– Это непременное требование фюрера, – отвечает Геринг. – Учтите, нельзя терять ни минуты!
Кто мог тогда представить себе, какую жалкую картину являл собой в те часы кабинет министров могущественной Британской империи! Словно стоя на коленях, Галифакс упрашивает Гитлера, чтобы расчленение Польши, на которое Англия согласна, не выглядело как диктат!
Чем же оно могло быть? А «фюрер» подхлестывает: торопитесь, нельзя терять времени, срок истекает!
Вечером того же дня Далерус снова вылетел в Берлин – поручено заверить Гитлера, что Англия продолжает стремиться к переговорам!..
Раскрывая подлинное содержание буржуазной дипломатии, К. Маркс одной лишь фразой навсегда приковал ее к позорному столбу: все ее искусство, заметил он, сводилось к натравливанию одних народов на другие. Английская буржуазия, создавшая самую обширную империю, обладала в этой области по сравнению с правящими кругами других капиталистических государств самым богатым опытом. «Блестящая техника» была продемонстрирована британской дипломатией в период предвоенного кризиса 1939 г. Предоставив Польше «гарантии», привязав к себе финансовыми путами Францию, попугав Гитлера возможностью заключить пакт с СССР и одновременно начав с ним тайные переговоры о широком соглашении, Лондон сумел сосредоточить в своих руках многочисленные нити, с помощью которых мог в эти критические дни направлять развитие событий в желательное для себя русло. Опубликованные дипломатические документы Великобритании, а также многие другие факты, постепенно всплывающие на поверхность, в совокупности воссоздают своего рода сложную партитуру, в которой каждый инструмент дипломатического ансамбля Форин оффиса имел написанную специально для него партию и точные указания, рассчитанные до минуты, когда вступать, когда выдерживать паузу.
«Полонез», исполнением которого дирижировал Галифакс, в критические часы 30 августа представлял собой целый каскад тактических «находок». Накануне, 29 августа, в предложениях, врученных Гендерсону, Гитлер выдвинул требование, чтобы облеченный полномочиями представитель Польши прибыл в Берлин в течение следующего дня. Формально это означало до 24 часов ночи 30 августа.
Когда был вручен английский ответ Гитлеру? 30 августа в 24.00!
По смыслу принятых на себя функций посредника английское правительство должно было изложить содержание гитлеровских требований Польше, ведь Германия не довела их до сведения Варшавы. В течение 30 августа обстановка обострялась с часу на час. Берлин «ожидал» польского представителя. Бек просил Лондон как можно скорее информировать его о содержании германских требований. Но Форин оффис странным образом не спешил. Документ в течение дня был направлен английскому послу в Варшаве с указанием: не вручать впредь до особого распоряжения. Когда же такое распоряжение последовало из Лондона? 30 августа в 24.00, когда срок ультиматума истек. Галифакс дал указание осуществить демарш в Варшаве, отмечает западногерманский исследователь Е. Шэфер, лишь после получения от Гендерсона сообщения о том, что он договорился о встрече с Риббентропом. Таким образом, возможность появления польского представителя в Берлине в назначенный Гитлером срок полностью исключалась!
Зная, что Гитлер ищет предлог для агрессии против Польши, английская дипломатия фактически преподнесла ему такой подарок.
Телеграмма из Варшавы перехвачена…
Гендерсон прибыл на Вильгельмштрассе за несколько минут до полуночи 30 августа. После срыва во время беседы с Гитлером накануне посол держался подчеркнуто вежливо.
Риббентроп принял Гендерсона в своем кабинете, который некогда принадлежал Бисмарку.
Он только что вернулся от «фюрера». По свидетельству присутствовавшего при беседе П. Шмидта, министр находился в состоянии лихорадочного возбуждения. Можно предположить, что разговор с Гитлером касался вопроса, как лучше «обыграть» тот факт, что посол Великобритании явился как раз к моменту истечения срока ультиматума. Поручение, данное рейхсминистру, очевидно, тоже было не из легких…
«Я вручил послание г-ну Риббентропу в полночь…» – писал Гендерсон в телеграмме в Лондон, отправленной сразу же по возвращении в посольство. Поспешность, с какой британский посол сообщил это Галифаксу, наводит на мысль, что точный срок вручения был строго предписан ему заранее.
Первые минуты встречи были вполне корректными. Гендерсон передал Риббентропу тщательно подготовленный Форин оффисом документ. Британское правительство предлагало срочно приступить к практической организации прямых переговоров между Польшей и Германией, но отметило, что прибытие польского уполномоченного в тот же день неосуществимо. Гендерсон пояснил, что Англия предлагает вести переговоры, используя обычные дипломатические каналы, и готова взять на себя роль посредника. Если германские предложения представят «разумную основу», Лондон окажет соответствующее давление на Варшаву.
Смысл сказанного сводился к тому, что Германии следовало договариваться об условиях расчленения Польши с Англией.
Затем Гендерсон передал личное послание Чемберлена Гитлеру, в котором Польша и Германия призывались во время переговоров воздерживаться от передвижения войск вблизи границы.
Риббентроп счел момент подходящим, чтобы «возмутиться».
– Это неслыханная дерзость! – сложив руки на груди, он уставился с вызывающим видом на Гендерсона. – Что вы еще имеете сказать?
Разговор приобрел чрезвычайно острый характер. Постоянно прерывая собеседника в оскорбительной форме и возвышая голос, Риббентроп заставил Гендерсона снова потерять пресловутую английскую сдержанность. По словам Шмидта, собеседники чуть не дошли до рукопашной.
Может быть, гитлеровцы хотели таким образом избавиться от «посредничества» Англии, свалив на нее вину за срыв переговоров с Польшей? А британская дипломатия, предавая Польшу, разыгрывала «благородное возмущение»? Установить это документально не представляется возможным.
В конце беседы Риббентроп зачитал на немецком языке документ на нескольких машинописных страницах, где излагались новые «великодушные» предложения Гитлера в отношении Польши. Они состояли из 16 пунктов. Надеясь, что в соответствии с дипломатическим правилом ему вручат документ, Гендерсон, как он объяснял позже, не старался запомнить их. Когда же попросил текст этих предложений, Риббентроп, указав на часы, заявил: