С помощью Элен Селия сделала крошечный шаркающий шажок, чувствуя себя унизительно смешной. Но никто из зрителей не собирался смеяться. Для мадам Довре все это было серьезно, как торжественный церемониал. Адель же волновала прочность узлов. Элен являла собой образец вымуштрованной служанки, знающей свое место. Ей не пристало смеяться, как бы нелепо ни выглядела ее молодая госпожа.

- Ну, теперь свяжем мадемуазель в лодыжках и тогда будем готовы к приходу мадам де Монтеспан,- сказала Адель.

На этот раз за шутливым тоном отчетливо послышалась жестокость. Ужас Селии усилился. У нее было такое чувство, будто в этой женщине пробудился дикий зверь; провал был неизбежен. Напрасно девушка кричала себе: "Я должна победить!" Она чувствовала, что в комнате присутствует личность куда более сильная, которая подавляет ее, обрекает на поражение, оказывает невидимое воздействие на всех остальных.

Ее усадили на стул, Адель связала ей ноги в щиколотках, и это прикосновение вызвало в Селии вспышку отвращения. У нее отняли последние остатки свободы. Она встала или, скорее, попыталась встать, но Элен мягко удержала ее и прошептала:

- Спрячьте свой страх. Мадам смотрит.

Адель кинула на девушку яростный взгляд.

- Сиди тихо, hein, la petit!- крикнула она, и это словечко - "крошка" было для Селии как вспышка света.

До сегодняшнего вечера в подобных случаях она появлялась в церемониальном черном платье, с отчужденным видом, с королевской осанкой и этим производила определенный эффект еще до начала сеанса. Она вплывала в комнату отстраненная, загадочная, и зрители настраивались на ожидание чуда. Половина дела была сделана. Но сейчас она была лишена такой поддержки. Селия больше не была пророком, предсказательницей - она была обыкновенной хорошо одетой девушкой с нелепо вывернутыми руками, вся обвязанная веревками, которые больно впивались в кожу. Уж какое тут достоинство и стать. Чем больше она это понимала, чем больше ее лишали возможности повлиять на аудиторию, тем труднее ей было сосредоточиться. Селия была уверена, что подозрения еще не оставили мадам Довре. И она уже не сможет их развеять, нет, не сможет. В комнате находится человек с гораздо более сильной, чем у нее, волей. Веревка впивалась в ноги сквозь тонкие чулки. Она не смела жаловаться. Не протестовала. А потом Элен на руках подняла ее со стула и подержала на весу. Если Селия раньше чувствовала себя смешной, то теперь это чувство возросло десятикратно - она представила себе, как висит на руках у Элен, а тонкое платье облегает ноги. Но снова никто из присутствующих даже не улыбнулся.

- Раньше мы не делали таких проверок,- со страхом и надеждой сказала мадам Довре.

Адель оглядела девушку и удовлетворенно кивнула. Она не испытывала вражды к Селии - у нее вообще не было к ней никаких чувств, ни симпатии, ни ненависти. К счастью, в то время она еще не знала, что Гарри Ветермил ухаживает за Селией, иначе ей в ту ночь была бы уготована куда более суровая участь. Для нее мадемуазель Селия была пешкой в опасной игре, и она сумела поставить эту пешку на нужную клетку, чем была несказанно довольна.

- Мадемуазель,- с улыбкой сказала Адель,- вы хотели, чтобы я поверила. Вам дается возможность меня убедить.

Возможность! Селия беспомощна. Она знает, что без Элен ей ни за что не освободиться от пут. Она проиграет, безнадежно и позорно проиграет.

- Не я, а мадам желала, чтобы вы поверили,- запинаясь, сказала она.

Адель Россинол разразилась громким грубым смехом, покоробившим тишину комнаты. Тревога Селии перешла в панику. Словно какие-то магнетические потоки нагнетали волны страха. Казалось, воздух вокруг напоен ненавистью. Она посмотрела на Адель - не от нее ли исходит это зло? И чутье подсказало ей: "Да".

Но она ошибалась. Сильной личностью в комнате была не Адель, а Элен Вокье, державшая ее на руках, как ребенка. Селия поняла грозящую ей опасность, но было поздно. Тщетно она извивалась в ее руках - от плеч до ступней она была надежно связана.

- Мадам! Мадам! Здесь есть что-то ужасное! Есть тот, кто желает зла! Я знаю!- в истерике закричала Селия.

А на лице старухи появилось выражение не тревоги, а облегчения. Этот искренний, идущий из сердца крик восстановил ее доверие к Селии.

- Кто-то, кто желает зла!- дрожа от восхищения, прошептала она.

- Ах, мадемуазель уже не здесь, она под контролем,- сказала Элен, пользуясь жаргоном, услышанным от Селии.

Адель Россинол усмехнулась.

- Да, да, крошка уже под контролем,- фыркнула она, и даже элегантное бархатное платье уже не могло скрыть от Селии ее сущности: эта женщина была из отбросов общества. Ее выдала ухмылка.

Но Элен прошептала:

- Тихо, мадемуазель. Я вам помогу.

Вокье отнесла девушку в нишу, усадила на табуретку, и Адель привязала ее за талию и руки к колонне, а ноги прикрепила к перекладине табуретки, так чтобы они не касались пола.

- Теперь, если мы услышим стук, будем уверены, что это идут духи, а не мадемуазель стучит каблуками,- сказала Адель.- Да, то, что нужно.- И, усмехнувшись, добавила: - Селия даже может взять свой шарф.- Она подняла шарф, который Селия принесла с собой, и старательно укутала им плечи девушки.

- Подождите!- шепнула Элен ей на ухо.

Адель взяла длинный шнур и привязала его к веревке, охватывающей талию Селии.

- Я буду держать за другой конец,- сказала она.- Когда выключат свет, я буду знать, не сбежала ли наша крошка.

Все три ее мучительницы вышли из ниши и задернули плотную шелковую занавеску. Оставшись в темноте, несчастная девушка принялась бесшумно и быстро вращать руками, но только растерла кожу на запястьях. Это ее последний сеанс. И она должна, должна победить! От ее успеха зависит счастье мадам Довре и ее собственное. Если она сегодня провалится, ей укажут на дверь. Рассказ о ее мошенничестве и разоблачении облетит весь город. А она так и не призналась ни в чем Гарри! Он услышит это от других и никогда ее не простит. Впереди ее ждет прежняя тяжелая жизнь, нищета, возможно, опять голод и опять одиночество, но что еще хуже - презрение Гарри Ветермила, в чем бедняжка не сомневалась. Нет, этого она не вынесет! Теперь она уже точно не испугается серой холодной воды Сены. Если бы вчера ей хватило смелости все ему рассказать, он бы ее простил, конечно, простил бы! По щекам Селии побежали слезы. Что теперь с ней будет? К тому же было больно - веревки врезались в руки и ноги. И еще она боялась, она панически боялась того, как воспримет ее разоблачение мадам Довре. Та относилась к Селии как к дочери, а она отплатит ей черной неблагодарностью - отнимет веру, которая стала основным смыслом ее жизни.