живот в кровь. От матери попало за лазание по деревьям. Так, что не знал, как лучше спать: на спине или на животе. Если мать иногда могла строго наказать его или Юльку с Ольгой, то дед и бабка их не трогали никогда. Один раз, правда, Кольке досталось и от деда. Ногой в сапоге по голой заднице, как по детскому мячику.

Конечно, было за что.

Находясь у дяди Егора, отправился с Ленькой за водой на речку. Зачерпнули по ведру воды и собирались было идти до дому, но к противоположному берегу подошли две бабы в выходных одеждах. Они возвращались из церкви и, не захотев обходить через весь город, понадеялись, что кто-нибудь их перевезет на лодке. Были они, повидимому, с Нахаловки или еще откуда, где речка не под боком. Иначе могли бы знать, что лодки у всех уже вытащены на берег и стоят с перевернутыми вверх днищами, готовые для профилактики. Стоял уже ноябрь, и по утрам вода реки у самого берега покрывалась тоненьким ледком.

Бабы, видно, прошли немалый путь вдоль берега реки и успели убедиться, что лодок на плаву нигде нет. Возвращаться = не близко. Увидев ребят, они суматошно закричали, боясь, как бы не ушли, стали просить перевезти через речку. На все доводы пацанов, что этого сделать они не смогут, женщины не обращали внимания, упрашивали, буквально умоляли, обещали дать по рублю... Ну не смогли ребята объяснить, что лодка течет, не просмолена, что им вообще не разрешают ее трогать... А против обещанных "по рублю" не устояли.

Пообещав вернуться, ребята отнесли воду и, к немалому удивлению тети Поли, Ленькиной матери == то, бывало, вообще не дошлешься == решили принести еще воды. Взяли одно ведро. На берегу Ленька снял пальтишко. Перевернули свою старую плоскодонку (в тех краях лодки в основном == плоскодонки) и спустили ее на воду. Сели сами. Вода равномерно поступала в лодку через множество отверствий в днище. Отверствия были маленькие, и Ленька успевал отчерпывать воду ведром. Колька греб кормовым веслом. Баб предупредили еще раз, что лодка протекает. Они молча дружно закивали головами в цветастых платках, но когда сели в лодку, сразу же стали шарахаться, испуганно взвизгивая. Под их тяжестью вода стала набираться в лодку быстрее, ее фонтанчики из днища стали намного выше. Иногда вода перехлестывала в лодку через борта. Теперь Ленька греб, а Колька еле успевал отчерпывать воду. Ленька едва не плакал, просил, чтобы бабы не шарахались, но они ему не очень внимали, и, наконец, лодка, зачерпнув правым бортом, быстро пошла ко дну. Хорошо, что до берега оставалось всего метра два. Ленька был на носу и выскочил на берег быстро, а Колька стоял на кормовой банке по пояс в воде и не решался идти из лодки, чтобы не вымокнуть по горло. Но не стоять же вечно на банке? Вдобавок ко всему, ведро спокойно поплыло по течению и поймать его не удалось. Бабы с чертыханьем и руганью шли одна за другой к берегу по грудь в воде. Их нарядные юбки вздулись на воде колокольчиками, и женщины выглядели, будто две большие кувшинки. О,как они ругались!..Они стали совсем не похожи на тех благочинных женщин, которые упрашивали ребят перевезти их в Юсово. Не верилось, что шли они из церкви. А когда Ленька крикнул им, уходящим, вслед: "А как же по рублю?.." == они в ответ разразились такой бранью, что Кольке с Ленькой стало будто не так страшно после случившегося возвращаться домой...

Тетя Поля всплеснула руками, запричитала, затем быстро их раздела и отправила на печку, развесив мокрую одежду для сушки. Забравшись на печь, ребята молчали, как пескари. Они слышали, как причитала тетя Поля, как пришел Ленькин отец дядя Егор, как Нинка, старшая сестра Шишкова, принесла пойманное ей ведерко, когда полоскала на речке белье.

Едва отогрелись, прибежала Юлька и скороговоркой объявила, чтобы Колька шел домой, так как бабушка велела идти обедать. Дядя Егор сказал:

== Скажи бабушке, что брат твой с Ленькой поймали большую щуку, такую, что сразу не сваришь. Как справятся с ней, так сразу Колька придет.

Юлька убежала. А минут через двадцать по огородной меже побежал и

Колька. Юлька все передала, как ей сказали, а бабушка хорошо знала иносказания деверя и готовилась примерно к тому, что и увидела. Колька снова разделся, бабушка его чем-то натерла и укутала в одеяло, напоив кипяченым молоком. Она топила печку, но печка была еще как следует не протоплена. Она протопилась, когда пришел дедушка. Выслушав бабушкину информацию, он поднял Кольку с постели, скомандовал: "Марш на печку!" == и ускорил его движение по приступкам "отцовским пинком по сыновней заднице".

Других случаев не было, чтобы дедушка (тем паче, бабушка) физически наказывали своего любимца.

Вообще-то Колька рос самостоятельно. Так и всю последующую жизнь старался ни от кого не зависеть. Дед научил его грамоте, купил все необходимое первоклашке, в том числе новенький портфель, на зависть всем другим школьникам, большинство из которых ходили в школу с холщовыми сумками через плечо.

А вот в школу Колька пошел не сразу. Пришел как-то к нему Славка Сигитов (он уже учился в четвертом классе) и сказал, что Кольке надо ходить в школу, что уже полмесяца, ка все учатся. Колька передал эти слова бабушке. Бабушка все приготовила ему к школе. Утром он умылся, оделся, позавтракал и пошел первый раз в первый класс. Но пришел поздно. Когда подходил к двери класса, тетя Оля Захарова давала последний звонок: занятия закончились. Александра Федоровна объяснила мальчугану, что надо вставать не в девять часов, а в семь, чтобы в половине девятого уже быть в школе. На следующий день бабушка разбудила его рано. Так начались его школьные занятия.

В летнее время на Маленьком порядочке у Кольки появлялся еще один приятель. Приезжал к своим бабушке с дедушкой из города мальчик Витя. Дом Витиных деда с бабкой соседствовал с Похлебкиным, то есть, после слома ее домика их дом стал первым по Маленькому порядочку. И вообще, он простоял на Маленьком порядочке дольше всех. Когда Николай Иванович с женой и внуками переезжал к дочери в Питер, ( она обосновалась там с маленькой Ольгой и звала всех к себе), на порядочке оставались три дома: два последних (тетки Гани и тетки Клаши) и этот дом. Через пять лет он стоял уже в гордом одиночестве. Старики доживали свой век на старом месте. Его звали дедом Степаном или Степаном Петровичем, ее == бабкой Игнатьевной. Она была немного туговата на ухо, но глаз был зорок, как у молодой. Их взрослые дети жили в разных местах и приезжали со своим потомством навестить родителей. Витька был старший сын их дочери Раи. Витькина и Колькина матери дружили. Колька помнит, когда был еще совсем маленьким, мать брала его с собой к подруге, где они слушали патефон, говорили о чем-то своем, танцевали... Пробовали научить ребятишек, но ничего не получалось. Они еще не улавливали мелодий и ритмов.

Любимым занятием мальчишек летом было кататься на лошадях верхом или присутствовать на сенокосе. К одиннадцати годам уже каждый из них не только ловко орудовал граблями, но и мог запрягать и распрягать лошадь, под присмотром стпршего ходить за плугом, молотить цепом зерно, косить. Правда, в ряд с другими косарями их бы никто и не подумал поставить, быстро пятки обрежут, но подкашивать у кустиков, в ложбинках, на склонах давали в основном им. Отрадную картину представлял обед во время сенокоса. Его устраивали в самое жаркое время дня. Вытирали травой и прятали в тень косы. Бабы убирали грабли и расстилали широкие платки или скатерти тоже где-либо в тенечке. Подкреплялись тем, что приготовили дома. Обязательно присутствовал квас. Раскладывали на скатерти хлеб, мясо, лук, соль, огурцы, помидоры, картошку...

Мужики подшучивали над Егором Наумовым, который всегда к обеду приносил яйца, сваренные вкрутую.

== Что-то ты, Егор, одни яйца таскаешь. Ты че ж, ничем другим не питаешься что ли? Ни мяса не принесешь, ни сала, ни курятинки...

Укора в бедности боялись больше всего. Никто не хотел выглядеть бедным. При существующей советско-крепостнической системе люди продолжали тянуться к достатку; не достигали его, но тянулись. Так было заведено испокон веков, их предками. Тянулись из последних сил до