- Нет, нет, не надо это, - запротестовал Шмулик.

- Бери, бери, не стесняйся. Это в знак дружбы. Нельзя иначе. Она особенная, из беды выручает. Слушай: когда русские отступали через нашу деревню, был тут у дороги страшный бой. Что тут творилось - Боже упаси. Видел за гумном обгоревшие деревья? Немцы так палили, что все стекла в деревне повылетели. Мы все из хат убежали, попрятались, полумертвые, в хлевах да в канавах. Я лежал рядом с братом. Когда перестали стрелять, поднял голову, а брат рядом мертвый лежит. Вот как это было. А я, знаешь, как спасся? Все время держался рукой за эту иконку и молился. Не веришь? Ей Богу!

- Коли так, зачем же ты ее мне отдаешь?

- Потому что у тебя нет ни отца, ни матери. Некому защитить тебя. И я хочу, чтобы мы стали как братья.

Шмулик ничего не ответил, только спрятал подарок под рубашку.

Так Васька и Ванька стали друзьями. Вместе пасли в лесу скотину, вместе возвращались домой. По ночам жгли костер. Шмулик собирал хворост, а Ванька приносил картошку. Печеная картошка вкусна, вкуснее даже сладкого пирога, который бабка Клава пекла на "День всех святых".

Иногда к друзьям присоединялись и другие ребята из деревни. Шмулик привык к этой жизни и свободно разгуливал по деревне, навещая своих товарищей-пастухов.

По праздникам крестьяне приглашали его в дом, угощали куском мяса или жирными блинами.

- Бедный сирота. Хорошо, что Афанас с бабкой приютили его в своей хате, - жалостно покачивали головой бабы.

Однако по праздникам и воскресеньям мальчик грустил. Во время предпраздничной уборки во дворе, когда хозяева готовились ехать в церковь, его охватывало чувство отчужденности и одиночества. Он вспоминал субботы в родительском доме, свечи в серебряных подсвечниках, белоснежную скатерть на столе и две плетеные халы. Правда, родители Шмулика не были особенно набожными, но хранили традицию. Мать следила, чтобы еда была кошерная, а отец по праздникам брал с собой сына в синагогу. Теперь же Шмулик жил без календаря и не знал, когда выпадают еврейские праздники.

Хозяева не принуждали его ехать с ними в церковь. Напротив, они были рады, что паренек отказывается от такого удовольствия - поездки в город - и остается дома приглядывать за хозяйством. Иногда, правда, старуха возражала, говоря, что грех оставлять Ваську дома: ведь он русский, и нужно его приобщить к Богу. Но Афанас в ответ лишь смеялся:

- От, дура-баба, не знаешь, что ли, что у молодежи глаза к сатане, а не к Богу повернуты? Не нам с тобой переделывать мир.

Но Клава стояла на своем. В конце концов Афанас остался дома, а его место на козлах занял Васька. Афанас сдержал слово и как будто забыл Васькину тайну.

Быстро пролетели жаркие летние дни, подобно тому, как слетают осенью листья с лил и каштанов. Закончилась жатва, опустели поля. Васька с товарищами выгоняют теперь овец на желтую стерню. Коровы пасутся на опушке леса. По утрам пастухов встречают свинцово-серые тучи, и стаи перелетных птиц несутся над головами. Холодный осенний ветер гонит по полю опавшие листья.

В промежутках между дождями небо проясняется. Васька любит в такие часы бродить по лесу среди деревьев, собирать опавшие листья и накалывать их на шнурок по цвету: желтые, оранжевые, красные.

Иногда Ванька сопровождает его в прогулках по лесу. Ванька отлично разбирался в лесных букашках, жуках. А каждую птицу он узнавал по голосу и умел находить птичьи гнезда и лисьи норы. Всему этому Ванька научился у своего деда Кароля. Хотя дед очень уж был стар, но во рту его сохранились все зубы, и он слышал каждый шорох в лесу. Только глаза его немного ослабли. Старик Кароль говорил, что зрение его испортилось не из-за старости, упаси Боже, а из-за войн. Он служил когда-то солдатом в николаевской армии и любил рассказывать о своих походах.

- Тогда парни были как дубы, а теперь что? Бабы, не солдаты! - и Кароль презрительно сплевывал в сторону. Рассказывали про него, про старого Кароля, будто в молодости он пошел как-то в ночь Ивана Купалы в лес искать папоротников цвет. Что с ним в ту ночь произошло, никто не знает. Сам Кароль об этом не говорит и очень сердится, если его спрашивают. Известно только, что на рассвете нашли его крестьяне в лесу, лежащим без памяти.

Всякий раз как только разносился слух, что идут немцы забирать коров и овец, скотину выгоняли на ночь в лес. Иногда гнали в лес и лошадей, чтобы те отдохнули от тяжелого труда.

Кароль любил отправляться по ночам в лес вместе с мальчишками. Всегда, даже в жару, он носил короткий овчинный полушубок, меховую шапку, за плечом-большая пастушья сумка, а в руке палка. Ходил он широким шагом, так что ребята с трудом поспевали за ним. В лесу первым делом разжигали костер. Кароль знал, как разжечь костер и поддержать огонь даже в дождливые дни. Усевшись на куче валежника, он принимался рассказывать мальчикам о былых временах.

- Ну, что вы знаете? - обращался он к Ваське. - Нет теперь ни мужиков, ни солдат. Чуть дождик капнет на нос, уже охают, стонут и бегут к дохтуру, - Кароль презрительно кривил рот. - В наше время, если у кого голова огнем горит и тело в жару бросает, опрокидывал в глотку четвертинку водки и ложился на печь. Семь потов с него сойдет, наутро встанет и уж тащит на спине десять пудов.

- А вот было раз, - рассказывает старик, суша над костром мокрые портянки. - Стояли мы тогда на Кавказе, и началась в полку болезнь. Странная какая-то зараза была. Человек вдруг бледнеет, на рту пена выступает, как у бешеного пса, и он кричит, кулаками бьет, и крышка ему. Один заболел, второй, третий, десятый... Всполошились все, позвали врачей. Не знают. Может, бешеная собака покусала? Так нет же собак в округе, ни пса, ни щенка. Оставили мы дохтуров, пошли по деревням знахаря искать может он средство знает. И вот приволокли к нам тамошние мужики старика. Спрашивали его, спрашивали, уговаривали-уговаривали, да не хочет рассказать. Как пригрозили розгами, так и открыл рот. Сказал, что на вершине горы есть такое растение - корень у него на человека похож. Найти нужно тот корешок, отварить и отваром больных напоить, и болезнь как рукой снимет. Сразу командир послал пятерых искать тот корень. Искали они, искали, и вернулись через несколько дней с пустыми руками.

Встал я тогда и говорю: "Пошлите меня!" Три дня и три ночи лазил я по горе, между скал и в ущельях искал, и нашел его. Трудно было вытащить корень, легче дом с места сдвинуть.

Ну, вытащил я его, стряхнул землю и обомлел: господи Боже, прямо настоящий человек! Голова есть, и руки, и ноги! Принес я его в полк, старик отварил его в воде, напоил отваром больных - им полегчало. Генерал-то самолично мне руку пожал. А тогда генерал не то, что нынче. Разве это генералы?! Так, ни то ни се. В мое время, когда генерал проходил мимо, то глаза слепли от блеска. Золотые погоны, звезды, шнуры, ленты - красота! А теперь?.. Плевка и то жалко - и старик в сердцах подбросил в огонь несколько сухих хворостин.

Васька любил сидеть поближе к костру и слушать Каролевы рассказы. Похоже было, что и он полюбился старику.

Изо дня в день все холоднее. Солнце все реже выглядывало из-за туч. Васька, босой и легко одетый, дрожал от холода. С завистью поглядывал он на Ваньку, одетого в шинель, которая досталась ему в наследство от польского солдата, и обутого в большие сапоги. Правда, старая Клава дала ему, Ваське, распоротый с одного боку мешок, чтобы укрываться от дождя, но согреть этот мешок не мог. Спасал его костер деда Кароля. Большей частью Васька стоял под деревом, несчастный и сиротливый, и вода стекала с него струйкой. Теперь чаще вспоминал он мать, соседей по двору, знакомых.

От пастухов он не раз слышал о том, что происходило в соседнем городке: о составе с запертыми в вагоне людьми, который как-то проезжал мимо и из его вагонов доносились крики и вопли; о еврее, который попался по дороге крестьянину, а тот стащил с еврея ботинки и выдал его немцам. Иногда он и сам начинал верить своей выдумке, будто он русский, приехавший сюда с семьей, вместе с советской властью. Внутри у него, казалось, все застыло. Раньше он желал лишь прожить нынешний день, не вспоминать прошлое и не думать о будущем. Теперь же Васька чувствовал, что в нем пробуждается Шмулик и причиняет ему боль все больше и больше. Вопрос "что же будет дальше?" не давал ему покоя днем и отгонял сон по ночам.