Крайне суровый тюремный режим и строжайшая дисциплина зависели от событий в Европе. Заключенные должны были вытягиваться в струнку, когда в камеру входил надзиратель. Даже темные деревенские жители, прислуживающие в тюрьме, покрикивали на заключенных, требуя, чтобы и их приветствовали: "Разве так вас учили строиться?" Пищу не принимал даже твой здоровый желудок, Шико Моура. Но мы заставляли себя есть, чтобы выстоять до конца. Во время первого же завтрака в крепости (ты обратил внимание, Васко, что море или Тежо были видны из окон всех тюрем, где ты сидел?) питье показалось Васко тошнотворным, противно пахнущим (он подумал, что теперь его всю жизнь будет мутить), и отказался от кофе, заявив, что с него хватит хлеба. Он съел хлеб, не притронувшись к кофе, и выпил стакан воды из-под крана, чтобы организм получил хоть какую-то жидкость. За несколько дней Васко похудел на восемь килограммов, в волосах появилась серебряные нити. Позднее ему разрешили готовить самому; он покупал у обслуживающего персонала продукты, варил большую кастрюлю супа, обычно из капусты, фасоли и картошки, и ему хватало его на несколько дней. И теперь, выйдя из тюрьмы, Васко не представлял себе обеда без супа. Даже Мария Кристина иногда говорила ему: "Ты бы последил за своим весом. Ничего с тобой не случится, если вместо обеда ты поешь простокваши и фруктов". Васко соглашался, обещал соблюдать диету. Но через несколько минут принимался с озабоченным видом рыскать по шкафам и в конце концов не выдерживал: "Ты не могла бы попросить приготовить легкий супчик? Им бы я и ограничился".

В двухэтажной, пятьдесят метров в длину, пристройке, куда поместили Васко, было несколько общих камер и одиночек. Ежедневно в определенные часы нас выводили во двор крепости на прогулку, но мы никогда не встречались с арестантами из других камер. Мы не были знакомы, хотя из нашего тайного общения знали друг о друге почти все. Заключенные из общих камер отмечали исторические даты: 31 января*, 5 октября**, 1 мая и особенно 7 ноября, годовщину Русской революции. (Вот к чему я хотел подвести свой рассказ, Алберто, вот почему отважный полет голубей над крышами города напомнил мне снова годы в Ангре.) Посторонний не заметил бы ни в праздник, ни накануне ни малейшего отклонения от тюремного распорядка или установленных правил. Заключенные просто беседовали, тихо читали вслух и готовили к обеду какое-нибудь особое блюдо, к которому давали местное вино с запахом и вкусом клубники. Обычно наши кулинары приготовляли - тюремным уставом это не запрещалось - лангуста, дар лазурных морей, или треску с картофелем, которую все любили, и обязательно десерт, напоминавший о праздниках в детстве. Например, сладкую рисовую кашу на молоке. Не всегда надзиратели вовремя догадывались, что такое меню связано с какой-нибудь годовщиной, а заключенные заблаговременно придумывали, что сказать, если возникнут подозрения.

______________

* 31 января 1891 года в г. Порто вспыхнуло восстание против монархии, приведшее к установлению республики.

** 5 октября 1910 года в Лиссабоне началось восстание, вылившееся в буржуазно-демократическую революцию.

Но однажды Карлос Годиньо, бывший служащий государственной типографии, любитель фадо* и театральных представлений, вдруг заявил, что с него хватит бесед и жареного лангуста, что они должны поставить к следующей годовщине 7 Ноября пьесу. Он прежде участвовал в различных самодеятельных кружках, любовь к зрелищам была у него в крови, и праздника он не мыслил без бравурной музыки и спектакля, который играют громко, с рыданием в голосе. Все поддержали его предложение. В камерах существовали разные комиссии, и политическая комиссия сразу решила, что постановка пьесы, несомненно, поддержит моральный дух заключенных. Васко вспомнил о пьесе, которую видел в Мадриде в Народном клубе, куда нередко заходил, чтобы послушать лекции, беседы, посмотреть спектакль. В пьесе шла речь о забастовке на фабрике, вызванной кризисом. И Васко решил сам написать пьесу на тот же сюжет под названием "Забастовка". Он не сомневался, что справится с этим, они станут обсуждать пьесу долгими вечерами, после томительного дня, полного удушающей безысходности, воспоминаний о близких и прошлой жизни, мелодии, которую они услышали как-то от служителя, местного уроженца, и повторяли с тех пор про себя, не смея даже мурлыкать вполголоса:

______________

* Фадо - португальская народная песня.

Тоска лилового цвета

и потому

так горька.

Кто ее испытал, тот знает,

тот знает,

как она иссушает.

Тоска лилового цвета...

Она и правда была лиловой. Чувства обретали в тюрьме цвет и форму, самое незначительное происшествие имело там особое значение, особый смысл, любой пустяк мог взбудоражить заключенных, поэтому оказалось совсем не просто проводить репетиции пьесы - ведь ее должны были сыграть шестеро или семеро из пятидесяти с лишним узников, помещенных в этой части крепости, и о готовящемся спектакле остальные не должны были знать.

Прежде всего мы убедили товарищей по камере сдвинуть кровати в один угол, освободив место, и попытались как-то его замаскировать, чтобы избежать расспросов. Обсуждение пьесы, разучивание ролей, репетиции должны были проходить в строжайшей тайне. От стены до стены мы натянули одеяла и за ними у нас помещались артистические уборные, декорации и сцена, и хотя Карлос Годиньо, обладающий вкусами истинного романтика, похвалялся своим театральным опытом, не он, а Шико Моура, принимавший раньше участие в народных спектаклях, помог Васко в режиссерской работе, показывая мизансцены и с пафосом произнося реплики, хотя иногда так увлекался, что остановить его уже никто не мог. Текст был готов, роли переписаны на туалетной бумаге. Раз в неделю каждому заключенному выдавали маленький рулончик бумаги, на ней и писались сообщения и призывы, которые потом распространяли тайком; все внесли свою долю, отдав Васко необходимую для его работы бумагу. В пьесе было четыре действия, что потребовало смены декораций: кабинет административного совета, ворота фабрики, цех и снова кабинет.