать, что путешествие Солженицына уже завершилось. В этом был просчет всех организа

96

торов этого Возвращения великого писателя на свою Родину и прежде всего просчет самого Солженицына: он не сумел поддерживать внимание и интерес к своим выступлениям и высказываниям больше, чем 5-6 дней. Дальше все повторялось, и это становилось уже неинтересным для журналистов, которые ждали сенсаций. Даже жена и дети Солженицына время от времени покидали его поезд, который двигался через всю Россию очень медленно. Солженицын говорил позднее с большой обидой, что его поездка замалчивалась, что московские газеты неделями не писали ни строчки о его выступлениях и о том, что говорят люди в провинции. Эти обвинения были несправедливы. Я знакомился с частью местной прессы за июнь и июль и мог убедиться, что проблемы, поднимавшиеся на встречах Солженицына с жителями больших и малых городов Сибири, Урала и Поволжья, были почти одинаковы. У врачей или учителей Хабаровска имелись те же проблемы, что и у врачей и учителей Улан-Удэ или Омска: нерегулярная и низкая зарплата, недостаток учебников и медикаментов, голодные дети и истощенные пациенты, растущая преступность, плохая работа транспорта, произвол чиновников. Для Москвы все это не являлось открытием. Не было здесь никаких сенсаций и для иностранных журналистов. В конце концов и Би-Би-Си все больше и больше переключала своих операторов на съемки величественной русской природы. Большой фильм о Возвращении Солженицына в Россию вышел на мировые экраны в 1995 году и прошел здесь сравнительно незаметно. Конечно, не все было одинаково в Чите или Красноярске. В Иркутске Солженицын возложил цветы к месту гибели адмирала А. Колчака, одного из главных героев Белой армии в годы гражданской войны. Именно в Иркутске он был пленен и расстрелян. Прибыв в Красноярск, Солженицын вскоре отправился в село Овсянка на берегу Иртыша на встречу с Виктором Астафьевым. Их беседа один на один проходила около трех часов. В Омске литераторы и литературоведы из Омского университета провели несколько интересных бесед с Солженицыным и позднее издали большой альбом о пребывании писателя в их городе. Все это было важно для последующего изучения, но не для газет и телевидения. Солженицына везде принимали хорошо и слушали внимательно. Аудитории, в которых он выступал, были всегда переполнены. Вот выдержки из разных его выступлений от Хабаровска до Ярославля: - "Горбачев обманывал нас всех семь лет, - говорил Солженицын. - Он начал ломать, не подготовив

97

ничего нового. Перестройка пошла по ложному пути. Гласность Горбачев объявил, чтобы использовать столичную интеллигенцию против своих номенклатурных врагов. За этой гласностью последовали национальные взрывы и свобода преступлений". "В 1991 году народу посылался счастливый жребий. Достаточно было одного указа, и все бы тихо разошлись: и КПСС, и Верховный Совет, так были все перепуганы. Но ничего этого не было сделано". "Наши беды идут от Февраля 1917-го. Погубили страну не какие-то масоны, а наши деды и прадеды. Мы тогда дали разрушить цветущую страну". "Реформы Гайдара глупые, безмозглые. Я отказываюсь считать это реформой, у них нет плана и цели, последовательности и системы. Всю приватизацию надо пропустить через прокуратуру, надо ее остановить и начать следствие. Народ правильно назвал ее прихватизацией". "С коммунистической идеей надо покончить, выкорчевать ее без остатка и строить демократическое общество не сверху, а снизу". "У нас демократии сейчас даже подобия нет, для нее нужно всеобщее правосознание. У нас лжедемократия, у нас олигархия... Страной правит замкнутая группа из бывшей номенклатуры, из коммерсантов и из преступного мира". "После семидесяти лет зверского режима мы пошли путем замысловатым, извилистым, мучительным, о котором не скажешь уверенно, куда он приведет". "Мы, как обезьяны, говорим "ваучер", "мониторинг", "лизинг", "брифинг". Где наш язык? Если разучимся говорить по-русски, не будет нас, русских, вообще". "Я не националист, я патриот. Мы должны достичь национального примирения". "Ни в коем случае не вести переговоры с Татарией и Башкирией об условиях их вхождения в Россию. Не надо играть в национальные республики, а надо ввести губернское административно-территориальное деление". "Чечня может отделиться, там 80% чеченцев. Надо забрать оттуда русских и отправить туда чеченцев из Москвы, из Средней России, из Сибири". "Пусть Чечня рассылает свои посольства по всей земле, создает свою армию, флот, промышленность, пусть покажет себя!". "Без деревни Россия погибнет. Нельзя продавать землю с аукциона. Это бред. В чьих кошельках сегодня миллиарды рублей и долларов?". "Жириновский - карикатура на русского патриота. Кто-то нарочно создал такую фигуру, чтобы вызвать во всем мире ненависть к русскому патриотизму, к русскому национальному сознанию". "Я не собираюсь быть политиком. Политика, с точки зрения качества че

98

ловеческого творчества, стоит ниже философской или художественной деятельности. Я буду действовать только своим словом".

Хотя Солженицын отказывался считать себя политиком, уже по итогам мая он занял место в списке ста наиболее влиятельных политиков России. В июле он находился в этом списке на двенадцатом месте.

Из писательских организаций и групп к встрече Солженицына в Москве готовилась только редакция "Нового мира". Как раз в июне 1994 года в Москве открылся IX съезд писателей России - здесь были писатели патриотической ориентации. Предложение о том, что нужно послать приветствие вернувшемуся на родину Солженицыну было отвергнуто, и обсуждалось только в кулуарах. Но не были рады приезду Солженицына и писатели, которые заявляли в то время о поддержке Ельцина и демократов. На большом собрании писателей-демократов в Самаре в середине июля преобладала явная неприязнь к Солженицыну. "Я очень удручен последними выступлениями писателя, которого я чтил, - говорил Василий Аксенов. - Эта тяжелая поступь пророка, из-под каждого шага которого должен бить артезианский ключ живительных соков для России, это поливание грязью деятелей реформы, которые его принимают, - это все бестактно, без вкуса и для меня поразительно". "Я отрицательно отношусь к таким заявлениям Солженицына, что "Россия погублена", - заметил Григорий Бакланов. - Человек не был в России двадцать лет, а теперь приехал и все ругает. Ругать легко, помочь трудно"6.

Между тем в середине июля специальный поезд, в котором двигался по России Солженицын, находился уже в Поволжье, и все пассажиры этого поезда готовились к встречам в Москве. Готовились к встрече с писателем и в столице, и когда 21 июля - в четверг вечером Солженицын, наконец, прибыл в Москву, на площади у Ярославского вокзала собралось около двадцати тысяч человек; по московским масштабам, это немного. Дело было, конечно, не в дождливой погоде, как пытались объяснить некоторые газеты, а в отсутствии оповещения. О дне и месте прибытия писателя в Москву не сообщали ни печать, ни телевидение. Вокзал был оцеплен милицией, с вокзальной площади удалили сотни бомжей и убрали даже торговые палатки, десятками облепившие все московские вокзалы. Встречать писателя прибыли мэр Москвы Юрий Лужков, бывший посол в США Виктор Лукин, писатели Сергей Залыгин и Юрий Карякин. Солженицын произнес короткую, но сильную речь, бросая в толпу чекан

99

ные и точные фразы: "Россия сегодня в большой, тяжелой, многосторонней беде, и стон стоит повсюду. Государство не выполняет своих обязанностей перед гражданами, и страна идет нелепым, тяжелым, искривленным путем... Никто не знал, что выход из коммунизма будет настолько болезненным. Деревня работает почти бесплатно, за бесценок отдавая сельскохозяйственные продукты, на которых тут же наживаются посредники. Становится бессмысленным вести сельское хозяйство. Экономический паралич крупных предприятий лишает социальных гарантий жителей целых районов и городов. Народ у нас сейчас не хозяин своей судьбы, и мы не можем говорить о демократии. Демократия - это не игра политических партий, а народ - не материал для избирательных кампаний. Врачи и педагоги работают по инерции долга, и это не может продолжаться вечно. Прорастает удав преступности, который грозит скоро задушить все общество. Я помню все советы людей, я знаю, что сказать Москве, чтобы донести глас народа до слуха тех, у кого есть власть и влияние... Я не теряю надежды, что России удастся выбраться из этой ямы, хотя для этого потребуются высокая ответственность на верхах и большие усилия снизу...". "Выполнению этой задачи, - заключил Солженицын, - поможет сохраненное народом душевное здоровье". Это была лучшая речь писателя за время его пребывания в России. Но ни в одной из газет она не была опубликована полностью. Даже то, что я написал выше, я сконструировал из отдельных фраз, процитированных добрым десятком газет - от "Комсомольской правды" и "Курантов" до "Правды" и "Советской России".