Бросок на новые рубежи пограничники совершили ночью, а рано утром следующего дня спиртовозы неожиданно наткнулись на шлагбаум там, где его отродясь не было. И объехать его никак не получалось: слева - обрыв, справа - скала. На шлагбаум опирался задом меланхоличный подполковник. Скрестив руки, он задумчиво смотрел в туманную горную даль.

- Спирт? - спросил подполковник подбежавшего водителя. - Акцизы уплачены?

- Слушай, дорогой.., - радостно, словно встретил родного брата, вызволенного из чеченской неволи, бросился к нему водила.

Подполковник ловко увернулся от объятий, нырнул под шлагбаум и оказался на российской территории в компании двух боевых машин пехоты и взвода бойцов в бронежилетах и со штатным вооружением. Тем временем за первой цистерной встала вторая, из-за скального выступа вывернула третья.

- У кого все бумаги в порядке, заезжайте на досмотр, - бросил подполковник через плечо и исчез в свежепокрашенном вагончике. Его место занял таможенник в полной форме и вступил в дискуссию. В руках он держал сборник указов и постановлений. Кричать на него было бесполезно. Он просто открывал свой цитатник и зачитывал один и тот же кусок текста об акцизах на импортные товары.

Скоро на дороге выстроилась очередь из автоцистерн. Мамед с Вахидом подъехали часов в десять и оказались примерно двадцать пятыми. За ними тут же пристроился ЗИЛ-длинномер, полуприцеп которого заполняли двухсотлитровые железные бочки все с тем же спиртом. Сбегав в голову колонны, пару минут потолкавшись в разноголосой возмущенной толпе, Мамед все понял и уныло поплелся назад. Документы об уплате акцизов у него имелись, но показывать их погранцам он не рискнул. Запросто распознают подделку, прикинувшись простачками, позволят миновать шлагбаум и конфискуют груз вместе с машиной. Эти бланки годились только для "гибддонов", пасущихся в приграничной полосе. Им так и так придется отстегивать, поэтому они не вглядываются в печати, а сразу лапу подставляют.

Вначале проблему пытались разрешить привычным путем: мало сотни с машины - возьми двести баксов! Хорошо, назначь свою цену, дорогой. Но пограничники только посмеивались. Потом кому-то пришло в голову, что к вечеру начальство смоется, таможенная бригада сменится, и все пойдет по-старому, только дороже. А пост специально передвинули, чтобы ни один спиртовоз без мзды не проскочил. Эти понятные мысли слегка успокоили шоферские массы. Тем более, что на переговоры приехали хозяева груза на "мерседесах" с зеркальными стеклами. Сопровождали их крупногабаритные джипы. В джипах сидели серьезные ребята, тоже крупногабаритные. Это владикавказские князья явились высвобождать свой груз.

А Мамед расстроился. Не исключено, что владикавказские машины пропустят, а всех остальных будут держать для демонстрации бескомпромиссности. Но граница оказалась на замке для всех, хотя через три дня пограничникам предлагали уже по две тысячи долларов с каждой пропущенной цистерны.

По всей шестикилометровой дороге до самого грузинского поста чуть не впритык стояли разномастные автомобили. Здесь были СуперМАЗы с огромными цистернами, новенькие КАМАЗы и дышащие на ладан "газоны", бензовозы и водовозки, поливалки, молоковозы и даже, Мамед сам видел, ассенизационная бочка. Надписи на бортах навевали воспоминания о многоотраслевом народном хозяйстве: "растительное масло", "патока", "пиво", "аммиак", "живая рыба" и, понятное дело "вино". Иногда в кузове грузовика была просто приторочена огромная железная бочка, а то и короб без всяких надписей, но с краником без вентеля, чтоб не крутили зря, не сливали в пути жидкий груз. Хватало и простых металлических бочек, и пластиковых, заполнявших кузова, контейнера и даже один рефрижератор, раньше возивший фрукты. Но все это изобилие форм объединяло общее содержание - спирт пищевой.

Три четверти ценного груза принадлежало осетинским заводчикам. Водочные магнаты несли убытки - их разливочные линии простаивали. Когда командовавший пропускным пунктом подполковник отказался от миллиона долларов наличкой, ему пообещали отрезать голову, а миллион развернули в другом направлении. Деньги потекли в Москву и Тбилиси. Там в них нуждались, особенно депутаты, чиновники и журналисты.

На следующий день Мамеда снимали на камеру три столичных телеканала и один осетинский. Он пошел к пограничникам набрать в пластиковые бутылки питьевой воды, как вдруг подкатил автобус с корреспондентами и ещё несколько легковушек. Это окружное пограничное начальство, ошеломленное неожиданным наплывом средств массовой информации, устроило массовую экскурсию.

Когда на него нацелили объектив, Мамед испугался. А когда коротко стриженная девица в брючном костюме и с суровым взглядом прокурора сунула ему под нос поролоновую грушу микрофона, - растерялся. Но тут девица с нажимом спросила:

- Сколько дней вы тут уже мучаетесь?

И Мамед вдруг заговорил, словно включился. И заговорил с жутким, даже не кавказским, а каким-то азиатским акцентом, хотя владел русским языком совершенно свободно.

- Ми тут уже замучалыс! Кушать нет, вода пить нет! Туалэт нет!

Девица, не мигая, как змея, глядела Мамеду в глаза и решительно кивала, словно подтверждая - правильно, продолжай в том же духе. Тут и другие корреспонденты размотали свои провода, подняли на плечи камеры. Мамед почувствовал себя не просто большим человеком, а самым важным, от слов которого зависит, пропустят автоколонну или будут дальше вялить на солнцепеке в голом ущелье.

Он оказался на редкость телегеничным. Густая трехдневная щетина, слегка запавшие щеки и низко нависающие надбровья привели в восторг круглолицего москвича в джинсовом костюме. Он аж кроссовкой притопнул и восхищенно сказал своему напарнику с камерой:

- Какой типаж!

- Ага, - кивнул тот, профессионально прикладывая глаз к завернутому резиновому обшлагу видоискателя, - типичная жертва Бухенвальда.

Оператору пришлось встать на одно колено, поскольку он был выше Мамеда на полторы головы. Тот распрямил спину перед объективом.

- А вот это не надо! - осадил его круглолицый, покручивая в руках пачку "Мальборо". - Обратно ссутулься. Как оно ничего? - бросил коллеге.

- Нормально! - ответил тот, жмуря левый глаз. - Воды попей, скомандовал Мамеду.

Он оторвал левую руку от камеры и слегка повел, подкрепляя жестом команду. Мамед отхлебнул из пластикового баллона тепловатой воды и поморщился.

- Отлично! - обрадовался круглолицый и вытащил из пачки сигарету. Теперь к машинам иди!

Мамед пошел, чувствуя на спине оптический электронный взгляд, и потихоньку все-таки выпрямился.

- Так, теперь плавненько уходи на солдат, на бэтээр, теперь на колючую проволоку. - Послышался сзади режиссерский голос. - Сфокусируй на колючке, а машины на фоне как бы размыты. Готово?

- Снято, - отозвался оператор.

Мамед развернулся обратно, чтобы поговорить, спросить, по какой программе показывать будут. Но телевизионщики прошли мимо, словно выкачали из него своей камерой все интересное, а пустая оболочка их не интересует. Круглолицый досадливо его обошел, прикуривая на ходу.

А Вахида снимать вовсе не захотели. Слишком толстый и улыбается. А он-то так гордился своей мужской упитанностью и на худого Мамеда свысока поглядывал. Корреспондентская возня длилась часа полтора, потом наступило затишье. Солнце застыло в зените. В раскаленном ущелье стояло душное марево. Тошнотворно пахло спиртом. Это из перегретых цистерн стравливались пары.

Матерясь сквозь зубы, шоферы узкими тропками спускались с дороги в каньон, чтобы ополоснуть лицо ледяной водой и набрать канистры. Потом карабкались наверх и поливали раскаленные емкости, охлаждали. Вода испарялась почти мгновенно.

Мамед сидел в тени своего КАМАЗа на свернутом матрасе и лениво наблюдал, как мучаются другие. У них с Вахидом был девятитонный молоковоз, а его цистерна специально так устроена, чтобы содержимое не нагревалось. Безделье их не томило, раздражала неопределенность и, так сказать, бытовые условия. Пограничники каждый день притаскивали прицеп-цистерну, единственную на всю округу, содержавшую в своем эмалированном чреве не спирт, а всего лишь артезианскую воду. Делалось это во избежание эпидемии. Нескольких дураков, хлебавших прямо из бурной Арцхи, увезла скорая с подозрением на дизентерию. Оно и понятно: дорога идет вдоль каньона, на дороге полтыщи машин, в каждой по два мужика. И ни одного туалета. Куда все течет? А где постирать и помыться?