Как много во всем этом схожего с тем, что мне довелось воочию видеть на Японских островах! После войны именно горняки начали поднимать японскую экономику из разрухи. А с начала 60-х годов шахтерские районы юга острова Кюсю, где когда-то зародилась японская угольная промышленность, стали с горечью называть "страной заходящего солнца". Примерно в ту же пору и в той же пропорции, что и в Великобритании, было сокращено в Японии число горняков, упал уровень угледобычи.

А официальные круги Токио лишь сокрушенно разводили руками: ничего не поделаешь! Угольная промышленность оказалась, мол, жертвой научно-технического прогресса. Уголь больше не выдерживает конкуренции с нефтью. А раз жидкое топливо, даже привезенное издалека, обходится дешевле отечественного твердого, надо якобы принудительно свертывать угольную промышленность и переводить предприятия на нефть.

Всеяпонский профсоюз горняков вел самоотверженную борьбу против закрытия шахт и массовых увольнений. Шахтеры предостерегали правительство и предпринимателей, что Япония не так уж богата природными ресурсами, чтобы сплеча расправляться со своей единственной отраслью добывающей промышленности. Рост потребления нефти, разумеется, неизбежен, но при этом вовсе не обязательно губить угольную промышленность. Однако в начале 60-х годов японские капиталисты вкладывали в модное тогда выражение "энергетическая революция" столько же надежд, сколько тревог принесло им впоследствии понятие "энергетический кризис".

Когда съехавшиеся в столицу горняки вели в знак протеста массовую голодовку перед зданием министерства промышленности, комментарии токийских газет и телевидения сводились примерно к следующему: "Противясь энергетической революции, навязывая стране топливо вчерашнего дня, японские шахтеры поступают так же эгоистично и неразумно, как английские луддиты, которые ломали станки, чтобы помешать промышленной революции..."

Эти рассуждения вспомнились потом, когда мне довелось увидеть Токио в разгар "энергетического кризиса". Разом померкло не только рекламное сияние Гинзы. Уязвимость японской экономики вдруг проявила себя неожиданной и грозной силой.

Страна с тревогой ощутила, что жизнеспособность ее бурно разросшейся индустрии, словно от тонкой пуповины, зависит от морского пути из бассейна Персидского залива.

При огромном потреблении нефти запасать ее стало возможно лишь на считанные дни. И токийская печать обсуждала проекты чрезвычайных правительственных мер на случай внезапного прекращения подвоза. В числе их предлагалось, в частности, использовать воинские части для разработки заброшенных шахт, чтобы снабжать отечественным углем хотя бы аварийные электростанции.

Так опьянение "энергетической революцией" обернулось для Японии горьким похмельем "энергетического кризиса".

Ощутить последствия такого кризиса пришлось и Великобритании.

Хотя, может быть, и не в столь крайних формах.

Избавить отечественную энергетику от произвола международных нефтяных концернов, от их спекулятивных махинаций оказалось куда труднее, чем попасть в их кабалу. Жертвами однобокой ориентации на привозное жидкое топливо стали не только вымершие угольные бассейны, не только полмиллиона уволенных горняков. От этого пострадала экономика страны в целом и каждая британская семья в частности. Непомерно взвинченные цены на импортное топливо резко подхлестнули общий рост дороговизны.

Правда, с середины 70-х годов доля нефти в энергетическом балансе Великобритании пошла на убыль, а спрос на отечественный уголь соответственно возрос, почти сравнявшись со спросом на нефть. Однако за четкую перспективу развития своей отрасли английским горнякам по-прежнему приходится вести борьбу.

Близорукая политика принудительного свертывания угольной промышленности слишком дорого обошлась стране, говорят в профсоюзе шахтеров. Выступая против закрытия шахт и массовых увольнений, британские горняки отстаивают не только свое право на труд, но и общенациональные интересы. Вот уже много лет они добиваются энергетической политики, в которой делался бы упор на отечественные топливные ресурсы. Эти ресурсы - самое ценное богатство индустриальной страны. Топливно-энергетические отрасли промышленности слишком важны, чтобы их можно было отдавать на произвол рыночной стихии.

Открытие нефтяных месторождений в Северном море не умаляет роли угля как одного из важнейших для Великобритании источников энергии. К тому же в отличие от добычи нефти, где доминирует иностранный капитал, угольная промышленность целиком находится под контролем британского правительства, использует отечественное оборудование и технологию.

Важно, однако, подчеркнуть и другое. В отличие от нефти снабжение углем нельзя прекращать и возобновлять поворотом крана. Мало иметь разведанные запасы, нужна еще и кадровая армия горняков, которая регулярно пополняла бы свои ряды молодежью. Даже при нынешнем уровне механизации угледобычи работа в забоях в решающей степени зависит от людей, от их профессиональной спайки, которая обретается годами.

Чтобы привлечь на шахты молодое пополнение, перед британской угольной промышленностью должна быть открыта четкая гарантированная перспектива развития - нелегкий труд горняков должен оплачиваться с учетом его важности для страны.

Именно в этом национальный профсоюз шахтеров и видит главные цели своей борьбы, которая ознаменовалась самыми крупными сражениями на стачечном фронте Великобритании.

Да, сходен труд, сходен быт британских и японских горняков.

Сходны цели их борьбы, сходны даже нападки их классовых противников, обвиняющих шахтеров в попытках остановить научно-технический прогресс.

Но судьба угольной промышленности в двух островных странах красноречиво свидетельствует как раз об обратном: о том, что капиталистическая "рационализация" может быть вопиюще нерациональна, то есть неразумна в силу самой природы капитализма, которому свойственно предпочитать сиюминутную спекулятивную выгоду долговременным национальным интересам.

"Черное золото" в желтых слитках

На глазах миллионов телезрителей пульсирующая темная жидкость постепенно заполнила участок трубопровода, специально сделанного из прозрачного пластика.

Это было похоже на переливание крови, когда живительная струя устремляется по сосудам ослабевшего организма.

- Мы являемся свидетелями события, значение которого для британской экономики можно сравнить лишь с промышленной революцией конца XVIII века...

Так был оценен в заявлении главы правительства пуск первого нефтепровода, по которому "черное золото", добытое со дна Северного моря, потекло наконец на Британские острова.

Новость эту англичане ждали с нетерпением и надеждой. Впервые дал зримый результат самоотверженный труд тысяч людей, прокладывающих неизведанные пути в противоборстве человека с природой. В 80-х - 90-х годах Британия сможет ежегодно добывать более ста миллионов тонн нефти, то есть не только покрывать свои потребности в жидком топливе, но сама стать его экспортером.

Скажем прямо, если бы ближневосточная нефть не подорожала в несколько раз, вряд ли за месторождения Северного моря взялись бы так активно! Природа уготовила здесь людям на редкость неблагоприятное сочетание климатических и технологических трудностей, взаимно усугубляющих друг друга. Нефть приходится искать и добывать со дна там, где море глубокое, холодное и чаще всего бурное.

Так называемое "погодное окно", когда ненастье реже бывает затяжным, длится лишь несколько месяцев в году.

Из-за глубин, достигающих двухсот метров, буровые вышки разрастаются чуть ли не до размеров телевизионных башен (уже одна транспортировка их целыми флотилиями буксиров - титаническая задача!). Постоянно близкая к нулю температура воды требует от металлоконструкций особой прочности, а волны, доходящие порой до двадцати метров в высоту, - дополнительной устойчивости к нагрузкам.

Но даже и при обычной трехметровой волне работа на вышках намного более трудна и опасна, чем любые подобные же операции на верфях или у портовых причалов. Не только монтаж, даже повседневное снабжение буровых установок требует самоотверженности, которой нельзя не воздать должного.